Уму непостижимо, как он быстро так успел. Я прокручиваю в голове наш небольшой уик-энд, когда мы уехали к морю; отматываю все события снова и снова. Но всё равно ничего не понимаю. Свадьба. Малибу. Обещания быть со мной до конца дней.

Получается, Егор спланировал всё это заранее?

А Батурин тоже в этом участвовал?

Стоя перед зеркалом в роскошном платье, качаю головой. Потому что этот кошмар не может быть похожим на правду. Мой любимый мужчина женится на другой женщине, а я приглашённая на его свадьбу… Господи, неужели это всё наяву и я не схожу с ума?

Раньше Батурин говорил, что убьёт любого другого мужчину, на кого я посмотрю с любовью. Но Егора он не убил. Более того, Тагир ни разу не заикнулся на эту тему. Возможно, ему просто больно на неё говорить. А возможно, это ещё одна часть коварного плана моего тюремщика.

— Ты готова, жизнь моя? — в спальню входит Тагир и я замираю на месте, как вкопанная.

Киваю. И проглатываю ком, который подкатил под горло.

— Ты, как всегда, обворожительна, — обняв меня за талию рукой, Батурин по-хозяйски притягивает к своему телу; откровенно лапает меня и пожирает глазами. — Помнишь, о чём мы договаривались?

Киваю.

Помню, Батурин.

Я помню каждое твоё слово: приветливо улыбаться всем гостям на свадьбе Астахова. И ни на шаг от тебя не отходить. А ещё изображать примерную и влюблённую в тебя по самую уши жену. Я и люблю “по самые уши” только не тебя, а уже чужого мужа.

— Умница, — целует меня в щеку, а затем приказывает повернуться к нему спиной, чтоб он мог застегнуть на моей шее платиновое колье — подарок в честь воссоединения нашей “семьи”.

***

По иронии судьбы свадебное торжество происходит в том же ресторане, где мы впервые встретились с Егором спустя десять лет. Я как сейчас помню тот день: отмечали юбилей фирмы Егора.

В зале шумно. Играет живая музыка. Я крепко цепляюсь пальцами за руку мужа и с огромным усилием воли заставляю себя перебирать ногами. Платье шелестит при каждом моём шаге, а я ничего не чувствую, кроме стука собственного сердца, которое бьётся где-то в районе горла.

— Ты дрожишь, — замечает Тагир, но я оставляю его слова без ответа и плотно сжимаю зубы, когда в центре зала замечаю суету.

Музыка стихает. И на небольшую сцену выходит красивая женщина средних лет, одетая в вечернее платье. Я почти ничего не слышу, что она говорит, но интуитивно понимаю — ведущая. Зал взрывается аплодисментами. Освещение становится более ярким, а музыканты начинают играть романтическую мелодию.

А я только сейчас замечаю в центре зала свадебную арку из живых цветов. И возле этой арки стоит ОН! Красивый в чёрном классическом костюме с галстуком, будто только что сошёл с обложки “Форбс”.

Глаз не могу отвести.

Глубоко вздохнуть не могу.

На миг мы встречаемся с Егором взглядами. Его холодные синие глаза бегло проходятся по мне сверху вниз. Любимых губ касается пренебрежительная усмешка. И Егор отворачивается, чтоб посмотреть на другую женщину в свадебном платье, которая идёт по длинному залу ресторана, держа под руку шафера.

Я слежу за взглядом Егора и чувствую, как подо мной качается пол.

Немного. Ещё совсем чуть-чуть… И я бахнусь в обморок прямо здесь, на виду у несколько сотен гостей.

— Я хочу выйти, — цежу через зубы, пытаясь вырвать из цепких пальцев Батурина свою руку. — Пусти, Тагир.

Батурин склоняется над моей головой. И рычит над ухом, чтоб я стояла на месте и даже не смела дёргаться.

— Мне плохо, — настойчиво прошу, но Батурин только усиливает тиски, причиняя мне физическую боль.

Ведущая объявляет в микрофон: “А теперь жених и невеста могут обменяться кольцами”.

Я только мельком смотрю на Егора и его жену, в которой узнаю помощницу Катю, как к горлу с новой силой подкатывает противный ком.

Зажав рот рукой, умудряюсь вырваться из плена Батурина. И рвануть в уборную.

Закрывшись в кабинке, стою над унитазом. Прочищаю желудок. Внутри всё содрогается до боли. Но меня рвёт без остановки.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.

