Она обязана! Сделать глубокий вдох, раскрыть лёгкие. Впустить свет, чтобы начать бороться. Снова бороться за то, что так ценно.
Она знает, Гарри страдает. Он чувствовал за неё слишком сильную ответственность, что не смог тогда предотвратить кошмар, за который она сейчас расплачивается.
— Гермиона, — больным шёпотом у самого уха, — только держись.
Лбом ко лбу. Тёплый. Её Гарри.
— Всё, что я хочу — это забрать твою боль. Я не брошу тебя, слышишь? Мы справимся. Только верь мне. Верь, слышишь?
По щекам с новой силой градом стекают слёзы, обжигая кожу. Его, её — слёзы одни на двоих. Это боль одна на двоих. Это жизнь одна на двоих.
С этого момента и навсегда.
Колдунья заканчивает ритуал, проводя острым лезвием по предплечью Гермионы, на котором виднелась кровавая надпись — напоминание некогда пережитой страшной пытки.
И она вздыхает. Чувство, будто это последний вздох в её жизни. Реальность ускользает слишком быстро, оставляя ей только мрак, черноту и боль.
— Только не уходи! Не бросай меня, слышишь?!
Гарри треплет её мокрой рукой по щеке, проводит по волосам, заглядывая в глаза, в которых постепенно угасает жизнь.
Следом колдунья режет предплечье Гарри, и тот кричит. Самым что ни на есть животным криком.
Гермиона поднимает руку с огромным трудом — та будто налилась свинцом, настолько тяжёлая.
Легко, почти невесомо проводит подушечками пальцев по его щеке.
— Гарри, — вымученная улыбка трогает изодранные губы, — я всегда буду рядом. Вот здесь, — рука плавно опускается на грудь, туда, где колотится испуганное сердце. — Обещаю.
Изо рта стекает тонкая струйка крови. На мгновение становится так легко. Чернь отступила. Боль прошла.
Тело становится таким лёгким. Что, кажется, дуновение ветра способно поднять её в воздух и унести далеко-далеко.
Это могло бы случиться, если бы её не держали крепкие руки её самого родного человека.
— Нет, нет, нет! Гермиона, не закрывай глаза! Смотри на меня! Слышишь?! Открой чёртовы глаза!
Но она не хочет. Когда глаза закрыты становится ещё легче. Становится хорошо. Его крик всё тише, дальше; отпускает её.
И она уходит. Туда, где ей точно будет хорошо.
Тук-тук…тук-тук…тук-тук
Всё, что осталось — монотонные удары сердца. Чёрный вакуум поглотил всё целиком. Пустота.
Нет мыслей, чувств — страха. Телу не холодно и не жарко. Оно не чувствует ничего. Невесомость. Внутри и снаружи.
Спокойствие? Нет, покой.
Потому что спокойствие временно, покой — навсегда.
Тук-тук…тук-тук…тук-тук
Тук-тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Тук…
Тук…
Тук…
…
Холодно.
— Гермиона?
Яркий свет на секунду ослепляет. А после Гермиона видит цветы. Много самых красивых цветов. Она в теплице. Поворачивается на голос и застывает.
— Миссис Малфой?
Женщина не спеша подходит к Гермионе, касаясь холодными пальцами её щеки.
— Ты такая сильная, Гермиона. Ты многое пережила. Столько боли вынесла.
Эти прикосновения нежные, приятные. От них на глазах застывают слёзы. Они дарят покой, пока…
— Но ты должна продолжать бороться. За свою жизнь, — шёпотом добавляет Нарцисса.
— Разве ещё есть смысл?
Нарцисса еле заметно улыбается.
— Смысле есть всегда, если в него верить. Вера — это самое сильно чувство, на которое способен человек, а вера в себя — нерушимая крепость.
Гермиона всхлипнула.
— Я не знаю, есть ли у меня силы. Я так устала.
— Я знаю, милая. Но ты должна продолжать бороться. Просто поверь в себя.
Поверить в себя? Поверить в то, что достойна снова жить. Поверить в то, что сил хватит. Поверить в себя.
— Почему вы здесь, миссис Малфой?
Нарцисса снова улыбается.
— Я была рядом с тобой с самого начала.
Гермиона нахмурилась, думая, что бы это могло значить, пока догадка сама по себе не всплыла у неё в голове.
