Вместо холодной стали переборок стены были отделаны какой-то разновидностью пластика, то ли полифена, то ли формика, в виде панелей, окрашенных в приятные для глаз пастельные тона. Пол выстлан толстой, заглушающей звуки шагов резиной. Расстеленная нам под ноги ковровая дорожка шла от одного до другого конца коридора. Вместо резкого, ничем не затененного света висящих над головой ламп, разбросанных в беспорядке, от закрепленных в панелях неоновых трубочек шел теплый рассеянный свет. В коридоре было несколько дверей. Одна или две из них были открыты, что позволяло видеть прекрасно обставленные комнаты, мебель в которых напоминала мебель кают старшего офицерского состава на линкорах. Бурение нефтяных скважин вынуждает людей жить в тяжелых условиях, но в часы, свободные от работы, бурильщики на этой буровой вышке, видимо, жили совсем неплохо. Найти такой комфорт, граничащий почти с роскошью, в металлическом марсианском сооружении, находящемся на расстоянии многих километров от берега в открытом море, казалось чем-то сверхъестественным и вместе с тем, как ни странно, нелепым.

Но более всего из всех этих проявлений комфорта меня удивило то, что там были скрытые громкоговорители, расположенные вдоль коридора через определенные интервалы. Из них доносилась музыка, тихая, но достаточно громкая для той цели, которую я поставил перед собой. Когда последний из нас пересек порог комнаты, Кеннеди повернулся и посмотрел на Ройяла.

– Куда мы, направляемся, сэр? – Да, он действительно был образцовым шофером: любой, кто обратился бы к Ройялу и назвал бы его «сэр», заслуживал медали.

– В комнату генерала. Идите впереди.

– Я привык обедать вместе с бурильщиками, – твердо сказал Кеннеди.

– Только не сегодня. Не теряйте времени на споры и поторопитесь.

Кеннеди тут же поймал его на слове. Вскоре почти все отстали от него метра на три. Все, за исключением меня. Я знал, что времени у нас в обрез, и тихо, наклонив голову и не глядя на него, прошептал:

– Можем ли мы позвонить по телефону в город?

– Нет. Разговор прослушают. Один из людей Вилэнда постоянно дежурит в радиорубке, где работает оператор, соединяющий буровую вышку с городом. Человек Вилэнда прослушивает все разговоры: и когда звонят сюда, и когда звонят отсюда.

– Вы видели шерифа?

– Я видел его помощника. Он получил какое-то сообщение.

– Как они дадут нам знать, если все пройдет удачно?

– Сообщат генералу, что вы… или человек, похожий на вас, арестованы в Джексонвилле в то время, когда он отправился на север…

Мне захотелось громко выругаться, но я удовлетворился тем, что выругался про себя. Возможно, это лучшее, что пришло им в голову за такое короткое время, но это решение было неудачным и граничило с провалом. Постоянный оператор мог действительно передать сообщение генералу, и я, если бы мне крупно повезло, мог случайно, оказаться рядом с ним в это время. Но подручный Вилэнда, наблюдающий за оператором, сообразил бы, что сообщение фальшивое, или вообще не передал бы его, или передал бы с опозданием на несколько часов, да и то в виде шутки. Кроме того, не было ни малейшей уверенности в том, что даже тогда это сообщение могло бы достичь моих ушей. Все, все могло провалиться. Люди могли умереть только из-за того, что я не получил это, так необходимое мне известие. Это уже была не неудача, это был провал. Тревога и огорчение, которые я испытывал, были настолько сильными, а крайняя необходимость получения известия настолько отчаянной, что я стал мучительно искать выход.

Музыка неожиданно оборвалась. В это время я и Кеннеди как раз поворачивали за угол, который на какую-то секунду отрезал нас от остальных. Я воспользовался этим и, замедлив шаги, тихо спросил:

– Оператор, работающий на коротких волнах, дежурит постоянно или нет?

Кеннеди колебался.

– Не знаю. Мне кажется, что когда он куда-нибудь уходит, то включается звуковой сигнал. – Я знал, что он имеет в виду. Когда по какой-то причине оператор вынужден выйти из радиорубки и оставить радио без присмотра, а в это время кто-то звонит издалека, то на этот случай в радиорубке имеется прибор, подающий звуковой сигнал, который поступает на пост прослушивания.

– Вы умеете работать на коротковолновом передатчике? – спросил я. Он покачал головой.

