– Тебе не надоело? Почему ты не раскроешь ему карты? – ровным, но в то же время твёрдым тоном спросила Василиса. Угадывалось, что она давно знакома со «старцем» и никаких признаков удивления или интереса не выказывала.
– Он ищет ответы, но неправильно задаёт вопросы. Каков вопрос, таков ответ, – равнодушно проговорил «старец».
– Ещё не хватало, чтобы такие, как ты начали играть в игры. Их здесь и без вас хватает на любой вкус и на всех уровнях.
– Кто в них участвует, тот никогда не поймёт, где скрыт смысл. Они увлеченно следуют командам и им невдомёк, что есть реальность, – было невольное впечатление разочарования в голосе «старца». Казалось, он во что-то сильно верил, но «это» его раз за разом разочаровало. – Мне известно, что такое ошибаться, но я также знаю, что ошибок не существует. Они были прописаны. Это опыт. Из него либо можно извлечь пользу, либо продолжать наступать на те же грабли. Пока Ратмир будет наступать на них, он ничего не узнает и не поймёт. Он ещё слишком глубоко погружён в ту частоту, в тот быт и продолжает играть по их правилам. Для него там реальность. Его достижение лишь в том, что он перестал смеяться над возможностью другой реальности. Он стал допускать и понимать, что перед носом, возможно, и не действительная реальность, а игровая иллюзия, которой кто-то управляет.
– До каких пор им будет позволено играть в «это»? – Василиса чуть поморщилась, вспоминая о ком-то из не очень приятных знакомых. – Искажения стали слишком заметны. В компьютерных играх меньше багов, чем в современной интерпретации истории. В игре больше веры, чем в реальности. Даже деньги уже не нужны людям в карманах, они их видят цифрами и им этого достаточно. Они покупают виртуальные земли в виртуальных играх за, как им кажется, реальные деньги. Им становится не нужно живое общение, когда есть виртуальное. Скоро любовь и дружба станут исключительно виртуальными. Их эксперимент заходит слишком далеко, и они нарушают главное правило – они увлекаются эмоциями от игры.
– Ты думаешь они тоже потеряли ключ к действительной реальности? – усмехнулся «старец». – Так может в этом и суть? Когда все окончательно запутаются, останутся лишь те, кто способен жить.
– Человеку свойственно тянуться туда, где «теплее» и неважно иудей он, итальянец или казах, – резко произнесла Василиса. – Ему прописали это в ДНК. Он не проходит опыт своей очередной жизнью, а хочет напичкать её атрибутами богатства, власти и материального тепла. Он не думает про кирпич на голову. А кто думает, вгоняет себя в депрессию и прозябает в своей иллюзии реальности ещё противнее. Они охотно играют в эти игры, ведь режиссёры тоже увлеклись этим виртуальным действом.
– Пока слишком мало «багов» системы вроде тебя, – «старец» очень странно, но в то же время тепло улыбнулся Василисе. По всему было понятно, что она ему безмерно дорога, но в то же время в глазах его читалась едва уловимая грусть, когда он смотрел на неё.
– Никогда не думала, что мне будет приятно, что меня назовут багом, – улыбнулась в ответ Василиса. – Но это однозначно лучше, чем быть героем в этой паршивой игре.
– Эта игра не так уж плоха, – проговорил «старец». – Скоро ты это поймёшь.
