– Да не надо меня возить, – пробормотала она. – Первый урок начинается в восемь утра. А светает сейчас уже раньше, так что ничего страшного, доберусь.

– Это даже не обсуждается, – сообщил он категоричным тоном и, закрыв холодильник, подошел к Миле, чтобы приложить ледяную сосиску к переносице. От холода, обжегшего кожу, она взвизгнула, попыталась отшатнуться, но он не дал. – Держите, давайте. Поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда. Держите, держите. Что ж вы за поперечница такая?

Поперечницей Милу называла бабушка. От этого домашнего слова веяло теплом и безопасностью. Савелий Гранатов оказался вторым в ее жизни человеком, который знал это слово. Она взялась за сосиску, и он опустил руку, довольно кивнув, что Мила послушалась.

– Что сказал этот человек? Или он просто молча вас бил?

– Нет, он сказал, чтобы я вернула то, что взяла. И еще назвал меня сукой.

– И что именно вы взяли? И где?

– Наверное, он имел в виду те четыре монеты, которые я нашла первыми и забыла у себя в кармане, – пожала плечами Мила.

Холод от сосиски расходился волнами, даря лицу облегчение. Даже кончик носа теперь не был онемевшим, да и воздух проходил уже без особого труда. Это хорошо, значит, опухоль спадает.

– Чушь! Про эти монеты знали только вы, я и Васин. Даже полиции мы про них не рассказали, по крайней мере, о том, что они остались в вашем кармане, полицейские даже не догадываются. Не думаете же вы, что Олег Иванович, добравшись до дома, первым делом отправил к вам какого-то громилу?

Мила молчала.

– По крайней мере, я этого точно не делал, – добавил Савелий. – Даже не думайте. У нас обоих была возможность забрать у вас эти монеты, будь они нам зачем-то нужны, прямо там, у заброшенного дома. Так что нет, у вас явно пытались забрать что-то другое. Что?

В его словах, надо признать, была логика, вот только ничего другого Мила ни у кого не брала.

– Я не знаю, – жалобно сказала она. – Просто понятия не имею.

– Ладно, – смягчился он, глядя в ее несчастное лицо. – Выяснится рано или поздно.

– Вы думаете?

– Уверен. Все тайное всегда становится явным. Ладно, выглядите вы уже лучше, поэтому я, пожалуй, вас оставлю.

Видимо, в глазах Милы мелькнуло что-то неосознанное даже ею самой, потому что он поспешно добавил:

– На время. Мне нужно уладить кое-какие дела, но потом я вернусь, чтобы убедиться, что у вас все в порядке. Пожалуйста, заприте за мной дверь, никуда не выходите и никому не отпирайте. Во сколько вы гуляете с собакой?

– Что? В шесть.

– Значит, к шести я и приеду. Заодно привезу продуктов. Сбросьте мне список, что купить. Дверь никому не открывайте. Если что, сразу звоните. Это понятно?

– Понятно, – пискнула Мила.

– Ну и хорошо.

Прозвучали тяжелые, очень мужские шаги, хлопнула входная дверь, в которой Мила быстро повернула ключ, проскрипели ступеньки деревянного крыльца, зашуршал гравий дорожки, затем послышался шум отъезжающей машины. Значит, преступник все-таки приходил пешком.

Сосиска в руке растаяла, и Мила засунула ее обратно в морозилку. Не выбрасывать же. Критически осмотрев свое отражение в зеркале, она пришла к выводу, что катастрофа не так уж и глобальна. Отек почти спал, наливающийся краснотой синяк под глазом, конечно, будет заметен, но его размер теперь небольшой, не во всю щеку. Так что темные очки завтра действительно спасут от позора, хотя и не от излишнего любопытства.

Чтобы отвлечься от хаотичных мыслей, а главное – от поминутного бросания взгляда на часы (даже самой себе Мила не хотела признаваться, что ждет шести вечера), она принялась за уборку, стирку и прочие домашние хлопоты, которые выпадали на воскресенье. По-хорошему, к шести часам нужно еще приготовить ужин, но продуктов в холодильнике не имелось, потому что запасов Мила действительно не держала, а в магазин сходить не успела.

Ей даже в голову не приходило нарушить запрет и выйти из дома, чтобы добежать до супермаркета в двух кварталах. И дело было не в том, что она боялась. В любых обстоятельствах Камилла Эрнандес держала данное слово, а она обещала Савелию Гранатову, что не будет высовываться.

