Литмир - Электронная Библиотека

— Как хорошо тут, — сказал Тарталья и потянулся. — Закаты в Ли Юэ, конечно, великолепны.

— Эта земля создана в точности такой, какой хотел её видеть Гео Архонт, — отозвался Чжун Ли, и Тарталья хмыкнул.

— Похоже, вкус у него отменный.

— Так говорят, — кивнул Чжун Ли и неторопливо отпил чай из изящной фарфоровой чашки.

— Послушай, Чжун Ли, — оживился вдруг Тарталья. — А ты видел Властелина Камня своими глазами? Он ведь, вроде, нисходит к вам каждый год или типа того.

— Видел, и не раз, — ответил Чжун Ли.

— И какой он? Ну, какое впечатление производит?

Чжун Ли ненадолго задумался, а потом ответил, взглянув Тарталье в глаза:

— Грозное.

Тарталья вздохнул.

— Вот всё-таки ты странный человек. То можешь час рассказывать о каком-нибудь камне, то из тебя слова не вытянешь.

Чжун Ли улыбнулся.

— Если задержишься в Ли Юэ ещё ненадолго, сам всё увидишь.

“И, возможно, больше, чем ожидаешь”, — добавил он мысленно.

План был давно готов, и Тарталья, сам того не зная, уже занял в нём своё место.

Они засиделись до темноты, болтая на самые разные темы. Чжун Ли был интереснейшим собеседником, если хотел, а Тарталья неизменно удивлял его своими знаниями о Ли Юэ и о тысяче других, менее значительных, но любопытных вещей. Единственное, что их обоих время от времени ставило в тупик — остроумие Тартальи. Он сам считал его искромётным. Чжун Ли неизменно вежливо улыбался и иногда даже, страшно себе представить, коротко смеялся, но Тарталья никогда не мог угадать, что покажется ему смешным, а что нет, а половину его улыбок и вовсе считал фальшивыми. Странно, но его это не раздражало — лишь подстёгивало интерес. Чжун Ли не был ни глуп, ни медлителен, так что в нём сложно было заподозрить зануду, не понимающего шуток. При этом он был тошнотворно вежлив и обстоятелен, и всё же даже его вежливость была отстранённой, иной, и там, где другой человек такого же великолепного воспитания не дал бы догадаться Тарталье, что его шутка не возымела успеха, Чжун Ли ограничивался лишь поверхностной улыбкой, не трудясь выдать больше, чем требовала та самая базовая вежливость.

И всё же с ним было весело. Как минимум, можно было подтрунивать над его реакциями.

Когда по всему городу уже зажглись фонари, Тарталья спросил:

— Может, пригласишь меня на ужин? — и с деланой серьёзностью добавил: — Я заплачу.

Он был слегка навеселе от цветочного вина — лишь едва, достаточно, чтобы почувствовать, как по телу разливается тепло. Он расстегнул камзол и подставил грудь ветру с моря, а когда, задав свой вопрос, обернулся к Чжун Ли, увидел, что тот беззастенчиво рассматривает его. Без страсти, со своим вечно невозмутимо-задумчивым лицом, на котором, лишь очень постаравшись, удалось бы вообразить себе любопытство. Но Тарталью бросило в жар от его взгляда. Ему почудилось в нём ощущение полного права смотреть так, как захочется, на кого захочется, словно одно слово Чжун Ли — и всё, чего он пожелает, будет принадлежать ему. Он видел, как Чжун Ли смотрел на прелестную Ин Эр — поговаривали, она была его любовницей. Тарталье было любопытно, правда ли это, и он присматривался, когда встречал их вместе. Чжун Ли был галантен — впрочем, как со всеми. Но иногда Тарталье казалось, что он ловил и не такие уж галантные взгляды. Взгляды, говорящие о большем, о том, что остаётся за закрытыми дверьми, в сладких ароматах её духов или лёгком дыме его благовоний, об ожидании мгновения, когда захлопнутся ставни и заструится гладкий шёлк простыней, и не останется больше никого. Тарталья слышал не только об Ин Эр, но и про юношей, снискавших благоволение Чжун Ли, и никогда никто не мог побиться об заклад, что эти истории — правда, но Тарталья знал: там, где слухи, есть хотя бы часть правды. Но сейчас, под его взглядом, который заставлял дыхание Тартальи учащаться, а губы — непроизвольно раскрываться в полуулыбке, он вспомнил об этом и сам будто ощутил запах духов и благовоний, и весь мир отступил, оставляя только его и Чжун Ли. И властность, которую Тарталья угадывал в его взгляде, не пугала его, не смущала, она лишь пробуждала в нём интерес, острое, воинственное веселье, возбуждение и желание подобраться к ней ближе.