Ратмир всегда шёл к их скамейке с западной стороны. «Словно солнце», —всегда подмечала Василиса. Он неспешно приближался к своей подруге, как будто растягивая удовольствие самого процесса ожидания их встречи. Весна уже тепло пригревала своим ласковым солнцем, но, когда оно пряталось за облака, мир словно замирал в тихом холоде, резко меняющим всё вокруг своей прямолинейностью и безысходностью. Ещё голые деревья перешёптывались между собой с помощью лёгкого ветра, словно обсуждая своих давних знакомых в образе людей, которые упорно шли навстречу друг другу и миру вместе, держась за руки. В то же время было в этом что-то грустное, что-то недоговорённое, что-то, что усиленно пульсировало внутри, но старалось не переходить границу правил. Ратмир, глядя на Василису, всегда источал всемирную теплоту, но в то же время необъяснимую вселенскую грусть, при этом не безвыходную, а лёгкую и добрую. Сначала он пытался разобраться в этом, как обычно, занявшись бесполезным самоанализом и самокопанием. Потом бросил и принял всё, как есть. С тех пор, как он начал относиться к всё большему числу вещей и чувств в этом мире подобным образом и просто принимать, а не бороться и сопротивляться, всё стало меняться, мир начал меняться, он сам начал меняться. В нём появилась уже не просто внешняя мужская сила, но что-то внутреннее, что вылилось в его безальтернативную уверенность в любом решении, в любом шаге. В любом выборе. Вот такой уверенной походкой он шёл к своей подруге. Высокий, строгий, в любимом сером пальто, похож одновременно на аристократа начала девятнадцатого века и строгого аналитика с Уолл-стрит, противоречие, которое читалось в нём и внутри и снаружи и которое не давало ему самому покоя, его кропотливому и вечно жужжащему разуму. Он пытался понять кто он, что он, для чего он. Он пытался организовать самую страшную встречу в жизни каждого человека, только далеко не каждому удаётся на ней побывать. Когда он осознал, что встреча с самим собой самая сложная, с тех пор многое изменилось. По мере его внутренних изменений менялся и внешний мир.
– Ты снова говорил с ним? – демонстративно непринуждённо бросила Василиса.
– Это так заметно? – нахмурился Ратмир. – Или ты настолько искусно читаешь меня? Это становится даже жутковато.
– Для людей всё, что необъяснимо, сразу жутковато, – усмехнулась Василиса. – Мы не будем тратить на это время.
– Мы бы потратили на это куда меньше времени, если бы ты сказала всё, что знаешь, – как можно мягче произнёс Ратмир. – Но я понимаю, что это так не работает. Только меня снова накрывает чувство приближения чего-то необъяснимо ужасного, но такого необходимого. Это заполняет меня полностью, смешиваясь с ужасом, одиночеством и ощущением, что мир сошёл с ума. Или может это я?
– Ты пытаешься обрести смысл. Конечно, ты сошёл с ума. По правилам этого мира ты именно таким и являешься, – тревожено проговорила Василиса. – Только если ты примешь и эти правила, мир тебя съест и упрячет куда следует. Ты «как будто» невзначай съедешь с катушек. Этого делать нельзя. Нужно продолжать идти, ни в коем случае не останавливаться ни на минуту, не оглядываться. Остановишься и ты проиграешь. Мы оба это знаем.
– Я не могу быть постоянно с тобой, но ведь только ты меня понимаешь, – с какой-то огромной болью произнёс Ратмир. – Почему же тогда мы здесь принимаем правила игры?
– Это не игра. Это выбор. Мы можем выбрать другой путь, но не факт, что он окажется нашим, правильным. Мы можем просто всё сломать и снова войти в игру с того места, откуда начали. У меня нет такого намерения, – уверенно проговорила Василиса, – и я уверена, что у тебя тоже.
Ратмир уже привык к мягкости и женственной притягательности своей подруги, которая тут же сменялась её уверенной решимостью и твёрдостью мысли. Ему казалось, что она всегда знала как правильно. Только потом он понял, что она просто уверена в своём выборе, в любом выборе и принимает заранее любой результат. Для неё нет ошибок, но есть только лишь опыт, который непременно стоит получать из всего в жизни и обязательно применять, иначе какой смысл? Именно смысл он пытался понять и в их встрече в этом мире. Ведь ничего не бывает просто так. Только теперь он понимает, что она для него проводник в саму суть смысла, именно она движет многими его решениями и подспудно помогает делать выбор, который приходит по щелчку, как ему казалось, как должно. Он всё чаще стал жить этим принципом и делает, что должно, а будет то, что будет. Только теперь он стал понимать, что ничего никому не должен, нет самого понятия «должен», оно выдумано и иллюзорно. Кому должно и для чего?
– Он сказал мне, что я не получу ответов пока не научусь задавать вопросы, – Ратмир сказал это так, будто уже точно понимал, что она и так знает весь разговор.