До «научно-технической революции» в XVIII веке, ставшей скачком в развитии производительных сил и уклада жизни, все технологии были весьма примитивны, возникали не из расчетов и «научных разработок», а «по наитию» или медленным улучшением традиционных приемов. Тогда успех в этом достигался, в основном, организацией массового труда – подневольного или условно свободного, всегда лишенного личной заинтересованности. В условиях рабовладельческих или феодальных отношений это был единственный возможный способ развития. Пример несомненных успехов: египетские пирамиды (высочайшие сооружения на планете до XIV века), ирригационные системы, римские акведуки и прочие гигантские строения, до сих пор удивляющие нас.
В результате научно-технической революции государства, по-прежнему развивающие свои технологии службистами-чиновниками, исполняющими «высочайшее» повеление, стали неизменно проигрывать по развитию странам, высвободившим людской творческий потенциал от самых «низов». Военная мощь государства стала полностью определяться достигнутым технологическим и техническим уровнем, и главное, способностью к непрерывным новациям. Технические достижения, качество, количество и боевые возможности создаваемого промышленностью вооружения определяют тактику и стратегию предстоящих сражений. А это, в свою очередь, и весь комплекс подготовки к боевым действиям – «военную науку», порядок набора в армию, обучение и «муштру», системы снабжения. В целом это можно назвать «моделью» военной организации.
Западная цивилизация на протяжении последних веков имела полное превосходство, как в технологиях, так и в военной организации. Это причина, по которой Россия, периодически подвергаясь опустошительным вторжениям со стороны Запада, преодолевая их ценой несравнимо больших людских потерь, вынуждена была вновь и вновь «пускаться вдогонку» за Западом, перенимая его новаторские технологии.
По мнению историка А. Тойнби именно превосходство западных вооружений и военной организации позволило полякам в 1610 году захватить и удерживать длительное время Москву, тогда же шведы по тем же причинам сумели перекрыть России выходы к Балтийскому морю. Однако в ответ на эту агрессию Россия за несколько десятилетий сумела перенять западную технологию, волей Петра Великого провести реформы по западному образцу, и в конченом счете освободить свои земли и стать великой приморской «европейской» державой. После этого, к сожалению, на два с половиной столетия на Россию вновь опустились политический застой и технологическое отставание, что привело ко многим военным поражениям.
Если на Западе население последовательно освобождалось от пут феодализма, то развитие России шло противоположным путем. К концу Средневековья крепостные на Западе становились свободными, в России – даже свободные люди порой превращались в крепостных. При Петре Великом и после него эта тенденция только усилилась. Если западные города были сосредоточием предпринимательской и иной свободы, то русские города представляли собой укрепленные форпосты, военные поселения. Две трети населения России были военнообязанные.
Земля на Руси всегда была собственностью князей, позже царей, а частная собственность стала появляться только во второй половине XVIII века. Но земледелец был скован не только крепостничеством, но и деревенской крестьянской общиной (миром), считавшей пахотные земли и иные угодья общей собственностью. Когда Екатерина II ввела для дворян собственность на землю, в ее наказе от 1767 года было справедливо отмечено: «не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственного». Однако следствием этой «прогрессивной» реформы стало также то, что крестьяне, «прикрепленные» к земле, превратились сами в частную собственность.
Крепостная неволя после освобождения крестьянства в середине XIX века сменилась на «коллективный» труд в деревенских общинах, получивших юридический статус. Свободный фермерский труд, с личной собственностью на землю, стал возможен в России только в результате реформ Витте и Столыпина, но просуществовал всего десяток лет до большевистской революции и всеобщей принудительной коллективизации.
При Петре Великом государство предъявляло свои права, помимо крестьянского труда, на очень широкий перечень имущества: леса с деловой древесиной, рыбные ловли, пасеки и дикие пчельники, мукомольни, все минеральные богатства. Вызвано это было, несомненно, неспособностью иными путями собрать в казну средства для непрерывно ведущихся войн. Государство установило свою монополию и на интеллектуальную собственность. В отличие от западноевропейских стран, где книгопечатание со времени возникновения находилось в частных руках, в России оно всегда являлось монополией церкви и государства.
Степень закабаления русского народа собственным государством иллюстрируют заметки посетившего в конце XVI века Москву англичанина. Джиль Флетчер писал: «Чрезвычайные притеснения, которым подвержены бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем они зажиточнее, тем в большей находятся опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни. Если же у него и есть какая собственность, то старается он скрыть ее, сколько может, иногда отдавая в монастырь, и иногда зарывая в землю и в лесу, как обыкновенно делают при нашествии неприятельском».
От века к веку тяготы государственного притеснения народа в России менялись, но глядя из современности, все они представляются одинаковой и сплошной пеленой несправедливости и несвободы. Как можно было рассчитывать, что народ в этих условиях может стать изобретательным и предприимчивым, развивать свои прирожденные таланты и направлять их на благо и себя, и общины, и всего государства! Ведь только свободный труд, гражданское равенство и справедливость, разрушение преград к образованию и профессиональному росту может способствовать развитию общества и государства, обретению им подлинного могущества и уважения в мире. Теперь это стало реальностью для нас, но только в последние годы.
В отличие от такого действительно «темного» царства, Западная Европа счастливо избежала подобной судьбы. Конец Средневековья означал там и скорый конец феодализма, начало освобождения крестьянства. Прокатившиеся по Европе с XVI века буржуазные революции приносили ограничение абсолютизма, права на частную собственность, хозяйственное законодательство, конец произволу в виде независимой судебной системы. Все это способствовало пробуждению в народных толщах стремление к хозяйственной и политической активности, к личной свободе и достатку. Высвобождение народной инициативы, предприимчивости вело одновременно и к развитию ремесел, промышленности, всех технологий, и, как следствие, к пополнению казны и военно-техническому развитию.
Это, разумеется, не относится к тому, что происходило одновременно в колониях и «новооткрытых землях» европейских держав в Азии, Африке и Америке. Введенные «цивилизованным» христианским Западом порядки обернулись там жестоким рабовладением, переходя местами в геноцид и истребление для освобождения земель. Тем не менее, если свободы на европейской родине способствовали развитию науки, технологий и промышленности, то захваченные территориальные приобретения обеспечивали даровым сырьем и трудом, а также безграничными рынками для сбыта растущего потока товаров. Все это на многие века выдвинуло Запад по технологическому развитию и военной мощи на первое место среди прочих цивилизаций.
Когда Западная Христианская цивилизация начала возникать в восьмом-девятом веках, тогда Китай, Исламский мир, Византия далеко опережали Европу по научным и культурным достижениям, военным и бытовым технологиям, военной мощи и численности населения. Например, Константинополь, столица Византии был тогда блестящим и цветущим городом с миллионным населением, в то время как несколько тысяч остававшихся жителей великого когда-то Рима даже не помнили, почему и от кого остались в их городе развалины колонн и виадуков.
