Но в этот момент из её груди вырвался клинок, покрытый рунами.

— Хватит, — тихо произнёс я, провернув рукоять.

Послышался хруст ломаемых рёбер. На пожухлую траву брызнула тёмная кровь. Навья упала рядом со стонущим Гордеем, на ладонях которых я заметил слабый свет — исцеляющая магия. Но она вряд ли поможет, с этой заразой по-другому надо бороться.

Но сейчас не до этого.

Я посмотрел на дрожащее тело девушки, что уже приняла своё истинное обличье. Золотистые искорки почившей нечисти медленно оседали с её бледной кожи.

Рухнул пред нею на колени. Осторожно приподнял обеими руками голову. Рута захрипела, кашляя кровью. Уставилась на меня стекленеющими, широко распахнутыми глазами. Открыла рот, силясь вымолвить что-то.

— Тише, — я наклонился ниже.

Мне полагалось убить её за содеянное без всякого суда, но проклятая жалость на сердце лежала тяжким грузом. Молодая, нежная, красивая, озорная. Искавшая в жизни не просто мужской ласки и случайного внимания, но чего-то заведомо большего и искреннего.

— Что же приключилось с тобою такого, что связалась ты с нечистой силой, несчастная? — пробормотал я.

Рута скривилась от боли. Снова затрепетали её посиневшие губы. И я склонился так низко, как только мог.

— Отец… мать бил… и меня… а однажды зарезал… её… случайно, — она снова закашлялась. Вздохнула, судорожно цепляясь за мой рукав негнущимися пальцами. — Испугался… решил следы… замести… сварил… меня заставил… помогать ему заставил…

Я видел её глаза так близко. Они были полны слёз и безумия. А ещё боли человека, который в страхе за собственную жизнь варил убитую мать. Немудрено, что Рута после такого переживания в уме повредилась.

— Кости тут… в овраге… зарыли, — продолжала девушка. — Я… боялась отца… смерти искала… Пришла сюда… цветы… маме… а тут… встретила…

Покрытый испариной и грязью лоб девушки наморщился. Она старалась найти имя той силе, что вселилась в неё, но не могла.

— Навью, — подсказал я.

Рута отрывисто кивнула.

— Она… помощь обещала… отца подставить… отомстить… город к рукам прибрать… поддержкой стражи… заручиться.

— И заставила тебя похищать людей, убивать их, а их заколдованным мясом кормить горожан, чтобы зачаровать всех? — предположил я. А когда девушка снова кивнула, спросил: — Но ведь на старого скорняка ночью отец твой напал?

— Это морок нечистый, — она запрокинула голову в конвульсии. — То я… была… Отец и знать… не знал… Не… знал…

Я ждал, что она скажет ещё что-то. Хотел услышать её истаявший голос. Но наступила тишина. Взор девушки остановился. Не на мне. На синеве над нашими головами, где по бескрайнему, чистому простору лениво проплывали стада кучерявых облаков.

Я устал неимоверно. И всё же занимался тем, что помогал ратнику залечить раны. Чтобы занять себя. Отвлечься от всего того ужаса, что творился в этом городишке под носом у стражи столь долгое время. Да и чтобы хоть как-то почувствовать себя полезным.

— Шрамы всё равно останутся, — подумалось мне вслух.

— Пёс с ними, — сквозь зубы процедил Гордей, пока я прижигал его раны магией.

Парнишка держался стойко. Надо отдать ему должное. Он и крови много потерял. Да и процедура эта была далеко не самая приятная. И всё же терпел. Потому как понимал, что в борьбе против заразы Навьи магия — это лучший, проверенный метод.

— Как ты всё понял? — вдруг спросил Гордей.

— Что именно?

— Что это не злыдень. Да и вовсе не сам трактирщик, — с мрачным видом пояснил белоратник.

Я потёр лоб. Делиться своими мыслями с юнцом из Белой Рати мне не хотелось нисколько. Особенно после всего произошедшего. И всё же я заговорил, чтобы не думать о Руте и всех тех, кого её руками сгубила кровожадная нечисть.

— Злыдни редко в людей вселяются, — начал я. — А те злыдни, которых мы в землянке встретили, были вообще на диво сильны, раз двоих стражников легко убили. Они питались болью и страданиями тех, кто нашёл свой конец в том подвале. Оттого и стали сильнее. Но сами злыдни себе такой промысел организовать никогда не додумаются. Они жестоки, но неимоверно тупы.

