На ее глазах все было кончено: не менее дюжины солдат в кольчугах и белых одеждах повержены, один сложился пополам над клинком де Вира, и из него на мозаичный пол посыпались розовые потроха; Каррачи опустил свою алебарду прямо на шлем назира, разрубив металлический шлем, и жертва камнем рухнула на пол. Пленных не брали.

У ее ног лежал другой назир, мертвый или без сознания, рот его был полон крови.

Аш заметила, что впервые в бою всматривается в лица врагов, но эти все были ей незнакомы.

У нее сильно болели уши. Граф Оксфорд что-то прокричал, подняв руку в сверкающей перчатке, и солдаты, громыхая сапогами, пересекли зал и заняли позицию по обе стороны двери.

— Лестница! — крикнула Аш, подходя к де Виру, и шаги по крыше наверху заставили ее взглянуть наверх. — За этой дверью лестничный проем!

— Где главный пушкарь?

— Анжелотти!

Итальянский пушкарь по обломкам кирпичей прибежал в сопровождении людей с факелами. Аш оглядела пещеру с разбитыми каменными стенами, которая когда-то была комнатой, драпировки на стенах догорали, пол стал скользким от крови и испражнений.

— Гранаты!

— Несут уже!

— Всем прочь от двери! — закричала Аш. Дверь — каменный блок старинного устройства, скользящий на металлических шарнирах. Такая дверь выдержит взрыв. — Давай!

Сбежалось не менее десятка пушкарей отряда, де Вир заставил алебардщиков оттянуть каменную дверь; десяток лучников прицелились к дверному проему, и Аш почувствовала, как чья-то рука вдруг ударила ее по нагруднику, отталкивая назад.

Из открытой двери хлынула туча стрел — снизу, с лестницы, из-за угла, — и она машинально пригнула голову, улыбаясь Эвену Хью. К ней одновременно подбежали из дальнего конца комнаты связной от Герена и с другой стороны — Дикон де Вир.

— Двор очищен! — сообщил гонец.

Она рискнула выглянуть из окна в каменной стене — во дворе пыль, обломки булыжников; а под окнами, на плитках двора два-три распростертых тела в кольчуге и белых верхних одеждах, надетых поверх доспехов. С каменных рам окон сыпалась пыль от попадания в них стрел с черным оперением.

С противоположной стороны большого внутреннего двора какой-то назир болезненным голосом скрипел приказы.

— Пусть так и остается! Не тратить стрел! Нам надо будет еще выбираться отсюда. Что, Дикон?

— Там, в дальнем конце лестничного проема, у них открыта дверь, и они стреляют из дальнего конца той комнаты!

— Ну на фига нам теперь хорошие манеры, — на ее почерневшем лице блестели белые зубы, на губах — циничная ухмылка, голос сиплый, в ушах звон, лицо похолодело от ветра, несущего пыль по разрушенной комнате, от этого ветра теперь было не заслониться — не было даже городской стены. — Швыряйте гранаты! И захлопните эту гребану ю дверь!

Команда Анжелотти зажгла запалы и покатила брызгающие искрами бочонки по полу через комнату к лестничному проему. Де Вир вместе с ее людьми прижался плечом к каменной двери: все нажали на нее одновременно.

Металлические шарниры взвизгнули и застряли.

Дверь открылась на три четверти, и ее заклинило.

Срывая горло, Аш закричала: «ЛОЖИСЬ!» — и упала ничком на острые обломки камней.

Всем телом она ощутила, как ее подбросило на воздух взрывом. Еще два взрыва последовали сразу после первого; Эвен Хью в своей куртке на подкладке чуть не задушил ее, упав сверху и прикрывая ей спину в доспехе; и тут же она опять оказалась на ногах рядом с валлийцем; они перебрались через обломки в другой конец комнаты, лучники, громко ругаясь, поднимались с пола из-под окон, Джон де Вир и с ним трое копейщиков тоже встали с пола, Флора спешно и сердито забинтовывала раненого — тот визжал, лицо ее было грязным и сосредоточенным; и Аш побежала в тот конец комнаты, где была дверь.

— СУКА ГЛУХАЯ! — крикнул ей в ухо Эвен Хью.

— Кто-то же должен это сделать!

