Но тогда Боги не захотели мне помогать. Или смотрели в другую сторону. Или поспорили между собой – смогу ли я и теперь выпутаться, справиться с собой, или пора отворять врата Хельхейма для приема бестолковой души опекуна.
- Ступай, - сжав зубы, вытолкнул-таки я нужные слова для конюха. – Я стану писать. И спасибо за все.
- Прощайте, молодой господин, - низко поклонился побледневший, как сама Хель, дядька, резво развернулся и запрыгнул в машину. Когда нужно, он был достаточно резвым. Я понадеялся, что он успеет покинуть пределы квартала, прежде чем мой гнев вырвется на волю. Купюру Варгова он так и не взял.
Скомканное какое-то получилось прощание.
Давным-давно, года, наверное, три уже назад, дед подсказал способ, как помочь самому себе обуздать лишние эмоции, и вернуть разуму холодную ясность. Стишок. Несколько что-то значащих строк, отвлекающих пылающий мозг от источника раздражения. Старик предложил всем известную вису Эгиля Скаллагримссона. Ну эту: Þat mælti mín móðir*…
/ *Мать моя сказала:
Ты корабль получишь,
С викингами вместе
Уплывешь далеко.
К берегу направишь
Дорогой корабль свой,
Будешь смело в сечах
Наносить удары
(с) Egill Skallagrímsson/
Нужно ли говорить, что мне не зашло? Мать? Которую я последний раз видел в шестилетнем возрасте? Корабль? Двенадцатый век на дворе! На орбите Земли уже несколько десятков тысяч спутников и штук пять обитаемых станций! Готовится экспедиция на Луну. Какой, к троллям, корабль? Космический? Дед пофыркал в усы, но согласился, что песня древнего скальда несколько обветшала. А вот другой вариант, тот что с рунами на роге* - этот помог.
/ *Руны на роге режу,Кровь их моя окрасит.Рунами каждое словоВрезано будет крепко.(с) Egill Skallagrímsson/
«Rístum rún á horni…» - выговаривал я грубые слова почти умершего языка, сжимая, скручивая в тугой клубок яростное солнце силы. Мир вокруг как-то сузился, сжался, обесцветился. Только я, волшебные слова тысячелетней давности и непокорная сила, требовавшая навести здесь «порядок».
- Здравствуй, Антон, - изогнула губы в неискреннюю улыбку встретившая у дверей в столовую женщина, числившаяся по документам моей матерью. Не «сын», не «дорогой». Просто – Антон. Боги продолжали меня испытывать.
- Здравствуй, женщина, - прорычал я на сканди. Ну а чего? Она на славянском, ибо родом из славян, и замужем за славянином. А я природный рус, и говорить желаю на родном языке. А если кому-то не по нраву грубое звучание северного наречия, так я…
«…Рунами каждое слово врезано будет крепко…»
Боги! Они с этим мужиком вообще осознавали, по какому краю прошли? Что было бы, не удержи я пламенеющий Силой гнев внутри себя?
В общем, разглядывать обстановку дома, или блюда на столе у меня особенной возможности не представилось. Опекун тут же, за обедом, ни крошки ни одного блюда которого я так и не смог в себя запихнуть, предложил выбор. Либо я ночую в гостиной на диване, ибо свободных комнат в доме нет в наличии, а в учебное заведение едем следующим утром. Либо немедля отправляемся в Лицей, где я заселяюсь в имеющееся там общежитие.
К чести подполковника, он тоже сразу перешел на сканди. Смею надеяться, не потому что решил, будто я славянский вовсе не понимаю, а из вежливости. Хоть чем-то из многочисленных правил вежества же он к своим немалым годам должен был овладеть. Впрочем, мои суровые старцы «тако же» этого опекуна к исходу первой минуты встречи уже клюками бы забили насмерть. За урон чести и достоинства господина, так сказать. Ну да они у меня люди старой закалки. К новым временам, когда сословные границы стали призрачными, а вежество заменили вежливостью, не привычные. Вот и я не стал заострять. Ураган силы только-только стал успокаиваться, и кормить его надуманными и малозначительными обидами было совсем ни к чему.
