Литмир - Электронная Библиотека

Лина Бернштейн

Магда Нахман. Художник в изгнании

Виктории Александровне Швейцер

И от судеб защиты нет…
А. С. Пушкин

Lina Bernstein

Magda Nachman:

An Artist in Exile

Русский текст Л. Бернштейн

Магда Нахман. Художник в изгнании - i_001.jpg

© Lina Bernstein, text, русский текст, 2020

© Academic Studies Press, 2020

© Оформление и макет ООО «БиблиоРоссика», 2020

От автора

Работа над биографией художницы Магды Нахман началась осенью 2010 года, когда Виктория Александровна Швейцер, автор книги «Быт и бытие Марины Цветаевой», подарила мне копии писем Нахман и ее подруги, художницы Юлии Оболенской, и некоторые другие документы, которые она собирала на протяжении многих лет в различных архивных хранилищах. Я бесконечно благодарна ей за знакомство с Магдой и Юлией и за разрешение пользоваться собранными материалами. Ей я посвящаю перевод этой книги.

Я благодарна Марку Ястребенецкому за внимательное прочтение моего перевода и за редакторские замечания.

Я признательна коллегам-биографам, которые читали мою англоязычную рукопись на различных стадиях работы, за их критические замечания и горячую поддержку: Мэри Дирборн, Эрику Лаурсену, Дэвиду Перкинсу, Мэри и Роберту Бэгг. Я благодарна внимательным читателям моей рукописи Аннет Аронович и Алле Зейде за интереснейшие замечания.

Я благодарна Ларисе Алексеевой – автору книги «Цвет винограда», повествующей о Юлии Оболенской и Константине Кандаурове, – за обсуждение наших главных героев и за знакомство с рукописными и живописными материалами из собрания Государственного литературного музея в Москве.

Людмила Максимовская помогла мне попасть в Усть-Долыссы, где Магда Нахман жила с осени 1919 до осени 1920 года, работая в Народном театре. Она снабдила меня копиями невельской газеты «Молот» – бесценным источником информации о жизни провинции во время Гражданской войны.

Оле Бирк Лаурсен, знаток архивных материалов, связанных с анархистами, щедро делился со мной своими знаниями и снабжал меня важными архивными документами. Примавера Боман-Бехрам открыла для меня архив своей матери Хильды Хольгер и разрешила использовать письменные и фотографические документы из него. Маргит Франц поделилась со мной сведениями о культуре Бомбея между двумя войнами и о жизни там европейских беженцев. Я благодарю Кеннета Роббинса, знатока индийской культуры, за знакомство с прекрасным человеком и замечательным скульптором Кармел Берксон, которая сорок лет прожила в Бомбее / Мумбаи и которая в свою очередь связала меня с Кармен Кагал, а та представила меня нескольким кураторам мумбайских музеев и владельцам работ Магды Нахман.

Члены большой семьи Магды Нахман, проживающие в Швеции, Англии, Уэльсе, Швейцарии и в России от Москвы до Сибири, щедро делились со мной своими воспоминаниями, семейной перепиской, работами Магды и фотографиями, без чего история Магды Нахман была бы еще более неполной, чем это, к сожалению, есть. В частности, я благодарна Тео Ленеру, Софи Сейфалиан, Маргрет Прайс, Наталии Микаберидзе, Оксане Селивановой и Алексею Кнорре.

Джеру Чавда, дочь художника и друга Магды Шиавакса Чавды, была моим верным спутником на художественных выставках и в прогулках по Мумбаи.

Владельцы произведений Магды в Индии поделились со мной своими воспоминаниями и позволили сфотографировать принадлежащие им картины; это Ширин Сабавала, Хира и Адреан Стивен, Сарью Доши, Рошан Купер, Майя и Айеша Малхотра, Шаред Патель, Дэррил и Брайан Д’Монте. Я также благодарна другим владельцам работ Магды, которые нашли меня в интернете и прислали мне репродукции принадлежащих им картин, а именно Жаклин Хейл (США), Ноаму Муалему Йосефу (Израиль), Джону Бернсу, Энн Вудхолл и Луи Прайсу (Великобритания).

Я выражаю благодарность Оиндриле Райчаудхури, архивисту Института фундаментальных исследований Тата в Мумбаи.

