— Нам было нелегко, потому что ты боялась, что я могу тебя разлюбить, — Антихрист говорит как-то даже грубо, чеканит. Он ведь не дурак, всё всегда видел. — Вспомни себя на аванпосте, Делия? Ты отстранялась осознанно, не позволяла себе чувствовать, почему? Ты боялась обмана, боялась того, что я банально найду кого-то получше. И я не в праве винить тебя за это, это вполне нормально. Я тоже многого боялся, считал себя недостаточно умным и опытным для тебя. Но Корделия, — она чувствует тепло его пальцев на плече. — Почти три года прошло. Я разлюбил? Нет. Разве этого недостаточно? Ангел мой, я действительно был совершенно точно ребёнком и наивно полагал, что отношения — это признания в любви, секс и цветочки. Но теперь я знаю, что этого мало, не волнуйся. А насчёт того, что мы разные, — Майкл тихонько, бережно, но надёжно обвивает её талию со спины и делает то, что так долго желал все эти годы — зарывается в блестящие карамельные, свежие кудри носом, готовый растаять прямо здесь, — мы оба были с людьми, которые полностью подстраивались под нас, которые совпадали с нами. Я не был счастлив ни минуты. Это ужасно. Скучно, будто твой партнёр кукла без собственного мнения и увлечения.
— В этом и проблема, Майкл, — она разворачивается и мягко убирает его руки, сжимаясь, но смотрит прямо и сожалеюще, — ты был несчастлив с Амелией.
— Что ты хочешь этим сказать? — приподнимает бровь блондин и скрещивает руки на груди.
— Думаешь, мы смогли бы простить друг друга? Я не хочу тебе врать и говорить, что все эти годы были Адом и ужасом. Да, первый год, может, чуть больше таким и был. Но, — она хотела бы посмотреть виновато, но вины своей не чувствует, ни в этот раз, скорее сожаление, — но потом всё изменилось. Мне было хорошо с Астаротом, — либо он выйдет из себя сейчас, и ей будет проще, либо…она понятия не имеет, чего ждать. Она изменилась и больше не может, как её прошлая версия, безрассудно броситься по зову чувств вновь в неизвестность. Да и уйти без разрешения демона всё равно не выйдет.
— Хорошо не отлично, Делия, — всё ещё стойко держится.
— Тц, — злится ведьма, — ладно. Мне было отлично, так понятнее?! Раз в отношениях должно быть доверие, слушай, — девушка сжимает руки в кулаки, — он любит меня, и мне это нравится. Любит безо всяких жертв и ссор, он поддерживает меня и никогда не обвиняет. И мне нравится, когда, — притормаживает на минуту, думая, делать ли ему ещё больнее. Ну раз хотел уверить, что они смогут всё забыть, пожалуйста, — когда он трахает меня по полночи, ясно?! Нравится так, что я готова это повторять снова и снова, даже если без любви! — белокурая тяжело дышит и выжидающе смотрит, анализируя. Майкл не выдерживает, как и ожидалось. Однако слов о том, что она вся такая виноватая предательница, ворожея не слышит. Он резко наступает, заставляя её вжаться в стену, заключив в тупик, ставя руки по бокам от её головы и злобно смотрит.
— Хотела сделать мне больно? Сделала! Довольна? Думала, я свалю после этого? Так вот, Гуд, обломись и послушай меня, — Антихрист наклоняется ближе к её лицу, — то, что тебе хорошо, говорит о том, что ты просто устала от лежащей на тебе ответственности, во-первых. Во-вторых, ты не меньше инфантильна, чем я, Корделия, даже не думай это отрицать. Тебе нравится не его любовь, а то, как ты выглядишь рядом с ним. Тебе здесь спокойно, на этом твоя симпатия и основывается, не более. И неужели тебя нужно затаскивать куда-либо силой и издеваться над тобой, чтобы ты позволила о себе заботиться? Да ты мазохистка, моя дорогая. Только вот я давно не мальчик, и мамочка мне не нужна, так что если хочешь тотальной заботы — я в клочья разорвусь, но дам тебе её. Только в отличие от Астарота это забота не будет смешиваться с тотальным контролем. А в данный момент, Корделия, тебе нужен не мужчина, не партнёр, а папочка, что спрячет от проблем, которые ты не хочешь решать. Ты боишься пойти со мной не потому что не уверена во мне, ты в себе сомневаешься. Ты научила меня тому, что отношения — это работа над собой, это компромиссы и уступки с обеих сторон, это труд и старания. А ты больше не хочешь стараться. Тебе удобно, когда всё делают за тебя, ты боишься, что у тебя после этого не будет получаться работать с партнёром, а я не боюсь, я готов к этому. Да, мы столкнёмся с проблемами, да, будет пиздецки тяжело, но ты будешь счастливой. Помнишь, как мы мирились после ссор? Даже осадочек не оставался, потому что даже во время скандала нам всё равно было хорошо, мы любили друг друга. А теперь ты не хочешь напрячься и создать свой комфорт, предпочитая оставаться на готовом. Вот только все твоё удовлетворение — лишь последствие изменённого сознания. Ты внушила себе, что Астарот просто ошибся, когда был паскудой, чтобы не сойти с ума. Но факт остаётся фактом: ты здесь была и будешь заключённой, и никакая его даже самая искренняя, блять, любовь, не изменит этого!
