Кейнан снова моргнул и слегка порозовел. Гера махнула рукой с зажатым в ней гаечным ключом.

— Наверняка что-то такое есть в его списке.

— Угу, — глухо ответил Кейнан.

Гера улыбнулась.

— Ну вот. Твоя задача, может, тут самая лёгкая. Вот судьба Зеба меня живо интересует. Кстати о нём. Чоп! Да где ты?

Чоппер с жужжанием вкатился в кабину, толкнул боком Кейнана и подъехал в плотную к Гере.

— На, — сказала Гера и протянула ему голопад. — Всё по списку. И пожалуйста, давай быстрее, ладно? Встретишь имперца — помни: мы разберёмся с ним после Нового года, хорошо? Сначала Новый год — потом месть Империи.

Чоппер недовольно забурчал.

Кейнан вздохнул, думая о том, что судьба Зеба, определённо, легче, чем его, отцепился от кресла и развернулся, чтобы уйти. И, занятый размышлениями, столкнулся с Эзрой, на полном ходу влетавшим в кабину. Эзра покачнулся и чуть не упал навзничь, но Кейнан успел схватить его за плечи и дёрнуть обратно к себе. Эзра инстинктивно обхватил его руками, и радостно сообщил: — Ты-то мне и нужен!

— Чтоб убить меня в ДТП? — спросил Кейнан, отстраняя его от себя.

— Нет, но у тебя будет шанс умереть, помогая мне, — с вызовом ответил Эзра.

Кейнан вздохнул.

— Помогая с чем?

— С подарком для Сабины. Идём.

И он энергично потащил Кейнана за собой.

— Удачи! — крикнула им вслед Гера, и Кейнан не глядя махнул ей рукой.

— Вуп, — сказал Чоппер.

— А ты почему ещё здесь? — спросила Гера. — Давай-давай, мухой, Чоп! И так ничего не успеваю, ещё куча дел.

И, не дожидаясь ответа, укатилась обратно под приборную панель.

Гера не искала лёгких путей, и на то, чтобы добыть подарки, у всех оставался этот день и максимум следующий, потому что новый год наступал завтра. Лотальский и корусантский циклы совпадали редко, и Эзра не мог поверить, что ему так повезло. Ему чудилось что-то судьбоносное в этом совпадении, в том, как всё сложилось, и вот теперь даже Новый год совпал, и он встретит его на Призраке вместе со всеми, дома на Лотале, и это будет Новый год для всех них и лично для него. Это казалось последней точкой, чем-то, что закрепляло его теперешнюю жизнь и связь со всеми, кто его окружал.

Плюс можно достать Сабине её супер редкие краски и прослыть героем.

Кейнан сел в кресло пилота, защёлкал переключателями, включая зажигание, откинулся на спинку и спросил:

— Куда мы летим?

Эзра навис над его плечом и ткнул пальцем в карту. Кейнан повернул голову и взглянул ему в глаза.

— Ты знаешь, что там? — спросил он.

— Разумеется я знаю, что там, — ответил Эзра. — Иначе бы мы летели куда-то ещё.

— Эзра… — с чувством сказал Кейнан.

— Кейнан… — в тон ему ответил Эзра.

Кейнан смотрел на него снизу вверх, Эзра не отстранялся, и Кейнан почти чувствовал его дыхание на своих губах. С каждым днём всё это становилось только мучительней, и каждый день он повторял себе, что завтра всё пройдёт. И каждый день отлично понимал, что врёт, как последний ситх. Это насморк пройдёт через неделю, а Эзра никуда не денется, Эзра будет здесь, и неважно, как он смотрит этим своим одновременно доверчивым и хитрым взглядом, как тёмная прядь падает ему на щёку, как он улыбается, приоткрывая тонкие бледные губы, как наклоняет голову и опускает ресницы, и как шрам острым росчерком проступает на щеке. Кейнан мог бы закрыть глаза и не видеть, никогда больше не смотреть на него, и ничего бы не изменилось, потому что дело было не в его синих глазах и длинных ресницах, не в тонкой нежной коже на шее и не в полупризрачной линии на щеке, не в его волосах, которые пахли травой и горячим песком, не в губах, иногда разгоравшихся ярче, словно его собственное горячее дыхание зажигало их. Дело было в нём, в Эзре, во всём, чем он был — в его стремительности и весёлости, в его смелости и безоглядности, в его открытости и внимательности, в том, что Кейнан не мог описать словами, потому что не было этих слов. Только одно: Эзра. И в нём было всё. И когда Кейнан закрывал глаза и переставал думать, а только чувствовал, он ощущал это, самую суть, то, чем был Эзра, без слов, без взглядов, без его красоты, без всего того, что сводило в нём с ума само по себе. Но Кейнан любил то, что создавало эту красоту, что делало тонкие пальцы Эзры такими горячими, что заставляло его смеяться или плакать, что отражалось доверчивостью и хитростью в его глазах, что придавало мягкости и стремительности его движениям, что делало его Эзрой. Всё, что было Эзрой. То, кем он был. Кейнан любил в нём всё, чем он был, и перестань он видеть и слышать его, перестань он прикасаться к нему и будь он где угодно — пока в этом мире остаётся хоть крупица того Эзры, которого он знает, он будет любить его. И каждый раз, глядя вот так ему в глаза, он понимал это, и каждый раз ощущал свою любовь только сильнее.