– Вы должны помочь мне, Кеннеди. Очень важно, чтобы…

– Тальбот!

Это был голос Ройяла. Он слышал мои слова, я был уверен, что он слышал их. Если у него появится хоть малейшее подозрение, можно считать, что я и Кеннеди обменялись последними словами в своей жизни и что с нами покончено. Я быстро преодолел ступеньки, на которые отстал, но потом стал все больше замедлять шаг и оглядываться по сторонам с выражением удивления на лице. Ройял был в трех метрах от меня, но я не заметил никаких признаков подозрительности или враждебности на его лице. Вместе с тем его лицо никогда не отражало его впечатлений или настроений: Ройял давным-давно забыл, что на его лице может быть какое-то выражение.

– Подождите здесь, – отрывисто сказал он, прошел вперед, открыл дверь, заглянул в комнату, огляделся вокруг и сделал нам знак, приглашая войти. – Все в порядке. Проходите.

Мы вошли. Комната была большая, более шести метров длиной, и роскошно обставленная. От стены до стены красный ковер, квадратные с матовыми стеклами окна обрамляли красные шторы, на креслах зеленые с красным ситцевые чехлы. В одном углу комнаты находился бар, рядом с которым стояли высокие стулья с сиденьями, обитыми красной кожей, вблизи от двери стоял стол с поверхностью из пластика и вокруг него восемь стульев. В противоположном углу, как раз напротив бара, был альков, отделенный занавеской от остальной части комнаты. Это была столовая, двустворчатые двери которой открывались внутрь. В этой столовой генерал обедал, когда приезжал на буровую, обходясь там без особых удобств.

Вилэнд уже ожидал нас. Казалось, к нему вернулись его обычное хладнокровие и невозмутимость, и я должен был согласиться с тем, что его холеное лицо с гладкой кожей, аккуратными усиками и благородной сединой на висках как нельзя лучше вписывалось в интерьер этой роскошной комнаты.

– Закрой дверь, – сказал он Лэрри и, повернувшись ко мне, кивнул в сторону занавешенного алькова. – Вы будете обедать там, Тальбот.

– А как же иначе, – согласился я. – Вы меня наняли. Я ваш слуга и должен есть на кухне.

– Вы будете обедать там по той простой причине, по которой не встретили в коридоре ни одной живой души по дороге сюда. Неужели думаете, что нас устроит бригада бурильщиков, члены которой будут бегать взад и вперед и кричать направо и налево о том, что по буровой вышке расхаживает Тальбот, убийца, которого разыскивает полиция? Не забывайте о том, что здесь есть радио и что сюда ежедневно доставляются свежие газеты… Мне кажется, пора пригласить официанта, генерал. А вы какого мнения на этот счет?

Я откинул занавеску, прошел в альков и сел на стул, стоящий у маленького столика. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Меня тревожил Ройял. Я воспрянул бы духом, если бы узнал, что он ни в чем не заподозрил меня, что подошел к нам, желая убедиться, что все в порядке, прежде чем мы пошли в столовую генерала. Вместе с тем я лихорадочно искал, где совершил ошибку и чем выдал себя. Мое внимание было слишком занято животрепещущими проблемами, и я совсем забыл, что должен играть роль убийцы. Если бы я был настоящим убийцей, которого разыскивает полиция, то старался бы прятать лицо при виде людей и никогда бы не ходил один, стараясь смешаться с другими людьми и затеряться среди них. Со страхом заглядывал бы за каждый угол, прежде чем идти дальше. Но я не делал ничего подобного. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем Ройялу придет в голову удивиться, почему я не предпринимал никаких мер предосторожности.

Я услышал, как открылась дверь и в комнату кто-то вошел. Наверное, это официант. Генерал снова стал хозяином, а Вилэнд превратился в его подчиненного и гостя: талант генерала переходить от одной роли к другой, его удивительный дар владеть собой в любых обстоятельствах производили на меня все большее впечатление по мере того, как я наблюдал за ним. У меня появилась надежда, что разумно рассказать генералу кое-что из происходящего. Попробовать найти у него поддержку и помощь в одном серьезном деле. Теперь я убедился, что он отлично может скрывать свои истинные чувства и может играть на два фронта, если этого потребует ситуация. Но все дело в том, что он был за тысячу километров от моей надежды вступить с ним в контакт.