Пролог

Утренний воздух прохладен и свеж. Он пахнет смолой и своей. Я сижу у приоткрытого окна и смотрю на стелющийся от леса туман. Небо только-только начало светлеть, оттого всё вокруг приобретает оттенок таинственности: тихий шелест листвы и скрип ветвей деревьев, крики выпи и уханье совы, стрекотание насекомых. Легкий холодок пробегает по коже, но я не уверена, от порыва ветра он, или от осознания, что на многие километры вокруг нас никого нет.

Слышу шаги за спиной. Мой надзиратель и защитник в одном лице подходит и заключает в крепкие жаркие объятия. Чувствую, как сердце начинает ускоренно биться в груди. Я задерживаю дыхание, чтобы не выдавать волнения. И так кажется, что он видит меня насквозь.

– Ты замёрзла, – говорит он, проводя широкими ладонями по рукам. – Вся дрожишь.

Мне хочется сказать, что эта дрожь от его прикосновений. Ничего не могу поделать с собой, ведь каждое из них заставляет меня трепетать. Никогда прежде в своей жизни я не чувствовала ничего подобного. Более того, я ни одного мужчину не в состоянии была подпустить к себе. А сейчас всё, что мне остаётся – это пытаться не потерять окончательно голову.

– Мне не холодно, – качаю я головой, поднимая на него глаза. – Наоборот хорошо. Ты слишком жаркий.

Выходит двусмысленно, но это правда. От него веет жаром буквально. Видимо такая особенность. А от поцелуев и горячих ласк в жар бросает и меня тоже. Он улыбается в ответ на моё замечание, а затем подхватывает меня на руки и несёт в комнату. Я вроде сопротивляюсь на словах, но все равно хватаюсь за его сильные плечи и висну у него на шее. Чувствую его взволнованное сердцебиение и не могу сдержать улыбку.

Он бережно опускает меня на кровать и распахивает свою рубаху, которую дал мне в качестве ночной сорочки. Некоторое время с горящим взглядом любуется моим телом, затем касается ладонью живота и плавно ведёт к груди. Приятные мурашки расходятся по всему телу. Он слегка сжимает мои груди и потирает соски. Я чувствую, как волна возбуждения, на время утихшего, вновь приливает к низу живота. Выдыхаю через рот, невольно выдавая тихий стон. Горячая рука скользит по животу вниз. Пальцы аккуратно проникают внутрь, растирают влагу, поглаживают. Я издаю ещё один стон и закусываю губу. Он склоняется ко мне, целует горячо губы, шею и плечи. Внизу становится более влажно, я невольно выгибаюсь навстречу его руке, осознавая, что хочу уже вовсе не руку. Хочу чувствовать его в себе целиком. Хочу, чтобы он любил меня всю без остатка.

– Хочу… – вырывается у меня тихим шёпотом. – Хочу тебя.

Он улыбается, целует меня отрывисто в губы, а затем отстраняется и разводит мои бёдра. Меня снова пробивает дрожь, на сей раз от предвкушения.

Шум леса и крики птиц заглушают мои стоны. Мы с ним одни в этом месте, и у нас ещё есть время до полнолуния. А потом будь что будет.

Часть 1 «Зелёное море тайги»

Майя

– Эй, Макарова, как так вышло, что ты единственная получила у Евгеньича экзамен автоматом?

– Да забей, она тебе всё равно не ответит! Негоже боярам с челядью разговоры водить…

Слышу неприятные возгласы за спиной. Пытаюсь спрятаться от косых взглядов за «шторками волос». Ухожу из аудитории как можно быстрее. Впрочем, как всегда. Мои одногруппники считают меня какой-то выскочкой или гордой фифой, которой плевать на всех. И это самые приличные определения, которые они мне дают. Даже наша староста Света, которая, вроде как, была моей подругой и в курсе моей ситуации, примкнула к агрессивному большинству и теперь поддерживает эти глупые слухи о том, что у меня с преподами «особые отношения». Когда мне какой-нибудь доброжелатель по большому секрету рассказывает о них, я отвечаю словами известной песни: «Ах, если бы, ах, если бы… не жизнь была б, а песня…».