Да, он был прав во всём, она не спорит. Достал из глубин то, в чём себе Гуд отчаянно не хотела признаваться. Вот только если он считает, что это поможет…
— Рада, что мне не пришлось говорить об этом самой, спасибо. Да, Майкл, ты прав, — ведьма наклоняется и выскакивает из тупика, отходя в сторону, с грустным сожалением смотря на парня. Поумнел, повзрослел, возмужал. Такой любой понравится. И незачем ему страдать с ней. — И я не хочу менять свой комфорт, пусть и скучный и с «изменённым сознанием» на эфемерное счастье. Я не знаю, насколько наши отношения реальны. И Астарот ни за что не даст мне уйти отсюда.
Майкл снова сокращает расстояние между ними, не слушая почти, что говорит эта особа. Он знает, что она это из вредности, отыгрывается на нём за все обиды, видит, как ей это необходимо, ужалить побольнее. От хорошей девочки мало чего осталось, но ему и такая нравится. Кудрявый обнимает её, поплотнее, пряча от всего, прижимая к оголённой из-за расстёгнутой рубашки груди и целует. Целует уверенно, не оставляя шанса отвертеться от него, порывисто, импульсивно и горячо, как умел он и только он. И она вновь не успевает понять, как ответила на этот спасительный поцелуй. Ворожея возвращает объятие, приподнимаясь на мысках и обвивая руками его широкую шею. Кофе и миндаль, она сейчас с ума сойдёт. Вот он, запах, который кружит ей голову, провались этот Лэнгдон в бездну. Каждую клеточку окутывает спокойствие, не вымученное, не деланное, а настоящее спокойствие, и Делия забывает, что она и где она. Любимые губы такие сочные и нежные, давно сменили ярость на милость, ласкают и утешают и девушка чувствует, как сгорает.
— Так я и думал, — улыбается сын Дьявола, опуская ладонь ей на затылок и целуя в лоб, — ты всё ещё любишь меня, — и его самого охватывает такое недостающее умиротворение. — Плевать я хотел, как ты там трахаешься с ним, рад, что тебе нравится. Мне с Амелией сначала тоже неплохо было, чтоб ты знала. Но меня тебе не заменить, как и мне тебя. Хватит мучиться, Делия. Прошу, просто скажи «да». У меня есть план, как вытащить тебя отсюда.
— Лэнгдон, — она целует собственное имя на его груди. Чёрт, а он смог ошарашить её. — Какого хрена ты себя разрисовал? Скажи, что это временно, прошу.
— Даже не мечтай. Я просто не знал, как ещё выразить свои чувства. Ты для меня — самый важный на Свете человек, родная, и я хочу, чтобы все об этом знали.
— Я на знаю, что тебе ответить. Опять же, не буду врать. Прости, но мне не хочется так вот, за спиной, уходить. Делить меня никто из вам не собирается, и я действительно всё ещё тебя люблю, но ответить тебе сейчас взаимностью, Майкл… Я не могу. У меня здесь целая жизнь со своими знакомыми, связями… — она чуть было не выпалила «отношениями», но осеклась. — Я ненавижу тебя, Майкл, ясно? Вечно ты путаешь мне всё, как гром среди ясно неба… И сейчас всё, чего мне хочется — съездить по твоей всё ещё наглой роже, которая остаётся наглой, несмотря на годы, — ведьма шипит и скалится, и ей правда хочется чуть ли не убить засранца, несмотря на жар в теле и приятные ощущения. Майкл вздыхает.
— Я приду через три дня за ответом, Корделия, — серьёзно говорит тот. — Подумай, пожалуйста. Скажешь да, и я положу мир к твоим ногам. И это не пустые слова, поверь. Откажешься — уйду навсегда и не буду тебя тревожить. Подумай, счастье с тем, кого искренне любишь, или серый покой в этих унылых декорациях и вечно навязывающимся ублюдком.