Чувствуя, как под металлическим наустником ее разбирает смех, уже не замечая, что латы впиваются в тело, Аш с шумом вылетела через отверстие между дверью и стеной на широкие ступеньки лестничного пролета, во тьму, освещаемую только горящими факелами из комнаты напротив, и прямо перед ней какой-то человек прицелился в нее.

Она отметила шлем в форме желудя, кольчугу, развевающуюся мантию и в руке — поднятый меч. Мгновенно узнаваемый силуэт врага. Она уже двигалась, обеими руками подняв над головой меч; ее руки сами взметнули клинок и рубанули вниз по четкой, выписанной дуге — прямо на его поднятую руку.

Она не разрезала его кольчугу: склепанные звенья амортизировали остроту клинка. Но под рукавом кольчуги, от силы ее удара, раздробился его локтевой сустав.

Он пронзительно заорал — от боли или от гнева?

Кто тут с ним? Кто прячется за ним?

Ощутив дрожь от удара через свои кольчужные рукавицы и камзол, Аш резко бросила свой клинок вниз, ткнула куда-то и снова подняла его вверх; еще раз бросила его вниз, не тратя ни секунды на размышления; она с силой вонзила в него клинок, попав в сочленение между шлемом и бездействующей рукой, которую удерживала только кольчуга между шеей и плечом.

И снова, и снова, безотчетно хрюкая, она наносила удар за ударом; она быстро свалила его, вкладывая в эти удары всю свою природную жестокость. Он свалился мертвым задолго до того, как Аш перестала убивать его; и вот она остановилась, готовая к встрече со следующим…

Никого.

С ее нагрудника, тонким слоем стекая по блестящей, как зеркало, стали, капала красная кровь. Нижний край стального нагрудника болезненно врезался ей в тазовую кость.

На долю секунды она осознала, что в дальней комнате — только пыль, дым, тишина, каждая жилка в ней дрожала от нетерпения…

На нее налетел Томас Морган, наткнулся ей на плечо, в руках тащил ее знамя и кричал:

— Ату его! Лев идет!

Эвен Хью постарался оттолкнуть ее в сторону своим жилистым телом, туда, где были его копейщики: и в итоге оба они вместе наткнулись на дальнюю стену, под хриплый смех лучников Герена.

Ничто больше не движется, никого…

Комната напротив пуста, пустая лестничная площадка, никто не бежит вверх по каменной лестнице…

Почерневшие от пороха стены лестничного проема истекали кровью.

Аш остановилась, на лице ее заиграла жестокая улыбка.

От горячего запаха горящей плоти она ощутила рвотные позывы.

Они побежали наверх по лестнице в самый неудачный момент, эти враги. У ног Аш лежала отсеченная рука, кровь все еще била из белого узла плечевого сустава, в этой руке до сих пор был зажат меч. На половине витка винтовой лестницы лежали вперемежку трупы. Как всегда бывает с мертвецами, они напоминали валяющуюся развеселую компанию, обрызганную красной краской или известью, бросившую мечи и луки как попало. Но руки не сгибаются под таким углом, ноги не подвернешь под себя таким образом; из-под слоя пыли на Аш уставилось мертвыми глазами дочерна обгоревшее лицо: Тиудиберт, назир Тиудиберт; нечего рассматривать лица лежащих рядом, и так ясно — это его восьмерка.

И все же она смотрела. Гейзерих, и Барбас, и Гайна, молодые ребята, мальчишки не старше ее. Лица вполне узнаваемы, хотя сорванный взрывом шлем Гейзериха унес с собой почти всю его челюсть. В открытых глазах Барбаса отражался дымный свет факелов: следом за ней с топотом подходили люди Эвена и копейщики Рочестера, Нед Моулет, Генри де Тревиль.

В ней вспыхнула радость: глубокая, непристойная, мстительная, исключительно минутная радость.

— Очистить путь! — приказала Аш. Солдаты ворвались в комнату, расположенную напротив на этой лестничной площадке.

Убитого ею визиготского солдата отволокли за одну руку и бросили под стеной, чтобы освободить проход.

Она хотела увидеть его лицо в тусклом свете. Она ведь помнит лица многих, кого встречала в доме Леофрика. Этот был неузнаваем, из-под подкладки шлема торчали мягкие коричневые волосы. Двумя ударами клинка она рассекла его лицо от виска до скулы и от глаза до губ.

Она держала в памяти лица почти всех, убитых ею за пять лет.