Но мне свои первые места в рейтинге учащихся, все высшие баллы за экзамены приходится зарабатывать, тратя миллионы часов в библиотеках или дома за упорной зубрёжкой. А те самые «особые отношения» для меня не доступны в принципе. Ни с кем-то из преподавателей, ни с одним другим парнем на этой планете. Уже очень давно я страдаю от боязни мужчин. В школе наш психолог говорила, что мой случай не похож на полноценную андрофобию, ведь в моём прошлом отсутствуют травмирующие события, что могли привести к такому расстройству. Однако жизнь это мне никак не упрощает. За свои двадцать с небольшим я не то что ни разу не целовалась, даже за руки с парнями не держалась никогда.

В детстве мама часто повторяла мне: «Майя, все мужчины – злые волки». Мы жили с ней вдвоём. Отца своего я никогда не видела и даже боялась спросить у мамы, хотя и было интересно порой. В детском саду, а потом и в школе все смеялись надо мной из-за того, что я боялась мальчиков, как огня. Воспитатели и учителя за глаза называли маму сумасшедшей и крутили пальцем у виска. Но я не могла ничего поделать, другой у меня не было, как не было и какой-нибудь тёти или бабушки, что могли бы вразумить неуравновешенную и работающую на износ мать-одиночку.

Несмотря на все её странности, она была очень хорошей – доброй, любящей, весёлой. Она растила меня, как своё сокровище и всегда баловала, насколько позволяли возможности. Мы жили с ней вдвоём вплоть до первого курса института. Всё это время я не чувствовала себя одинокой, ведь она всегда успокаивала меня. Сразу после моего поступления с мамой случился приступ. Она работала на опасном производстве и подверглась воздействию какого-то химического вещества, в большой концентрации вызвавшего анафилактический шок. По крайней мере, так мне объяснил по телефону мамин начальник, сказал, что я непременно получу страховую выплату и компенсацию на похороны. Я слушала его и не понимала, как мне жить дальше. Мне было плевать на какие-то там компенсации, я хотела, чтобы она, как обычно, вернулась со смены домой. Но время проходило, а её всё не было. Так я осталась одна в огромном мире, полном злых волков, и некому теперь было защитить меня.

– Майя, постой! – кричит мне с верхнего пролёта наш куратор Ольга Леонидовна. Я вздрагиваю и поднимаю глаза.

– Простите, задумалась, – отвечаю я виновато. Преподавательница улыбается.

– Зайдёшь ко мне? Разговор есть, – говорит она загадочно, кивая наверх в сторону кафедры зоологии.

Я смотрю на часы. Следующая пара у нас в этом же корпусе, так что время ещё есть. Но я собиралась пообедать. Не позавтракала с утра и сама какому угодно волку фору дам. Но Ольге Леонидовне отказывать неудобно, она всё-таки наш куратор. К тому же я очень хочу, чтобы она стала моим дипломным руководителем, ведь других доцентов женского пола на кафедре зоологии нет. Взвесив все за и против, я поднимаюсь за ней и направляюсь в преподавательскую. Ольга Леонидовна с улыбкой предлагает мне присесть и даже угощает чаем с крекерами.

– Ты чего такая понурая? Всё хорошо у тебя?

Я киваю, скромно надкусывая пресный квадратик.

– Устала, наверное, – предполагает она. – Ты девушка прилежная ответственная, всё всегда воспринимаешь всерьёз. Иногда даже слишком. Я знаю, потому что сама была такая же.

Ольга Леонидовна, ностальгично вздыхая, на секунду задумывается. Я, стараясь не швыркать слишком громко, отпиваю налитый в кружку кипяток. Он обжигает язык, но я терплю, ибо мне ещё повезло. Могла бы сейчас вообще сидеть голодная.

– Я, собственно, о чём хотела спросить тебя, – опомнившись говорит она. – Поедешь со мной в экспедицию в тайгу?

От неожиданного вопроса дыхание моё становится взволнованным. Кусочек сухого крекера случайно попадает в трахею. Я начинаю кашлять. Тянусь к кружке, чтобы промочить горло, но понимаю, что она слишком горячая.

– С тобой всё нормально? – спрашивает Ольга Леонидовна. – Может водички?

Я интенсивно киваю. Она наспех наливает воду из кулера в пластиковый стаканчик и протягивает мне. Я к тому времени уже успеваю прокашляться. Но воде всё равно рада – она приятно холодит язык и остатки её можно вылить в чай, чтобы было не так горячо.