© Юденков В. С., 2022

Когда вам исполнится лет пятьдесят, чуть больше или меньше, это не имеет значения, то в голову непременно приходят мысли о том, что жизнь проходит. И хотя вы еще полны сил и планов и впереди реально еще не один десяток лет, в душе вашей слегка отдает холодком смущения от внезапно нахлынувших ощущений. Приходит пора подведения первых итогов жизни, подсчет того, что свершилось или не сбылось, пора воспоминаний лиц, событий из прошлого. И как бы ни сложилась ваша жизнь, основной мотив этих воспоминаний – грустный, быть может, из-за бессилия что-либо изменить в своем прошлом. Но состояние это не такое уж плохое, еще сильна вера в свои силы, да и стародавнему другу всегда можно позвонить, да и зачастую не все так уж и плохо сложилось в жизни. Нет отчаяния, просто что-то тревожит душу, не дает уснуть по ночам, и избавиться от этого состояния почти невозможно. Это надо просто пережить, и все уйдет само собой, как прошлогодний снег.

Возраст склоняет к сентиментальным воспоминаниям, а они возникают случайным образом, как будто что-то невидимое включает память и вдруг всплывает образ или событие и на душе так сладко, и непонятно, что с этим делать. Так однажды, идя по улице, увидел, как сварщик чинил ограду, а проходя мимо, почувствовал неповторимый запах окалины, и вмиг в голове проснулись воспоминания о студенческой жизни. Тогда, давно, нам, студентам-старшекурсникам, будущим инженерам-электронщикам, зачем-то прочитали несколько лекций по металловедению и провели практические занятия по электросварке. Это было весело: облачившись в робы сварщиков, мы сжигали электроды на массивных металлических чушках, наваривая свои слои металла на эту горку, образованную деятельностью предыдущих поколений студентов. На переменке особенно восторженно смотрелись наши девушки в таких необычных нарядах. А на лекциях один преподаватель рассказал историю о металлурге Чернове[1], который в середине XIX века, не имея никаких измерительных приборов, установил, что сталь при нагреве меняет свои свойства, и происходит это в критических точках, которые впоследствии так и назвали точками Чернова. Открытие этих точек было выдающимся событием для развития металлургии. Что интересно, самая первая точка, когда сталь нагревалась до темно-вишневого цвета, обозначала ту степень нагрева, только после которой была возможна закалка стали. Ниже этой точки сталь не закалялась! Непонятно, зачем нам это рассказали тогда, но в память запало, чтобы об этом вспомнилось через много лет. Быть может, есть какая-то глубинная связь между критическими точками на кривой нагрева стали и знаковыми точками на линии жизни человека? Есть ли такие точки в жизни человека, когда, достигнув их, он или становится сильнее, или, не достигнув, остается слабым и беззащитным?

События данного рассказа происходили в 1995 году, а это значит, что шел четвертый год со времени официальной смерти великого Советского Союза. Страна была повержена, но отдельные ее части, обескровленные, отрезанные от других частей, все еще жили, потому что еще были живы люди, генетические носители уходящей эпохи. Огромная страна, опрокинутая навзничь, корчилась в судорогах, пытаясь возродиться в какую-то новую сущность, называемую старым новым именем – Россия.

Далеко не раннее утро. Василий Семенович неспешно шел на работу, торопиться не имело смысла, никто его не стал бы ругать в этот день за опоздание к началу рабочего дня. В свои 48 лет Василий Семенович был еще достаточно сильным и деятельным человеком, он шел на работу по многолетней привычке, подчиняясь инстинкту советского человека, не представляющего жизни без работы. По дороге Василий Семенович обдумывал свое теперешнее положение, он продолжал числиться ведущим инженером в московском научно-исследовательском институте (НИИ), в котором проработал разработчиком электронной аппаратуры уже много лет. Как ни странно, институт все еще существовал, хотя стоял уже полупустой, как бы вымерший. Но самое страшное – это отсутствие заказов на разработку техники, без чего была немыслима жизнь инженеров.