— Там чёрный рынок, — сказал Кейнан.

— Я в курсе, — ответил Эзра.

— Это опасно, — сообщил Кейнан.

— Ты предпочёл бы, чтобы я тайком полетел туда один, без тебя? — бессовестно отпарировал Эзра. — Потому что я бы полетел, ты же знаешь.

Кейнан вздохнул и отвернулся.

— Нет.

— Значит я всё сделал правильно, — победоносно заявил Эзра, и Кейнан снова вздохнул.

Да что с тобой не так? — думал Эзра. Если бы ты вот ещё секундочку не отвернулся, я бы, может, набрался смелости и поцеловал бы тебя. Я уже, между прочим, много раз вот так чуть не набирался смелости! Вот уже прямо почти сделал это! Много раз! Я прямо вот детально уже знаю, как бы это было. Причём в ста вариантах. И я, Кейнан, зуб даю, что ты тоже знаешь. Ты точно знаешь, как пахнет моя кожа, какие на вкус мои губы, знаешь всё, чего бы я хотел, и уж точно знаешь, чего бы хотел ты. Даже я это знаю, а ты всё делаешь вид, что это не так. Что вообще я делаю неправильно? Тебе кажется, что это не любовь, что я не понимаю, какой она должна быть? Да, конечно, я умираю, как тебя хочу, и только вот не надо мне тут, что ты хочешь этого меньше. Я, конечно, падаван, но я же не слабоумный и мне не пять лет. Но я хочу тебя не потому, что ты такой крутой парень… хотя, конечно, Кейнан, будем честными: ты крутой. Но вообще, конечно, я бы и просто так тебя хотел… И ведь я тоже ничего. Я только сегодня с утра проверял! Смотрел на себя в зеркало и думал: Эзра, ну ты же так хорош собой, что не так с твоим мастером? Что ему надо вообще?! Мог бы и запасть просто на твой цветущий вид. Хотя бы только на него. Мне много не надо, Кейнан, правда, я всё понимаю. Я знаю, как много вещей для тебя важнее меня. Мне не нужно, чтобы ты отказался от всего ради меня, мне нужно немного, всего ничего, и я буду счастлив, правда, потому что я люблю тебя, и мне хватит самой малости. Иногда я думаю, что мне будет достаточно только возможности коснуться тебя. Правда, потом я касаюсь и понимаю, что — нет, маловато всё-таки. Ещё бы чего-нибудь. Но пожалуйста, не думай, что я просто малолетний кретин, который не понимает, что чувствует. Ты же знаешь, что это не так, я не верю, что ты можешь не знать. Потому что ты всегда всё знаешь. Ты всегда понимаешь. Ты видишь меня так, как не видит и не видел никто и никогда. Как я могу не любить тебя только за это? Что, на это ты скажешь, что я влюбился в мастера, потому что он был ко мне добр? Я люблю тебя, потому что больше нет такого, как ты. И потому что, даже если бы был, мне он был бы не нужен. Мне нужен ты. И я не буду с тобой спорить — я не знаю, почему. И мне наплевать. Мне не нужны аргументы. Мне нужен ты.

— У тебя есть план? — спросил Кейнан.

— Ну, вроде того, — ответил Эзра.

— Отлично, — пробурчал Кейнан.

— Да всё будет в порядке, — заверил его Эзра и плюхнулся в кресло. — И главное — это единственное место, где есть хотя бы шанс найти сабинины краски. Когда мы пасовали перед трудностями, Кейнан?

Кейнан не выдержал и хмыкнул.

— Никогда, Эзра.

Эзра довольно улыбнулся и закинул руки за голову.