Ага. Справа от ворот небольшая панель с номерами и встроенным в нее объективом. Должно быть, массивный дверной молоток с львиной головой просто для виду. Нажимаю кнопку третьего этажа, этажа Бена. И жду, когда его голос затрещит в домофоне.

Ответа нет.

Кто-то стучит в парадную дверь. Довольно громко, так что Бенуа, мой серебристый уиппет вскакивает и заливается лаем.

– Arrête ça! – кричу я. – Перестань.

Бенуа обиженно скулит, но потом замолкает. Пес глядит на меня, и в его темных глазах читается смятение. Мой голос тоже изменился – слишком пронзительный, слишком громкий. В наступившей тишине я отчетливо слышу свое собственное дыхание, отрывистое и тяжелое.

Никто никогда не пользуется дверным молотком. Разве только тот, кто здесь впервые. Я подхожу к окнам, что смотрят во двор. Улицы отсюда не разглядишь, но видна парадная дверь, так что, если кто-нибудь войдет, я замечу. Но никто не заходит, а прошло уже несколько минут. Очевидно, это не тот, кого, по мнению консьержки, стоит впускать. Хорошо. Что ж… Хоть я и недолюбливаю эту женщину, но ей можно доверять, по крайней мере, в этом.

Можно жить в Париже в самой дорогой квартире, но городские маргиналы все равно будут время от времени прибиваться к вашей двери. Наркоманы, бродяги. Шлюхи. Пигаль, район красных фонарей, совсем недалеко отсюда, он цепляется за рукав Монмартра. Здесь, наверху, в этой многомиллионной крепости с видом на городские крыши и Эйфелеву башню, я всегда чувствовала себя в относительной безопасности. Я могу не обращать внимания на грязь под золотом. Я научилась закрывать на это глаза. Обычно. Но сегодня… все иначе.

Я иду взглянуть на себя в зеркало, что висит в коридоре. Внимательно изучаю свое отражение. Не так уж плохо для пятидесяти. Мне удалось хорошо сохраниться, возможно, потому что я взяла на вооружение французский метод поддержания формы. Что, по сути, означает всегда оставаться голодной. В любой час дня я выгляжу безупречно. Идеальная помада. Без нее я никогда не выхожу из квартиры. Шанель La Sompteuse: мой фирменный цвет. Холодный, царственный, он как бы предупреждает всякого: «держись подальше». Стрижка – блестящий черный боб, который каждые шесть недель подстригает Дэвид Малле в Нотр-Дам-де-Виктуар. Форма доведена до совершенства, каждый седой волосок тщательно скрыт. Жак, мой муж, однажды абсолютно ясно дал понять, что не потерпит женщин, которые позволяют себе седеть. Даже если он и не всегда здесь, чтобы этим восхищаться.

Я ношу то, что считаю своей униформой. Мои доспехи. Шелковая рубашка, темные узкие брюки элегантного покроя. На моей шее шелковый шарф «Эрме» с ярким рисунком, он отлично маскирует любое разрушительное воздействие времени на нежную кожу. Недавний подарок Жака, он любит красивые вещи. Такие, как эта квартира. Такие, какой была и я до того, как имела неосторожность постареть.

Идеально. Как всегда. Как и ожидалось. Но я чувствую себя грязной. Запятнанной тем, что пришлось совершить этим вечером. В зеркале поблескивают мои глаза. Единственное, что меня выдает. Хотя лицо тоже изможденное – если присмотреться повнимательнее. Я даже худее, чем обычно. В последнее время нет надобности в диете, не нужно тщательно отслеживать каждый бокал вина или кусочек круассана. Я не могу вспомнить, что ела сегодня утром на завтрак; да и помнила ли я вообще о еде. С каждым днем мой пояс затягивается свободнее и все сильнее выпирают ребра.

Я снимаю шарф. Мне под силу повязать шарф не хуже любой коренной парижанки. По нему вы узнаете во мне одну из них, одну из этих роскошных богатых женщин с их маленькими собачками и отличным воспитанием.

Читаю сообщение, которое отправила Жаку прошлой ночью. Bon nuit, mon amour. Tout est bien ici. «Спокойной ночи, моя любовь. Здесь все спокойно».

Все спокойно. ХА.

Не понимаю, как до этого дошло. Но я точно знаю: все началось с того момента, как он появился здесь. Переехал на третий этаж. Бенджамин Дэниелс. Он все разрушил.