— Полагаю, я сам могу заплатить за свой ужин, — сказал Чжун Ли.

Тарталья коротко рассмеялся, закинул руки за голову и вытянул ноги, чтобы Чжун Ли было что порассматривать. Он не хотел терять этот взгляд.

— Послушай, ты хоть день в своей жизни был бедным? — весело спросил он.

Чжун Ли качнул головой.

— Не припомню такого.

— Вот и не выглядишь так.

— Ты, надо сказать, тоже.

Тарталья на мгновение прищурился.

— Ну, в моей жизни, знаешь ли, многое бывало.

— Я весь внимание.

Тарталья стремительно развернулся и подался к нему, облокотившись на стол:

— За ужином?

Чжун Ли улыбнулся и отвёл взгляд.

Тарталья мысленно застонал.

Он был хорош собой, даже очень, Чжун Ли сразу обратил на это внимание. А его весёлость и любовь к бою напоминали Чжун Ли о том, что было давным-давно — о ком-то, кто был близок ему давным-давно. И сегодня, сам не зная, почему, он не мог оторвать от Тартальи взгляд. Жизнь смертных так недолговечна, иногда Чжун Ли терял счёт дням в своих путешествиях, раздумьях или заботах о Ли Юэ, а когда возвращался — его уже никто не ждал. Так же и этот весёлый и жестокий мальчишка может исчезнуть из его жизни, стоит ему моргнуть. Но всё менялось, и жизнь самого Чжун Ли должна была со дня на день измениться сильнее, чем когда-либо. Властелин Камня, о котором так жаждал побольше узнать Тарталья, должен пасть, и Тарталья, умный и самонадеянный, тщеславный, глупый мальчишка, должен сыграть в этом немалую роль. Иногда Чжун Ли думал: как же он до сих пор не догадался? Столько времени провёл в компании архонта, высматривал своим острым глазом каждую мелочь, всё стремился разузнать, а о самом очевидном даже не подумал. Может, это и не так очевидно. Тарталья просто не допускал мысли, что всё может быть так просто. Ему не приходило это в голову. Возможно, он начал бы подозревать в бою — самой точной из известных ему наук — но Чжун Ли не вступал при нём в бой, никогда. И никогда не ложился с ним в постель. Он едва заметно улыбнулся мысли, что с Тартальей это, вероятно, почти одно и то же. Он был осторожен и, пожалуй, довольно равнодушен. Но не сегодня. Сегодня перемены в его жизни казались ему близкими как никогда — и впервые вызывали волнение. Мир казался ему живее, чем обычно, отчётливей, и быстрый стук сердца Тартальи и его прерывистое дыхание были так близко, как если бы он приложил ухо к его груди. В нём била ключом жизнь — Чжун Ли же сейчас словно существовал в двух мирах, прежнем и новом, и в этом ожидании, предвкушении новой жизни и волнении разлуки со старой всё отзывалось в нём возбуждением, обостряло чувства, жаждало действия. Он снова взглянул на Тарталью. В свете фонарей его волосы отливали золотом, а глаза становились глубже и иногда, казалось, сами начинали излучать свет, как вода, отражающая солнечные лучи.

— Ещё вина? — спросил он.

— Тебе-то какая разница? — рассмеялся Тарталья. — Ты отвратительно трезв.

— Ты мой гость, и я забочусь о том, чтобы тебе было весело.

Тарталья склонил голову и почти глумливо взглянул на него из-под ресниц, но голос его прозвучал зовуще:

— Так пригласи меня на ужин. Будет весело, Чжун Ли, я обещаю.

Чжун Ли с удивлением заметил, что его собственное сердце застучало чаще. Он, сам не отдавая себе в этом отчёта, тоже подался ближе к Тарталье, скользнув локтем по столу, и его лицо оказалось совсем близко. Чжун Ли увидел, как чуть расширились его зрачки, услышал, как он коротко судорожно вдохнул — и Чжун Ли не хотел переставать видеть его таким, хотел стать ещё ближе к нему, ощутить его жар, потому что его собственный поднимался в нём, и чем ярче разгорался этот огонь, тем сильнее Чжун Ли жаждал распалить его ещё жарче.

Но у него были ещё другие дела.

2
{"b":"797506","o":1}