- Скажи, Антон, - вдруг осторожно поинтересовался Олеф Варгов когда мы с ним уже грузили не слишком презентабельного вида чемоданы в багажник его машины. – Прости, но сгораю от любопытства. Скажи – зачарованный Меч-Кладенец действительно хранился в вашем роду?
- Конечно, - кивнул я. И не солгал ни словом, ни жестом. И перевел разговор на другую тему. Гораздо больше замшелых легенд меня интересовавшую. – Документы в Лицей переданы полностью? Или мне нужно будет что-то добавить?
- Не беспокойся, - кивнул подполковник. – С этим у нас полный порядок. Старший, выпускной класс старшего отделения Первого Сибирского Лицея. Подготовка и экзаменация по дисциплинам достаточным к поступлению в любое высшее учебное заведение Империи… Решил уже, куда станешь поступать?
- Да, - скупо отговорился я.
- И куда, если не секрет? – не отставал мужик. – Ты пойми, мне за тебя еще два года, до совершеннолетия, нести ответственность. Хотелось бы как-то…
- Что-нибудь связанное с геологией, - снова не солгал. Каков вопрос, таков ответ. Хе-хе.
- В Томбургском унимерсиуме есть такое…
Он еще что-то болтал, заполняя воздух никчемными, ничего не значащими словами. Тем не менее, в них, в этих звуковых волнах, как в море, растворялся, вымывался и уходил мой терзавший жилы гнев. К огромному помпезному зданию самого престижного в Сибирских княжествах лицея я прибыл уже в относительно уравновешенном состоянии. Ну не без легкого волнения, конечно. Еще бы! В стенах этого заведения мне предстояло пробыть около полугода, до сдачи экзаменов и получения имперского аттестата.
Вещи выгружать не стали. Опекун обещал договориться, чтоб ему позволили въехать на закрытую территорию, прямо к дверям общежития. Я не спорил. Таскаться с неудобной поклажей по пока мало знакомым коридорам не было никакого желания.
На этой стороне двери директора – покрытая патиной медная табличка с витиевато выгравированной фамилией. Малковиц. И заваленный бумагами так, что виднелась только верхняя часть лица секретарши, стол.
- Нам назначено, - отмахнулся Варгов от вопросительного писка из-за баррикады картонных папок, и решительно толкнул дверь. – Входи, Антон.
Он думал, я не решусь? Он решил таким бесхитростным способом проверить мою решимость? Ну так его ждала масса удивительных открытий. После стариковских, «тако же», уроков вежества, я не побоялся бы ввалиться и к императору, не то что к какому-то Малковицу, стеснявшемуся своего имени-отчества. Вздернул подбородок, нацепил на губы кривую улыбочку, заложил руки за спину, и шагнул вперед.
Эту, старую часть, невероятно разросшегося учебного заведения, выстроил один из моих предков. Не то прапрадед, не то прапрадеда дед. В общем – давно. Тогда еще городом хольмгардского права был только собственно Хольмгард, а Берхольм – Лысохолмск, если по-славянски – целиком и полностью принадлежал нашему роду.
Так вот. Предок нанял самого на ту пору модного столичного архитектуса, дабы тот начертил проекты и городской усадьбы и этого вот училища для молодых оболтусов, деток вассалов и зажиточных арендаторов. Тот, я имею в виду архитекторуса, вниманием власть имущих был не обижен. Даже, можно сказать: избалован. И процесс воспитания подрастающего поколения почитал куда больше какого-то гонористого аристократа с окраин необъятной империи. Потому к постройке будущего Лицея проявил куда большее прилежание, чем к городской резиденции предка.
Кстати говоря, бывшую нашу городскую усадьбу на электронных картах города так и обозначают – Дом Губернатора, а главное здание учебного заведения – Лицейским Дворцом. Такая вот усмешка Богов. Мне полгода придется учиться во дворце.
Малковиц оказался низеньким, пухленьким мужичком с обширной лысиной и носом картошкой. И с орденом Хельги Великой «За Усердие» на левой стороне помятого, потасканного сюртучка.
- Антон? – неведомо чему обрадовался директор, стоило ему меня разглядеть. – Антон Летов?
И в какой-то один миг оказался рядом. Магия! Клянусь драккаром, хранящимся в сарае на берегу нашего озера! А как иначе этот колобок с ножками смог бы за полсекунды преодолеть шесть метров от стола до двери?