Я благодарна редакторам издательства Academic Studies Press – Анджеле Бринтлингер и Екатерине Яндугановой за их профессионализм и доброжелательность, а Александре Глебовской – за квалифицированную и деликатную редактуру русскоязычного текста и чувство юмора.

Я приношу свою благодарность колледжу Franklin & Marshall за финансовую поддержку моих исследований, позволившую мне работать в России, Великобритании и Индии.

Я особенно обязана моему другу и коллеге Лене Неклюдовой, которая работала со мной в нескольких московских архивах, сопровождала меня в поездке в Усть-Долыссы и стала соавтором трех статей, связанных с этой биографией. Ее острый слух и требовательные вопросы спасали меня от фальши.

Я в долгу перед Давидом Крамером – моим самым проницательным читателем, беспощадным критиком, придирчивым редактором английского текста, неизменным вдохновителем.

Предисловие

В моем рассказе о художнице Магде Нахман будет много белых пятен, которые трудно заполнить. Ее поколение ушло, и сведения о ее жизни и творчестве приходится собирать по крохам в архивах, периодических изданиях того времени, по музеям и частным собраниям, в биографиях ее друзей и родственников. К тому же ей выпало жить в период эпохальных исторических сдвигов, которые не пощадили ни ее картин, ни свидетельств о ней. Я начала свое знакомство с Магдой по ее письмам. Их сохранилось и попало в мои руки немало. Благодарить за это надо ее ближайшую подругу, художницу Юлию Леонидовну Оболенскую, и исследователя жизни и творчества Марины Цветаевой Викторию Александровну Швейцер.

Виктория Александровна собиралась писать книгу о Марине Цветаевой. Она работала в РГАЛИ (ЦГАЛИ в ее время), изучая среди всего прочего фонд Оболенской – приятельницы Волошина и частой гостьи Коктебеля, сыгравшей важную роль в жизни Цветаевой. В архиве Оболенской нашлись и письма художницы Магды Нахман, автора единственного прижизненного живописного портрета Цветаевой: он был написан в Коктебеле в 1913 году. Закончив книгу «Быт и Бытие Марины Цветаевой» (1988), Виктория Александровна решила заняться историей Коктебеля как артистической колонии начала XX века. Она собрала много архивных документов из фонда Оболенской и из фонда Максимилиана Волошина в ИРЛИ, но времени на большую работу не нашла. В конце концов часть собранного ею материала попала в мои руки. С этого и началось мое исследование.

К сожалению, архив Оболенской оказался разрозненным. Сама художница надеялась поместить его целиком на хранение в Третьяковскую галерею. В конце 1920-х годов она отдала туда некоторые подготовленные ею материалы. Туда же в 1941 году, перед эвакуацией из Москвы, принесла зашитые в мешок дорогие ей письма. После ее смерти в 1945-м оставшийся архив (дневники, письма, картины) был свезен в Государственный литературный музей (ГЛМ) и оприходован как «выморочное имущество». Так как объем этого «имущества» оказался для ГЛМ неподъемен, часть его отдали в Третьяковскую галерею, часть попала в Р(Ц)ГАЛИ, большое количество документов разошлось по другим хранилищам[1]. Очевидно, в момент поступления этого материала в архивы мало кто понимал его ценность. Кое-что было списано «за ненужностью». Многое долго лежало неразобранным. А между тем здесь были картины самой Оболенской и картины, отданные ей на хранение, ее дневники (в том числе коктебельские), воспоминания о Л. С. Баксте и художественной школе Е. Н. Званцевой, письма известных поэтов, писателей, художников и письма ее друзей.

Интереснейшая часть архива – это письма подруг Оболенской, молодых художниц, учениц Л. С. Бакста, М. В. Добужинского и К. С. Петрова-Водкина в художественной школе Е. Н. Званцевой, открытой ею в Петербурге в 1906 году. Эта дружеская переписка велась с 1908 по 1922 год – до тех пор, пока события не разбросали подруг по всему свету. Все они превосходно владели словом, ярко описывали свою эпоху с точки зрения обыкновенного человека, оказавшегося в гуще исторических событий, культурных и политических. Часть этой переписки я и получила в дар от Виктории Александровны.

вернуться

1

О судьбе архива Оболенской см. [Алексеева 2017: 15–16].

1
{"b":"797490","o":1}