Этот институт, в котором много лет работал Василий Семенович, был типичной для СССР огромной конторой. Конторой назывались институты, когда спрашивали, где работаешь, чтобы не вдаваться в подробности. Такие отраслевые НИИ, разбросанные по Москве как грибы на осенней поляне, были огромны и многочисленны. Принадлежали они разным министерствам, таким как МО, МЭП, МОП, МРП[2], Среднемаш и другим, не менее мощным, и все они были заточены на разработку различной техники военного назначения, включая и технику для космоса. Каждый день утром через проходную таких НИИ входили тысячи людей. В народе это называлось работать в конторе или, по-другому, в ящике, потому что эти конторы были без официальной вывески и для секретности числились под номерами почтового ящика, например, предприятие п/я А-3705. Цифры и буквы в обозначении номера ящика, видимо, что-то кодировали и каким-то образом ранжировали эти предприятия, но для подавляющего большинства сотрудников это было неведомо и безразлично. Располагались такие ящики кустами по всей Москве, например, возле метро Калужская или Сокол (то, что знал Василий Семенович конкретно). Некоторые имели звучные названия, например, «Луч», «Сапфир», «Алмаз», «Квант». Каждое из этих предприятий было нацелено на выполнение конкретных задач в своей области техники, например, кто-то делал оптические дальномеры, кто-то – системы управления, связи. Инженерный потенциал таких предприятий был огромным. Василий Семенович работал в таком типичном ящике – НИИ, возле метро Калужская, который серой восьмиэтажной громадой фронтона выходил на большую улицу, а сзади основного корпуса располагался большой двор с рядом других зданий, в которых располагались разные службы, в том числе опытное производство. В этом НИИ было все, что нужно для разработки, оформления документации, производства опытной партии продукции, испытаний в собственной лаборатории. Был даже большой столярный цех, ведь эту продукцию надо было в чем-то отправлять на опытную эксплуатацию. Работа в этом НИИ, да и в других таких же, была достаточно престижной, потому что там было самое передовое оснащение приборами, самая актуальная и интересная тематика, да и зарплаты инженеров были выше, чем в среднем по стране. Но для того чтобы попасть на такую работу, надо было иметь абсолютно чистую биографию, в анкете при приеме на работу надо было указать, что к судебной ответственности никогда не привлекался и близких родственников за границей не имеется. Далее эта анкета долго проверялась в специальном отделе, и только потом разрешался прием. По всей видимости, судя по многочисленности такой инженерной братии, людей с чистой биографией в стране было достаточно много.

Василий Семенович шел и думал, что вот когда-то, при СССР, здесь кипела жизнь, работало почти три тысячи человек, а теперь можно было пройти по коридорам и не встретить ни одного человека. Было грустно. Теперь, правда, у входа была вывеска с названием института и именем академика, много лет возглавлявшего этот институт и по счастливой случайности не дожившего до гибели страны.

Василий Семенович был человеком с вполне сложившимся мировоззрением. Когда-то давно, задумываясь о своем отношении к жизни, он пришел к выводу, что его жизнь зиждется на трех ипостасях: наука, спорт, искусство. Эти три составляющих были для него главными движущими силами. Наука стояла первой в этом ряду, как самое интересное и самое большое дарование природы человеку. Не было ничего выше возможности познания законов природы. Конечно, чистая, теоретическая и экспериментальная наука, не привязанная к практическим задачам жизни, была недоступна Василию Семеновичу, ему не хватало знаний, да и мыслительных способностей. Кстати, чистая наука проживала в большом количестве на Ленинском проспекте в многочисленных академических институтах. Василию Семеновичу даже повезло прикоснуться к одному из таких институтов. После окончания школы он целый год проработал лаборантом в институте с красивой аббревиатурой – ФИАН, которая расшифровывалось как Физический институт академии наук имени П. Н. Лебедева. Правда, работал он тогда в лаборатории люминесценции, а не в лаборатории квантовой радиофизики, руководимой нобелевскими лауреатами, академиками Басовым и Прохоровым, стоявшими у истоков создания лазера. Дух большой науки витал везде в стенах этого института. Все же после окончания института уделом Василия Семеновича была скорее наука отраслевых НИИ, но ему и этого было достаточно, ведь он создавал новые электронные схемы, новые технические решения. Василий Семенович не унывал, воспринимая спокойно свою творческую ограниченность – природа дает каждому свое, и это не мешает восхищаться создателями выдающихся научных теорий, великими физиками-экспериментаторами. Так он размышлял на тему науки.