– Ты зачем их отвязываешь? – закричал Серега.

– Я… я…

– Ты что, не видишь, что они тупорылые, – он яростно размахивал руками, выражая свои эмоции. Серега совсем забыл про опасный предмет в своей руке и продолжал. – Что мне теперь делать? Как мне это везти? Это из моего кармана вычтут.

– Они никогда не кусались.

– Я их придушу. Накормлю отравой. Они поехавшие. Ты что, не видишь, как они себя на цепи ведут? Ну, на хрена?

– Я их прицеплю. Простите.

– Чё мне твое простите? Я всю эту срань, считай, купил. Там продуктов на две с половиной тыщи. Это восемь часов моей работы. Она у меня и так не сахар.

– Как я могу помочь Вам?

– Пристрели этих сук, – сперва Серега высказался грубо, но стал успокаиваться, хотя руки все еще дрожали от злости. – Это меня не жаль. Я – бесполезен, – агрессия стала уходить и меняться на сильную грусть. – А вы думайте! Вдруг псы на ребенка кинутся. Это же будет полная дичь! – он повернулся к месту падения и, делая шаги к развороченной сумке, отбросил в сторону горлышко бутылки.

После случилась переписка с оператором. Серега объяснял, что произошло и что его вины нет. Отправлял фото заказа и своего разбитого лица. Сняли этот заказ и дали паузу по времени, чтобы курьер хоть как-то добрался до склада и привел себя в порядок.

Заказ на Сереге отменили и перенаправили на склад. Кладовщики заново укомплектовали заказ и ждали курьера. Эта работа выпала на Виталю, так как бывший полицейский оказался ближе других к пункту выдачи. Виталя без слов забрал заказ и повез по адресу.

– Кто там? – вырвался голос из шипящего домофона.

– Добрый вечер! «Доставим с улыбкой!» – название компании Виталя озвучил без всякого энтузиазма. День получился долгим и сложным. Добавили экстрима дождь с ветром, они длились почти всю смену. Трудности забирают много сил. Благо, хоть под вечер все успокоилось.

– Седьмой этаж, – произнес клиент, и послышался звуковой сигнал открытия двери.

Во время звонка голос клиента показался знакомым. Это Виталю чуток насторожило, но лифт распахнулся, и он оказался на нужном этаже.

– О, здорова! – раздался голос, еще более знакомый, чем по домофону.

– Здорова! – машинально произнес Виталя и протянул пакеты с едой в открытую дверь, затем поднял глаза на клиента. Перед ним стоял бывший сослуживец – Гена. Они вместе работали в полиции. Гена выглядел здорово. Улыбчивый и розовощекий, он вышел встречать курьера в футболке, трениках и мягких домашних тапочках.

– А я думаю: куда пропал?

– А ты не думай! – отрезал Виталя и, улыбнувшись, обнажил оскал. Было ясно, что судьба его решила добить окончательно и вдобавок загнать пулю в лоб самооценке. – У тебя это никогда не получалось. Хотел бы узнать, где я, – позвонил бы!

– Ну, ладно тебе, – как бы извиняясь, начал Гена. – А то пять звезд не поставлю, – издевательски сообщил он и расхохотался в голос.

– Оставь себе! Еще кого-нибудь подставишь, и на погоны пригодятся.

– Так ты из-за этого! – будто удивленно начал оправдываться бывший сослуживец. – Виталя, ну, что мне делать-то было. Ты же и без того знаешь. Наше дело нехитрое. Приказали – делай!

– Даже если приказ преступный? Сокол бы тебя закопал , будь он жив.

– Ну, твои слова про преступный приказ – этого уже не доказать! – развел руками Гена. – Дело-то закрыто. Кто-ж знал, что за этого борца диаспора впишется. Тут уж либо пан, либо пропал. Да, и тебе тоже на кой черт он дался? Ну, а без Сокола ты и сам видишь, как правила изменились.

– А ты, я смотрю, перебрался в новое жилье?

– Ну, да, – улыбнулся Гена. – У меня ведь счастье! Аленка вторую дочку принесла.

– А старшая-то взрослая уже?

– Незаметно вымахала. Уже двенадцать.

– А теперь вспомни, на кого тот борец руку поднял! Вспомнил? – Виталя врезался взглядом прямо в глаза. Его верхняя губа подрагивала от злости. – Представь, что через шесть лет на месте той девочки твоя дочь окажется.

