– Сегодня ночью.

– Так совсем теплый. Может и не сработать. Его вещи есть?

– Есть, талисман, камень в оправе.

– Хорошо.

–  Он даже спас меня один раз.

– О! Значит рабочий! А вот это прямо уж о-о-очень хорошо.

– Ты поможешь вернуть Валентина? – набралась смелости я. Уж располагала к себе Лайма, да и вопросы задавала правильные.

– Я бы помогла, но тут только сама. Все от тебя зависит. Сложного-то, собственно, ничего нет. Выбери жертву. Молись богам.

– И все?

– И все.

– А сработает?

– Как боги решат.

– Постараюсь тогда призвать их. И как пойдет.

– Я думаю, все получится. Красавчика уже выбрала?

– Кого?

– Того, кто больше всего на твоего суженного похож.

– Не знаю. Не все же были? Может, Фруцирон? Хотя ему до Валентина далеко. Но зато музыкант.

– Да уж. Муз-а-кант с самомнением. – Выговаривая каждую букву брезгливо отозвалась Лайма. – А вообще, те еще «красавчики». Я бы ни с одним из них в постель не легла.

– Главное с Флорентиной не конфликтуйте. – Добавила она после недолгой паузы. – А то вызовете две души в одно тело, с ума бедняга сойдет.

– Флорентина вообще против, чтобы я кого-то вызывала.

– И что делать будешь?

– Думаю, что положусь на зов своего сердца и веление богов.

– Вот это правильно.

Эфтан абд Тетрахромбиул шел впереди нас, не обращая внимания на женскую болтовню.

– А вы мастерски взбесили их! Все как я предложил!

– Разве взбесили? – удивилась я.

– Не то слово. – усмехнулся Тетра. Лайма ему поддакнула.

– Но почему? Я не заметила.

– Они умеют сдерживаться. А почему – ты разве не поняла с их слов? Сдерживание и аскеза.

– Аскеза? А сами обниматься на диване.

– Ну… – расхохотался Эфтан. – Алайнна плеткой-семихвосткой порет Диндру, что той после снится демон Самлаэль… с плеткой. – он уже хохотал вовсю.

– В общем, вы поняли. У каждого – своей ритуала. Вызывайте, кого хотите. Главное, не дайте Диане и Диндре, да ее ученикам развернуться. Иначе призовут Демона на трон человеческий, а он уж еще тот демон! Впрочем – задумался Эфтан – не выйдет ничего у них. Но нам малину подпортить могут. Так что лучше давайте мы подпортим им.

А мы вышли на улицу и по ночному зимнему городу направились в сторону, хорошо уже мне знакомую.

Вот мы у наружного вестибюля станции.

Стеклянная дверь открылась, на улицу вышли незнакомые нам люди. Пространство перед станцией освещали газовые фонари. Такие же мы видели на Мичуринском спуске.  Наконец, появилась и Флорентина. Подул ветер. Волшебница сильнее оперлась на посох, отдельные пряди ее волосы колыхались поднявшимся ветром. В блеске падающих снежинок и отраженного света газовых фонарей стояла она, в триумфе, как победительница.

– Привет, Фло! Рада снова видеть тебя! – воскликнула я, даже не думая, что так буду рада ее видеть.

– Привет, Элинчик! – воскликнула она и обняла, крепко прижав к себе.

Порадовавшись встрече, мы отпустили друг друга, и тут Флорентина заметила и Лайму.

– Привет, старая боевая подруга! – воскликнула Фло, и объятия продолжились.

– И вам долгих лет! – отвечала Лайма. – Давно не виделись. Снова сошлись судьбы у лунных дочерей. На таком ритуале, о котором раньше и подумать не смогли бы.

– Вот уж точно! – вторила ей Флора. – И знаешь, Аманда, она как раз уезжала в Черноград, еле я ее застала, всячески советовала отказаться.

– Не принимай, – говорит, – участия в ритуале, ни в коем случае!

– Видимо Вальдемарт ее совету и последует.

– Он ее не знает.

– Но чутье-то есть.

– Есть, так может и есть, Лайм… Но у нас другого выбора нет. Если мы не найдем ключ к Орбусу, не танцевать нам под луной беззаботно, как мы это делали в старые добрые времена. – Ответила Флорентина.

– Флор, ты точно уверена? – провоцировала ее Лайма – А может Аманда таки права?

