Однажды летом стадо из семнадцати дельфинов-бутылконосов провело целую неделю в заливе Камусфеарны. Они чуть ли не выжидали, когда выйдет лодка, чтобы поиграть с ней. Они никогда не прыгают и не шалят, если рядом нет зрителей, но когда мы оказывались среди них в лодке с навесным мотором, они затевали свои шальные и бесшабашные игры в прятки с нами, в некоторого рода водные жмурки, в которых мы в лодке считались практически слепыми и были мишенью всевозможных сюрпризов, на которые они только способны. Начало было всегда одинаковым: они идут плотной стаей, их плавники появляются из воды при долгом мощном рывке вперёд каждые пять-десять секунд, а мы следуем за ними, пытаясь подойти к ним как можно ближе.
Когда мы приближаемся к ним метров на пятнадцать, вдруг наступает тишина, и они, невидимые, подныривают под лодкой и появляются у нас прямо за кормой. Иногда они задерживаются под водой на несколько минут, а мы выключаем мотор и ждем. Вот тут-то и наступает их черёд. За всю свою прошлую жизнь, и какие бы другие зрелища мне не предстояло увидеть в будущем, я навсегда запомню славное величие прыжка дельфина, когда они выскакивают из воды друг за другом на целых три метра вверх и описывают высокую параболу из блестящего серебра у самого борта лодки. В то время у меня возникло ощущение, что я уже видел такое, но не мог вспомнить где. Позднее я понял, что это неоспоримо напоминало мне скорострельные залпы пиротехнических ракет. Ревущий звук разрыва ракеты сопровождался хриплым выдохом, когда каждый дельфин буквально выстреливал себя почти вертикально из волн.
В этом косяке дельфинов было с полдюжины детишек длиной не более полутора метров, в то время как родители были около трёх с половиной метров. Детишки всегда держались рядом с мамашей, всегда с правой стороны, и я заметил, что, когда мамаши прыгают, то всегда проделывают только те акробатические трюки, которые строго по силам их отпрыскам, и подымаются лишь на половину высоты бездетных особей.
Те, кто был в составе того косяка дельфинов, общались голосом, вполне различимым человеческим ухом. Это бывало редко вблизи лодки, а как правило, когда они отплывали от неё на расстояние сотни-другой метров. Когда они вырываются на поверхность сильным движением вперёд, то один из них или сразу же несколько издаёт нечто среднее между резким свистом или писком на одной ноте, длящейся, пожалуй, секунды две. Странно как-то, но я нигде не могу найти письменного свидетельства о каких-либо звуках, издаваемых китами, так чётко и даже навязчиво слышимых над водой, как эти. Северный дельфин-касатка, или вернее дельфин Риссо, который на несколько футов длиннее бутылконоса, также водится летом в заливе Камусфеарны. И хотя в годы охоты на акул я обычно считал их морскими клоунами, постоянно резвящимися в неуклюжих и неподходящих позах, те, которые появлялись в Камусфеарне в сравнении с бутылконосами были степенны и солидны. Почти всегда это были самки с приплодом, которые заняты серьёзным делом кормёжки и устранения опасности. Они обычно не подпускали к себе лодку так близко, как другие дельфины, казалось, им неприятно присутствие человека, и если их часто преследовать, то они вскоре вообще уходят из залива.
Вопреки утверждениям в большинстве учебников о том, что дельфины Риссо - редкость, в действительности - это наиболее часто встречающийся вид малых китов, которые бывают на Гебридах летом. В годы моей охоты на акул, когда наш флагман "Морской леопард" целыми днями бороздил море в поисках плавников другой формы, редкую неделю мы не встречали с полдюжины косяков этого вида. Как и большинство других видов китов рыбаки называют их по своему. Они дают отдельным видам такие названия, которые иногда вводят в заблуждение учёных, так что в результате лишь относительно очень редких отличий отдельных китов устанавливается наличие конкретного вида. Рыбаки с саком называют дельфинов Риссо либо "прыгунами", либо "скакунами", слова, которые выводятся из их якобы бесцельных и беспорядочных прыжков. Ни дельфины Риссо, ни бутылконосы не перемещаются как белобокие и обыкновенные дельфины чередой длинных прыжков низко над волнами. И те, и другие прыгают только тогда, когда шалят и резвятся.
По сути дела любой мало-мальски опытный глаз не спутает плавник дельфина Риссо с любым другим, за исключением самки дельфина-касатки. "Корова" - довольно странное женское название для самого свирепого из морских животных, "бык" - звучит несколько лучше для её кровожадного сожителя, но эти названия используются уже давно и такими должны оставаться. Воображение напрягается, пытаясь подобрать сравнение у наземных животных, касатку называли морским волком, морским тигром, морской гиеной, но ни одно из них в действительности не годится, и пожалуй, нет другого такого млекопитающего, сравнимого с ней по неразборчивой свирепости.
Любой пишущий о дельфинах-касатках считает нужным дать описание того, что обнаруживают у них в желудке. И верно, его содержимое создаёт такое яркое впечатление, что можно, пожалуй, повториться. У этой конкретной касатки нашли ни больше, ни меньше как тринадцать бурых дельфинов и четырнадцать котиков. Трапеза достойная Гаргантюа, даже можно сказать левиафана, и всё же в сравнении с большими китами касатка - небольшой зверь, самец - длиной не более восьми метров, а самка - и вообще метров пять, в то время как взрослый бурый дельфин достигает почти двух метров, а средние виды котиков - немного меньше. Касатки охотятся стаями, и даже большие киты побаиваются их, стая набрасывается на их могучий язык, который сам по себе может весить тонну, и когда его вырывают, гигант истекает кровью до смерти, а касатки в это время пожирают его.
Когда я писал это, в нескольких сотнях метров отсюда на берегу лежала свежая туша коричневого котика. Передней части головы у него не было, кто-то отгрыз ему морду до самых глаз, а в боку у него была рана длиной с полметра, вырвано мясо и жир, и потроха торчали наружу. Тут возможны различные версии, хотя ни одна из них не представляется правдоподобной. Это типичная работа касатки в охотничьем азарте. На острове Хискейр смотрители маяка рассказывали мне, что видели, как касатки рвали котиков на куски потехи ради, а не для пищи. Они бросали искалеченные и умирающие жертвы в шхерах.