– Я за свою дочь постоять смогу, – начал говорить на повышенных Гена. Его буквально вывело из себя такое сравнение.

– Ты за нее уже постоять не смог, – продолжал Виталя низким голосом в более давящей манере. Он стоял на площадке в курьерской куртке и был ниже почти на голову. Эти моменты не меняли сути вещей, и Гена себя ощущал таким же подчиненным, как и раньше. Будто ранг – это не наличие погон, а состояние души и вагон правды за плечами. – Ты меня оговорил сначала и меня со службы поперли. А потом дело тихонько закрыли с твоего покорного молчания.

– А что я мог сделать? У меня дети. Мне ведь их кормить, – уже оправдывался глядящий из-под потолка Гена.

– Ты мог все сделать! Но делал только я. Это я о твоих детях заботился в том числе. Об их будущем. Обо всех детях в этом городе и стране. Я бы этого выродка закрыть мог! Это я мог постоять за твоих детей. Хотя у меня свой есть, и он – самое дорогое! Ты же можешь только за звездочки кланяться!

– Не надо мне врагом становиться! – опомнился Геннадий и начал пытаться опять доминировать.

– Не вижу в этом никакого смысла. Удачи в защите своих детей! –Виталя повернулся к кнопке лифта и нажал на нее.

– И тебе удачи! – со злостью в голосе произнес Геннадий. Его голос задрожал, и он немного путался в словах. Ситуация заставила служителя закона выйти из себя. – Может, курьером справедливость с-себе найдешь. Ты вылетел не потому, что ты прав или что т-тебе там казалось. Ты вылетел потому, что ты не годишься для этой службы. Ты – твердолобый идиот, – Геннадия переполняла гордыня, хотя в нем все еще оставался внутри другой человек. Тот самый, которого Гена в течение всей службы запинывал старательно в самый темный уголок своего сердца. Этот самый человек победил другого, черствого снаружи. Он вдруг неожиданно проявил себя и заставил полицейского гореть от стыда, глядя в глаза не то друга, не то злейшего врага. Он начал повышать голос, но на нервах нота взлетела до небес и очень тоненько прорезала воздух на пару-тройку звуков. – Если ты мне еще раз нахамишь, то я найду причины тебя закрыть. Ты просто оказался хуже других и незачем себя честностью оправдывать.

Виталя вошел в приехавший лифт. Двери закрылись и лифт двинулся вниз. Голос Гены утихал, а потом и вовсе пропал. Выйдя на улицу Виталя вскинул взгляд в небо. Оно было полное звезд и чистое-чистое после дождя. Ни единой тучки не осталось. Виталя вдохнул полной грудью. Его серые глаза налились слезами, а легкий ветерок взъерошил светлые волосы. Казалось, еще чуть-чуть, и слезы ручьем покатятся по щекам. Он еле шепотом произнес:

– Неужели, у всего этого есть какой-то, неведомый мне, смысл? Я не так часто общаюсь с тобой? Может, ты хоть сейчас ответишь на мой вопрос? Зачем я столько лет верил в справедливость? – Виталя уселся на скамью около подъезда. Схватив себя за голову руками, с силой зажмурил глаза на пару секунд и, когда расслабил веки, лоб изрезали глубокие морщины. Пальцами он укутался в свои волосы, что были все еще влажными от длительного дождя. – Зачем искал? Зачем творил ее? Все что сделал и сколько на кон поставил, это ведь ничего не стоит и не имеет никакого смысла. Мало того, что ничего не вышло, так и не ценится никем! – Виталя глубоко вдохнул. Немного подержал воздух в груди и выдохнул. – Фу, мне кажется, нужно поспать.

Он побрел к велосипеду. Время смены подошло к концу. Осталось вернуть велик на склад и добраться до дома.

Никита вошел в свою комнату. Его мать ходила по квартире и вовсю поливала его с ног до головы. Он, по мнению матери, не мог поступить в нормальный институт и не мог найти нормальную работу. Он иногда жалел, что все это ему говорит мама, но не потому, что ему это доставляло боль. Мать, вообще, всегда была им недовольна. Никиту раздражало, что эти слова ему придется пропустить мимо ушей. Ведь у него был единственный инструмент для решения споров, но он никогда не применит его против своей матери. У него сейчас вовсю летела переписка с рыжеволосой Алисой. Этот диалог совсем упрятал от упреков матери. Ее слова окончательно превратились в «белый шум».