Я достаю свой телефон. Когда я проверяла в прошлый раз, от Бена по-прежнему не было никаких вестей. Последний раз он выходил на связь в «Евростаре»: «Уже в пути!» И потом: «На Северный Вокзал! У тебя есть аккаунт в Убер?!!!» Братец решил расщедриться и прислать за мной такси. Наверное, стоило воспользоваться предложением, особенно когда при тебе огромный гребаный чемодан.

Мне пришло новое сообщение. Только оно было не от Бена.

«Ты, глупая маленькая сучка. Думаешь, тебе сойдет с рук все, что ты натворила?»

Черт. В горле внезапно пересохло. Я удаляю сообщение и вношу номер в черный список.

Навестить брата – было спонтанным решением. Когда я позвонила Бену и сообщила, что еду, он не казался взволнованным. Правда, у него было мало времени, чтобы все переварить. Но с другой стороны, я всегда думала, что для меня кровные узы гораздо важнее, чем для моего брата. На прошлое Рождество я предложила нам вместе потусоваться, но он сказал, что занят. «Катаюсь на лыжах», – ответил Бен. Даже не знала, что он умеет кататься на лыжах.

Иногда кажется, что он стесняется меня. Я напоминаю ему о прошлом, а он предпочел бы отрезать себя от всего этого.

Мне пришлось объяснить, что я в отчаянном положении. «Надеюсь, это на месяц или два, и я оплачу дорогу, – пообещала я. – Как только встану на ноги. Я найду работу». Да. Такую, где не задают слишком много вопросов. Хотя вот так ты и попадаешь в заведения вроде тех, где раньше работала я, – не так уж много мест, куда тебя возьмут, несмотря на твои дерьмовые рекомендации.

До сегодняшнего дня я работала в баре «Копакабана» в Брайтоне. Неестественно огромные чаевые компенсировали все издержки. Частенько орава придурковатых банковских менеджеров из Лондона справляла предстоящую свадьбу какого-нибудь Дика, Гарри или Тобиаса и забивала на то, чтобы верно пересчитывать банкноты – а может, для таких парней это была сущая мелочь. Но с сегодняшнего дня я безработная. Снова.

Я нажимаю на звонок второй раз. Нет ответа. Все окна в доме снова стали темными – даже то, что зажглось в прошлый раз. Господи. Он же не мог лечь спать и совершенно забыть обо мне… или мог?

Под остальными кнопками есть подписанная курсивом: Консьержка. Как в отеле: очередное подтверждение, что место действительно престижное. Я нажимаю кнопку, жду. Никто не отвечает. Я все представляю, как кто-то смотрит на мое маленькое видеоизображение, оценивает, а затем решает не открывать.

Я снова поднимаю тяжелый молоток и несколько раз стучу им по дереву. Звук удара разносится по улице: кто-то должен его услышать. Я засекаю только собачий лай, доносящийся откуда-то из глубины дома.

Жду пять минут. Никто не приходит.

Черт.

Позволить гостиницу я себе не могу. У меня не хватает денег, чтобы вернуться обратно в Лондон, и даже, если бы и были, я ни за что бы не вернулась. Какие есть варианты… Пойти в бар… и подождать?

За спиной раздаются шаги, они гулко отдаются по брусчатке. Бен? Я оборачиваюсь, ожидая, что мой брат сейчас рассыпется в извинениях, скажет, что выскочил за сигаретами или еще за чем-нибудь. Но направляющаяся ко мне фигура не мой брат. Слишком высокий, слишком широкоплечий, на голову натянут капюшон с мехом. Он двигается быстро, уверенной походкой. Я крепче сжимаю ручку своего чемодана.

В нем все мои вещи.

Теперь он всего лишь в нескольких метрах от меня, достаточно близко, чтобы при свете уличного фонаря я могла разглядеть блеск его глаз под капюшоном. Он достает что-то из кармана. Мне становится не по себе. И теперь я замечаю. Что-то острое, металлическое поблескивает в его руке.

Я наблюдаю за ней с экрана домофона, за этой незнакомкой у ворот. Что она здесь делает? Она снова жмет на звонок. Наверное, заблудилась. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: ей здесь не место. Хотя девчонка и выглядит уверенной, видно, во что бы то ни стало решила сюда попасть. Теперь она таращится в объектив. Я не впущу ее. Не могу.