— А Навья? — в вопросе Гордея звучал интерес.

— А Навьи именно такие гнёзда с запасами себе и устраивают, — заметил я, а сам подумал о том, что землянку надо бы спалить ко всем чертям, пока там больше никто не завёлся. — Только Навьи в мужчин не вселяются никогда. В женщин исключительно. То ли традиция у них. То ли энергетика не позволяет. То ли просто мужиков ненавидят люто. Сложно сказать. Но полагаю, что на рагу пускали как раз мужчин. Одиноких путников. А это могло означать только…

— Что трактирщик невиновен, — завершил за меня мысль ратник. — Вернее, виновен в убийстве жены, за что, несомненно, теперь поплатится, не сомневайся. Но не в других смертях. Только ты всё равно ужасно рисковал. Мог и ошибиться с девушкой.

Я горько усмехнулся. И нехотя кивнул.

— Мог. Но ведь не ошибся.

Гордей промолчал. Он задумчиво наблюдал за моими действиями, погружённый в собственные размышления. Вероятно, думал о том, как ему теперь расчищать всю эту выгребную яму, в которую обратился Дальний Посад. Меня это волновало мало. Ратник хоть и молодой, а всё же смышлёный оказался. Да и в любой момент пошлёт за подмогой. Благо, до Святограда рукой подать.

Пока я завершал лечение, а белоратник покорно сидел с мрачным видом, Нежана перестала плакать и совсем затихла подле отца. Тот лишь время от времени постанывал. Они так и притаились в лопухах неподалёку от землянки, ожидая, когда мы поможем им. Или когда совсем позабудем, чтобы после выбраться самим.

— Нежанка, обождите ещё чуть, — обратился я к девушке. — Сейчас к вам подойду.

Дочка скорняка громко всхлипнула, но ничего не сказала.

Зато отреагировал варгин. Громадная, чёрная туша уже без всякого страха пред белоратником сидела подле мёртвой Руты и зализывала раны шершавым языком. По всему его виду делалось понятно, что он готов снова ринуться в бой, ежели кто-нибудь ещё объявится на наши головы. Заслышав меня, Кот фыркнул. Дескать, сокрушался, что я о нём вовсе не забочусь.

Я усмехнулся, встретившись с ним взглядами. После поговорим.

Наши переглядывания не остались незамеченными.

— Никак в толк не возьму, как нежить может служить Ловчему, — заметил Гордей.

Ратник полез в небольшую кожаную суму у пояса. Зазвенел склянками.

— Полагаю, потому что он не служит мне, — я пожал плечами.

— Интересная у вас дружба выходит, — на лице парня появилось подобие дружелюбной улыбки.

«Семья уж скорее,» — хотелось сказать мне, но я вовремя прикусил язык. Незачем пред посторонними душу раскрывать.

Кот навострил уши, прислушиваясь к нашему разговору, но головы не повернул.

— Вот, держи, — Гордей извлёк из сумы матовый пузырёк, запечатанный воском. — Не бойся. Это зелье лечит животных любого толка. Не отравлю. Бери же. В уплату долга.

— Благодарю, — я взял предмет.

Судя по качеству стекла он стоил дорого. Само зелье внутри, вероятно, не дешевле.

Лечение белоратника мы завершили, и теперь он осторожно ощупывал схватившиеся порезы.

— Уезжайте из Посада, как можно скорее, — вдруг сказал Гордей. — Городская стража наверняка уже за нашими послала. После такого с тобой много кто потолковать захочет. И животину твою уж точно не оставят.

Я поджал губы. Кивнул, соглашаясь.

— Уйдём сразу. Спасибо.

Белоратник тем временем встал. Размял затёкшее, побитое тело. Поморщился от боли. А после медленно подошёл к трупу Руты. Паренёк наклонился и опустил веки девушки. Закрыл ей глаза, чтобы жирные мухи на них не садились. Вид у него был крайне удручённый. Зелёный ещё. Молодой. Скоро и не такого насмотрится. И не таких встретит. И ещё много раз убедится в том, что не всегда нежить страшнее людей.

— Гордей, — окликнул я. В голове возник вопрос, который отчего-то не давал покоя. — А помнишь, как ты вчера ко мне в «Весилине» подошёл? Я ещё во двор выходил пред этим?