Конечно, он пообещал, что привезет продукты, но отправить перечень покупок Мила все-таки постеснялась. Не те у них отношения, чтобы раздавать задания. Если и вправду они вместе поведут Кактуса на прогулку, то вполне можно будет добежать до магазина и купить все необходимое, чтобы приготовить ужин на скорую руку. Этот навык – готовить быстро и вкусно – Мила приобрела у мамы. Та вообще легко могла сварить кашу из топора, все у нее в руках спорилось, и даже пирог она могла испечь за полчаса. Успехи Милы были, конечно, скромнее, но готовила она неплохо.

На часах было пятнадцать минут шестого, когда раздался звонок в дверь. Мила напряглась. Подскочив к окну, она выглянула из-за шторы, но красной «Альфа Ромео» не увидела. Так, и кто это может быть? Кактус, выскочивший в прихожую, поскуливал у двери, вертелся, но не лаял. И что это значит?

– Кто там? – спросила Мила тоненьким от напряжения голосом и с горечью подумала, что задает этот вопрос впервые с того дня, как очутилась в Малодвинске. Здесь и двери-то не всегда запирали.

– Милушка, девочка, так я ж это, – искренне удивился голос за дверью. Услышав его, Кактус забил хвостом с удвоенной силой. – Тетя Стеша. Ты что, заболела или напугалась?

Тетя Стеша была доброй соседкой, взявшей над Милой шефство в первые же дни после приезда. Одинокая пожилая женщина отчаянно нуждалась в том, чтобы заботиться о ком-либо. Объектом этой заботы стали и Мила с мамой, и Андрей Погодин, но после отъезда мамы с мужем весь шквал внимания обрушился на одну только Милу, «бедную девочку», оставшуюся одна-одинешенька в чужом городе.

Доброта тети Стеши имела вполне себе материальный результат, выражающийся в пирогах с мясом и яблоками, калитках с творогом, шанежках с капустой, пышных оладьях и тончайших блинах, а также в соленых и сушеных грибах, консервированных крепеньких огурцах, компотах и варенье, которые у Милы практически не переводились. И вот сейчас тетя Стеша стояла на пороге. Конечно, Савелий велел никому не отпирать, но вряд ли этот запрет распространялся на тетю Стешу. Мила повернула ключ в замке.

– Милушка, ты часом не плакала ли? – озабоченно спросила старушка. – Ох, ведь лиходейство какое. И где? В Малодвинске. Ужас. Вот как есть ужас.

Признаться, Мила не поняла, какое такое лиходейство тетя Стеша имеет в виду. Она что, знает о том, что на Милу напали? Но откуда? Или информация про то, что она нашла клад, уже просочилась?

– Вы проходите, пожалуйста, – сказала она, немного нервничая от того, что дверь на улицу открыта. – Вы о чем говорите-то, тетя Стеша?

– Так как о чем? Об убийстве, конечно. – Соседка всплеснула бы руками, но ей помешал завернутый в полотенце сверток. – Вот, держи, я пирожков напекла. С луком и яйцом. Горячие еще. Как узнала, что случилось, так сразу тесто и поставила. Ничто так не отвлекает, как что-то сделать своими руками. Почему бы и не пироги.

Мила машинально приняла сверток, в котором ощущалась тарелка с лежащими на ней крохотными, на один укус пирожками. Действительно горячие. Заперев наконец дверь, она пошла в сторону кухни, пригласив старушку следовать за ней. В ответ на приношение тетю Стешу следовало напоить чаем. Так уж у них повелось.

– Кого убили-то, тетя Стеша? – рассеянно спросила она, будучи уверенной, что речь идет о чьем-нибудь коте.

– А ты что же, ничего не слышала?

– Нет. Я с утра в Кузнечную слободу ездила, на новый дом Олега Ивановича Васина смотреть, а потом больше и не выходила никуда.

Мила тут же прикусила язык, потому что не знала, насколько информация о строительстве дома Васиным является конфиденциальной. Впрочем, старушка не обратила на это ни малейшего внимания.

– Так в Кузнечной слободе все и случилось, – теперь всплескивать руками ей ничего не мешало. – Там же труп нашли. А ты там была и не знаешь?