Однако, когда Ганев оторвал руки немца от горла Хауза, Баудэну ничего не оставалось, как выхватить "беретту". Все равно кругом стреляют, выстрелом больше, выстрелом меньше... "Герра доктора", стоявшего на четвереньках и рычавшего, как затравленный зверь, и полномочного представителя Генерального секретаря ООН застрелил показавшийся в дверях эсэсовец, свалив перед этим автоматной очередью самого Баудэна. Эсэсовцу уже было все равно, в кого стрелять, лишь бы убивать.
За окном снижался вертолет, посланный к Центральной генералом Улеле.
Постепенно бой на Острове стихал, сопротивление последних оставшихся в живых эсэсовцев было сломлено.
СЕРГЕЙ КАРПОВ
(18.5.2005 г.)
Сегодня я чувствую себя уже намного приличнее, чем позавчера, когда впервые очнулся. Последнее, что осталось в моей памяти, - это перекошенное от удивления и страха лицо охранника, вскинувшего пистолет, и пережитый мною ужас за Конни, которая шла следом. А потом вспышка выстрела, и... больше ничего. Ничего, кроме резкой, ослепившей меня боли.
Я обвел глазами палату, в которой лежал. Очень милая комната, просторная, светлая, уютная, совсем не похожая на больницу, скорее на номер в приличной гостинице, хотя лучше в такие гостиницы не попадать...
Боли я уже не чувствую, как и повязку на груди, потому что ее сняли, как только я попал в руки квалифицированных медиков. Сейчас тампоны на ранах на груди и на спине закреплены каким-то новым чудодейственным пластырем. Да здравствует современная медицина!
О том, что произошло на Острове, я знаю только в самых общих чертах. Обрабатывая меня, врач что-то буркнул о качестве повязки, наложенной на мои раны Джеральдом Финчли, но тут же осекся, извинившись вслух за критику человека, которому довелось выполнить несвойственные ему функции медбрата в сложных полевых условиях. В ответ на мои расспросы о том, что было дальше, после того, как я вышел из строя, что с Джерри и, главное, с Конни, он ответил только, что банда Хауза разгромлена войсками Безопасности ООН и что с моими друзьями все в порядке. Но навестить меня они пока не смогут, потому что я нуждаюсь в полном покое. И тут же ушел.
А у меня на душе кошки скребут. Что-то явно неладно с Конни и Джерри. Не верю я врачу. Если бы с ними действительно было все в порядке, они наверняка пришли бы ко мне. Уж если Конни сумела обвести вокруг пальца службу безопасности Хауза, то что ей медики...
Тут как бы в ответ на мои невеселые мысли тихо распахнулась дверь, и в комнату, опираясь на щегольскую трость, ковыляя, вошел не кто иной, как мой друг, старший инспектор СОБН Джеральд Финчли.
- Джерри! Наконец-то!.. А то я уже...
- Тихо, Сережа, не шуми. Тут порядки не хуже, чем у Хауза на Острове, - буркнул Джерри. - Еле уговорил дежурную, чтобы пустила меня к тебе. Придется теперь топать к ней на свидание, когда выпустят. Но девочка вообще-то милая.
- Что все-таки с тобой приключилось? Я ведь ничего так толком и не знаю. И где Конни?
- Сейчас все расскажу вкратце и по порядку, а то времени мало. Не дай бог, застукают врачи... Конни здесь. Не волнуйся, с ней теперь все хорошо, - добавил он торопливо, заметив мою непроизвольную реакцию. - Она тоже была ранена. Вовремя наши подоспели, а то бы всем нам троим каюк.
- Где Конни? - повторил я.
- Здесь, - состроил невинное лицо Джеральд. - Я же тебе говорил.
- Палату знаешь?
- Этажом ниже. Дежурная по этажу отказалась от денег, но купилась на твой автограф. Свой я уже ей дал.
- Так что же ты мне сразу не сказал! - не на шутку рассердился я. Пошли!
- Я посоветовался с сестрой, и она сказала, что без риска для здоровья тебе можно пять минут поболтать со мной и пять минут с Конни. Без риска для ее здоровья.
Когда я вошел в палату и увидел Конни, то какое-то время стоял, остолбенев от счастья и от жалости к ней. Она была бледна, тревожные глаза, казалось, занимали чуть ли не всю половину осунувшегося лица. Забыв о врачах и об осторожности, обо всем на свете, я бросился к ней, но Джерри удалось призвать меня к порядку. Конни не меньше, чем мне, хотелось услышать то, что уже знал Финчли и о чем могли только догадываться мы.
- В общем, дело было так, - начал Джерри, когда я спокойно уселся на край постели Конни, взяв ее за руку. - Я, как умел, перевязал тебя, Сережа, и мы с Конни решили дожидаться десанта. Но к нам неожиданно заявился Джонсон со свитой, и при них "серый кардинал". Началась пальба. Я вспомнил, что там, в сельве, у самой границы лагеря, где Хауз тренировал своих бандитов для переворота, наткнулся на могилу. На ней было написано: "Бригаденфюрер СС Юзеф Шульц, 1900 - 2005". Потом я взял пленного. Джерри сделал паузу, собираясь с мыслями. - Короче, был у Гитлера ученый, который в лагерях ставил преступные эксперименты над заключенными. Мы сейчас подняли старые архивы, раскопали документы. Об этом человеке говорили на Нюрнбергском процессе, фамилия его Крафке. Талантливый мерзавец. Так вот, он еще в гитлеровские времена добился результатов, к которым современная наука по-настоящему подходит только сейчас. Он научился вводить людей в искусственный летаргический сон или как там это правильно по-научному называется. Когда наци поняли, что их дело плохо, они решили воспользоваться его исследованиями и в буквальном смысле слова законсервироваться до лучших времен.
А потом эту "кладовку" нацистских преступников каким-то образом подобрал Хауз. Как он это сделал, я пока еще точно не знаю. И начал их вытаскивать на свет божий, когда в них настала нужда. Бригаденфюрер - это, по-ихнему, генерал СС. Там и были-то в основном старшие офицеры и генералы... Один из них умер при пробуждении, сердце не выдержало, а приятели по службе похоронили его за забором лагеря... Вот это и был "резерв 88"... - сбивчиво объяснил Джерри.
- Почему "88"? - только и смог спросить я. Все услышанное просто не укладывалось в голове.
- Да, я и тогда уже, на Острове, начал кое о чем догадываться, - не слыша меня, продолжал Финчли, - потому и сказал тебе, что мы, кажется, имеем дело с призраками...
- Что означает "88"? - повторил я.
- Восемь - порядковый номер буквы H в латинском алфавите. Отсюда "Хайль Гитлер" в сокращении "88", ведь в латинском написании оба слова начинаются с буквы H. Сейчас это уже все забыли, но одно время так приветствовали друг друга нацисты в Германии, а после окончания второй мировой войны это приветствие стало популярным среди тайных, а потом и явных фашистов во многих, к сожалению, странах.