«Ангельское время»
«Говорят, если видишь зеркальное время, это значит, что кто-то с того света хочет связаться с тобой»
«Мама всегда так говорила»
— Он не простил себя, миссис Малфой.
В глазах Нарциссы цвела любовь. Цвела нежность и гармония.
— Я знаю, милая. Для этого у него будешь ты. Помоги ему простить себя.
— А вы?
— Мне не за что его прощать, — она широко улыбнулась. — Берегите друг друга, Гермиона, а я буду оберегать вас. А теперь тебе пора, милая.
Холодный солнечный свет ослепил. Всё затихло. Осталось только сердцебиение.
Тук…
Тук…
Тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Тук-тук…тук-тук…тук-тук
Сделать вдох, чтобы поверить в себя.
Комментарий к Глава 15
Что ж…вытираю лицо последней сухой салфеткой 😂
Мне очень важны ваши впечатления! Хочу прочесть о то, что вы чувствуете! Напишите пару слов, если в вас что-то откликнулось ❤️ Это подарит мне мотивацию скорее родить эпилог :)))
========== Эпилог ==========
Комментарий к Эпилог
С Богом :)))
Тёмные коридоры нижних этажей Министерства Магии были холодны и пусты. Тишина звенела, эхом скользя по гладкому полу. Всё будто замерло. Всё будто лишилось жизни. На маленьком столике около входа в коридор, ведущий к камерам временного содержания подсудимых, лежала стопка свежего выпуска Ежедневного пророка. На первой странице, как и одиннадцать лет назад, прямо по центру разместилась огромная колдография Гарри Поттера. Только текст статьи был совершенно другим.
Одиннадцать лет назад Гарри Поттера обвиняли во лжи. В глупой и опасной лжи. Но теперь… теперь таким громким заявлениям нет места, ведь глава Аврората беспристрастно смог арестовать своего подопечного. Но на этом любая информация заканчивалась, и читатель оставался в неведении до главного заседания Визенгамота, назначенного на двадцать девятое декабря.
Колдография пошевелилась, вспыхнув ярким светом вспышек колдокамер, когда из глубины коридора послышался мужской крик.
— Я не знал!
В дальней камере было светло, но всё так же холодно. Длинные лампы у потолка рассеивали голубоватый свет, отчего лицо преступника выглядело ещё более нездоровым, а лицо Гарри Поттера, который стоял, скривив губы и оперевшись руками о металлический стол, ещё более равнодушным.
— Твоё незнание не освобождает тебя от ответственности, — его голос был глухим и отстранённым.
Он всю ночь представлял, как пройдёт эта встреча. Как будут гореть костяшки на его кулаке от постоянных и сильных ударов. Как будет саднить горло от крика или щипать глаза от злости и ненависти. Но этого не произошло. Зайдя в камеру, всё, что почувствовал Поттер, было безразличие. Безразличие к человеку, сидящему напротив него во вчерашней одежде, с цепями на запястьях. Он не заслуживал ни капли его эмоций. Он заслуживал правосудия. Самого жестокого правосудия.
— Чёрт! Поттер! Я… я… я бы остановил его, если бы только знал! Я не думал…не думал, что этот ублюдок хотел сделать! Чёрт, Поттер, поверь мне! Я говорю правду!
Бесконечные оправдания Уэйна Хопкинса не оказали должного влияния на Гарри. Он всё так же продолжал пусто смотреть на подсудимого, представляя, какой приговор ему может вынести Кингсли. За то, что он сделал, Гарри бы хотел услышать про смертную казнь.
Хопкинс громко всхлипнул. Он начинал плакать.
— Я не хотел этого. Чёрт, я не хотел, чтобы она умерла. Я только…блять, да я просто хотел на твоё место! Но не того….не того, что произошло.
Гарри дёрнулся. Упоминание Гермионы резкой болью прошлось по всему телу, концентрируясь в правом предплечье. Он глубоко вдохнул, снова смотря на Хопкинса. Его взгляд вмиг ожесточился, а равнодушие смело подступающей злостью.
— Ты получишь срок, которого заслуживаешь по всем законам. И я, — Гарри снова опёрся руками о стол, наклоняясь ближе к лицу Хопкинса, — буду сидеть в первом ряду, чтобы видеть ужас в твоих глазах, когда тебя будет выводить тюремный надзиратель.
— Гарри, — глаза Хопкинса расширились от накатывающего страха. Его самого большого в жизни страха.