– Лайма, ты понимаешь? Орбус не просто следит за нами. Он меняет нас. Не боишься, что однажды проснешься совсем другой? – грозно спросила Флора. – И будешь ты – не ты: говорить слова, которые никогда не сказала бы, совершать поступки, которые никогда не сделала бы, верить в других богов, в которых не верила? И все будет доброе-доброе, и радостное-радостное, благостное-благостное под сенью вселюбящего папы Темного Пастыря.

Воцарилось небольшое молчание, которое нарушали лишь глухие звуки наших шагов.

– Мы должны установить контакт с Тенебриусом. – заговорила Фло. – Хотя бы на несколько минут, чтоб я могла с ним поговорить.

Да уж. А я думала она его насовсем воскресить хочет.

Было поздно, и трамваи катались с очень большим промежутком. Вот вдали показались огни освещения вагончиков.

– Побежали! – крикнул Эфтан, и мы быстренько пересекли дорогу. Эфтан перелез через ограждение, и, не без его помощи, все мы оказались на станции. Флорентина, и Лайма, и я.

Забрались в теплый трамвай и скоро добрались до дома Эфтана.

– Лаймочка, привет! – обрадовалась нашей новой подруге Зухра, – давно не виделись! И она приобняла Лайму одной рукой, другой придерживая малышку.

– Ну а вы где пропадали? – картинные упреки предназначались уже нам. – Я думала, вы будете ранее! И суп давно остыл, и чай. Ну ничего, сейчас разогреем. Давайте, раздевайтесь, и быстренько на кухню.

– Держи, – протянул Эфтан супруге кулек, – вот полноценная пища для наших «птенчиков».

– Они уже сытые. Пересыплю их в банку, пусть поживут тогда до следующей кормежки.

– А они правда птиц едят? – спросила я.

– Они и крыс могут есть. Хотел бы я показать их Горготу Империоту, с которым Алайнна начинала служить злу. Тот крыс разводит. Полюбовался бы, как паучки с ними разделаются. Ха-ха.

– Ну ты что, дорогой. Им вредна такая крупная пища. За один день не управятся, а если разлагаться начнет, – отравятся.

Я подумала, и как только Зухра все успевала? И растить совсем маленькую дочку (и, кстати, ни разу не видела оную плачущей), и следить за бытом, помогать Эфтану абд Тетрахромбиулу во всей его сомнительной темной жизни, со всеми этим ордена и ритуалами.

Когда Флорентина последовала на кухню, и Зухра за ней, девушки показались мне сестрами. Уж было что-то в них похожее. Правильные черты лица, темные волосы. Хотя Зухра чуть старше и чуточку выше.

Старая кухня, уютная своей неновостью и немодностью. Зухра усадила дочку на грубо-сколоченное деревянное детское сиденьице. Стучал маятник потемневших от времени настенных часов.

Капал проржавевший кран: кап-кап, кап-кап. А за аспидным окном – черным-черно. Оркестр в соседнем здании давно уже убавил свой туш. Лишь молодежь под окнами о чем-то шумела. А на огне дымились тяжелые кастрюли.

Мы кушали борщ со сметаной, заедая коркой черствого хлеба. Только Эфтан отказался, не смотря на все уговоры Зухры. Лишь накрошил сарделек в кастрюльку и быстро сварил это хрючево на огне, и теперь с аппетитом уминал.

– Сосиски будете? – зачем-то переврав название данного продукта, предложил он.

– Нет. – дружно отказались я и Лайма. А вот Флорентина, уничтожив к тому времени суп, согласилась. (Ей все можно. Стройная, и может есть что угодно есть, и когда угодно – не набирая при этом вес).

– Ну и зря, – посокрушался Тетра с набитым ртом.

А часы все тикали.

– Пора собираться, – забеспокоилась Лайма.

– Успеем, – проговорил Эфтан, доедая сардельку. Прикончив ужин, он положил пачку «сосисок» в рюкзак, вместе с другими съестными пожитками.

– Одевайтесь теплее – пожелала Зухра. Ночью холодно. Одеяло дать?

Я хотела сказать, что нет, не надо, но она решительно всучила нам пакеты. Досталась поклажа и Эфтану.

Заботливая и внимательная у него жена.

Вышли на улицу ночного Хувала.

Лишь газовые фонари освещали пустую дорогу, и снежинки парили в столбах падающего света. Зашли в лавку. Несмотря на позднее время, она работала. Открыли дверь, но дальше путь был перегорожен массивной решеткой-клеткой, с дверцею в ней.