— Юля, с тобой всё хорошо? — волнуется Батурин.

Беру небольшую паузу. И выхожу к Тагиру через несколько секунд.

— Тебя вырвало?

— Да. Я же говорила, мне плохо.

Приложив тыльную сторону ладони к моему лбу, Тагир хмурится. И говорит, что я бледная, белее мела.

— Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста, домой, — мой голос дрожит, да и плевать. Мне давно плевать, что думает обо мне мой тюремщик.

***

Сжалившись, Батурин всё-таки отвозит меня домой. Я запираюсь в своей спальне на втором этаже. И не выхожу.

Упав на кровать, лицом в подушку, лью слёзы. Сердце обливается кровью, ведь перед глазами стоит свадебная церемония Егора и Кати.

Голова болит. Чувствую, как в висках сжимаются сосуды. А сердце стучит с такой бешеной скоростью, что кажется, оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Встав с кровати, подхожу к зеркалу. И смотрю на своё отражение. Страшная. Жалкая. И это я!

Дурацкие мысли заползают в голову. Я будто в бреду, не ведая что творю, двигаюсь в сторону балкона. Открываю настежь дверь, и морозный воздух дует мне прямо в лицо.

Зачем мне теперь такая жизнь?

Я потеряла всё ещё десять лет назад.

Сделала неправильный выбор. И лишилась: дочери, любимого мужчины. Судьбы своей лишилась.

Я жила чужой жизнью все эти десять лет.

Надоело!

Подхожу к перилам на балконе. Смотрю вниз на тротуарную плитку. Ха! Полёт будет коротким. И надеюсь, смертельным.

Перелажу через поручни. Двумя руками держусь за перила. Ноги дрожат, и я зажмуриваюсь.

Один.

Два.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Три.

Я разжимаю пальцы. И делаю шаг в пропасть…

Эпилог

Эпилог

— Состояние вашей супруги нам удалось стабилизировать. Угрозы жизни миновали, но впереди предстоит курс реабилитации.

— Доктор, Юля станет прежней?

— Физически? Да. Но… Тагир Даянович, вы же понимаете, что психическое здоровье Юлии Тимуровны оставляет желать лучшего. Я бы порекомендовал вам обратиться к хорошему психиатру, иначе инцидент может повториться.

— Да, конечно. Я всё понимаю…

Голоса в моей голове замолкают. И я снова проваливаюсь в пустоту. А когда прихожу в себя, то с трудом открываю глаза. Щурюсь, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. Но окружающее пространство плывёт.

Шевелю пересохшими от жажды губами. И будто почувствовав, что я очнулась, ко мне начинают приближаться чьи-то шаги.

Силуэт мужчины, одетого во всё тёмное, вырастает надо мной как скала. Слабыми пальцами трогаю простыню и металлический поручень. Смутно, но всё же понимаю, что сейчас я лежу на больничной койке.

Острым клинком боль пронизывает сердце насквозь. Потому что я выжила…

— Душа моя, ну наконец-то ты очнулась, — голос Батурина эхом разносится по палате.

— Хочу пить.

— Что? Что ты говоришь, любимая? Я не слышу тебя.

— Воды, — прошу чуть громче, но Батурин меня всё так же не слышит. И вместо того, чтоб выполнить мою просьбу, спешит из палаты прочь — позвать доктора.

Вскоре напротив меня выстраиваются двое мужчин во всём белом. Я не вижу черты их лиц, но различаю медицинские костюмы. Значит, врачи.

Они осматривают меня едва не с ног до головы. Дают указания медсестре, как мне кажется, и уходят, оставляя нас с Батуриным наедине.

Тагир всё-таки поит меня водой. Аккуратно придерживая за затылок ладонью, он подносит к моему рту стакан с водой. Я пью жадно. Захлёбываюсь. Кашляю.

— Не спеши, милая. По чуть-чуть…

Утолив жажду, откидываюсь на подушку. Смотрю в потолок. Пытаюсь пошевелить пальцами на руках и ногах. Вроде бы получается. Только на правой ноге чувствуется неприятная тяжесть.

Устроившись на стуле рядом с больничной койкой, Батурин берёт меня за руку и подносит её к своим губам. Целует. Я не вижу лица Тагира, но чувствую влагу на коже. Неужели он плачет? Разве дьявол способен лить слёзы?