Она лежала на спине, слыша только стук собственного сердца, слепо шарила пальцами по краям койки, по губчатому постельному белью, по собственному нагому телу.
Она была в палате одна; замерев, можно было расслышать, как бежит в трубках жидкость. Откуда-то - скорее всего из коридора - доносились шорох одежд, шепот, шаги.
Она открыла для себя, что наяву нет ничего ужаснее, чем мир собственного воображения. Джоанн был предоставлен выбор: размышлять или слушать. Она предпочла слушать.
Она научилась различать походки: у каждого была своя, такая же неповторимая, как отпечатки пальцев. Мицак перемещался медленно, ровными шажками. У Пура Сонаана походка была потяжелее. Был еще один обладатель легких шагов - Вунзелех Хет, регулярно впрыскивавший ей лекарства и снимавший показания мониторов.
Некто, приносивший еду, появлялся и исчезал стремительно и не имел имени.
Уборщик волочил ноги и распространял цветочный аромат.
Еще кто-то выносил ночной горшок: этот передвигался тяжело и имел соответствующий запах...
Медленные, ровные шажки.
- Мицак?
- Слушаю вас.
Он подошел к ее койке и уселся на возвышение рядом.
- Пришло время пообщаться, Никол. О чем вам хочется поговорить?
- Кем вы были, Мицак? До того, как напялили синие одежды.
Мицак, помолчав, откашлялся.
- До войны я проживал на Аккуйя. Когда началась война, я предложил свои услуги Флоту драков.
- Почему?
- Разве так трудно понять, почему человек защищает свой дом? - Стук пальцев по чему-то твердому. Потом стук прекратился. - Я состоял в совете христианской миссии...
- Вы священник?
- Католический. Наша миссия прибыла на Аккуйя по приглашению тамошних джетахов. Обмен философскими концепциями... Мы обучали джетахов, а сами получили за это доступ в Талман-ковах на Аккуйе. Я пробыл там три года, прежде чем вспыхнули события на Амадине, а потом - война. Этого времени нам хватило, чтобы прочесть и понять Талман. Изучив диаграммы, большая часть миссии перешла на сторону драков.
Диаграммы... В пылающей библиотеке коваха в Ва-Бутаане стены были испещрены сложными диаграммами, логическими кругами, графиками...
- Выходит, ради этого вы отказались от своей религии?
- Это упрощенный подход. Но в целом - да. - Он помолчал и вдруг засмеялся: - А вы бы от своей отказались?
- У меня нет религии.
Он встретил ее ответ смехом.
... Стрельба на мгновение стихла, и до ее ушей донесся разговор Тайзейдо с сержантом Бенбо.
- Слыхали: "В окопах не бывает атеистов"? А ведь верно!
Бенбо отвлекся от мушки своей винтовки и глянул на Тайзейдо, приподняв одну бровь. Но смотрел он на него недолго: ему нужно было выискивать драков и убивать их.
- В окопах... чего?
- Вы в Бога верите?
- Я верю в эту винтовку, в то, что вон там маячат желторожие дьяволы, и в Эмоса Бенбо.
Кроме Мицака, с нею разговаривали только Пур и Вунзелех, но на единственную тему - о ее здоровье. Через некоторое время Пур перестал ее навещать. Постепенно боль сменилась пощипыванием лица и рук.
Тишина, темнота, пощипывание делали свое дело: ее сознание начало давать трещины.
В голосе Мицака не было сарказма, хотя тирада имела иронический смысл.
- Священник призвал бы вас сейчас молиться об обретении здоровья и думать о тех, кто пострадал сильнее вас. Возможно, он прибег бы к образу распятого Христа, живописал мучения Спасителя, а потом спросил бы: и вы еще жалуетесь?
- У драков есть лучшие предложения?
- У них есть талма.
- Что такое талма?
Желчный смех.
- Талма для человека - все равно что теория относительности для таракана. Даже если бы вы сумели ее понять, сомневаюсь, чтобы она вам пригодилась.
Она тысячи раз мысленно переиграла во все игры, которые только сумела припомнить. Она ковырялась в собственной памяти, выискивая все, что только могло быть в ней запрятано, однако самые яркие воспоминания - труп Маллика, обгоревшие дети-драки, сокрушительное поражение гарнизона "Сторм Маунтейн" - заставляли ее отворачиваться от прошлого.
Она проваливалась в бездонный колодец жалости к себе самой, но очень скоро выпрыгивала из него наружу с тошнотворной злобой на себя же. Все это лишало ее сил, и она отключалась.
* * *
- Что такое талма, Мицак?
- У меня ушли месяцы на то, чтобы понять это.
- Попробуйте объяснить.
- Вы находитесь сейчас в определенном месте. Существует место, в которое вам бы хотелось попасть. Ваша задача - перебраться отсюда туда.
- Как?
- Необходимо знать, где вы находитесь и где вам хочется находиться; необходимо знать, чем ограничены пути перехода между этими точками...
Когда стихли шаги уборщика, появился Вунзелех.
- Вам дали негодную еду, Джоанн Никол?
- Почему?
- Ваш пищеварительный тракт ее отверг.
- Лучше скажите, Вунзелех, почему те, кто здесь убирает, приносят еду, выносят ночной горшок, не разговаривая со мной.
- Разговаривать?.. Дело в том, что им это запрещено.
- Думаете, я передам секреты ответственного за ночной горшок своему командованию?
Вунзелех не ответил; Джоанн слышала, как он теребит одежду.
- Я вас не понимаю. Они не разговаривают ни с кем из пациентов. Пациентам противопоказано говорить, противопоказаны любые звуки. Выздоравливание - результат спокойной медитации.
- Медитация?
- Джоанн Никол, то, что мы называем лечением, протекает в основном в голове.
- Я уже домедитировалась до тошноты, драк! - Она впервые села в койке, чувствуя бульканье в отвыкшем от движений желудке. - Я хочу говорить! Мне необходимы звуки! - Левой рукой она вцепилась в край койки, чтобы не упасть, правой натягивала губчатую простыню, пытаясь прикрыть грудь. Какие вообще требования имеет право выдвигать подопечная Торы Соама? Отчаяние боролось в ней со стыдливостью. - Я желаю встать, Вунзелех.
- Встать? Ходить?
- Да, Ноги-то у меня пока что есть. Вот я и хочу встать, пройтись. Если я еще немного полежу, то превращусь в растение.
- Это шутка? Конечно! - Вунзелех издал булькающий звук. - К другим пациентам я вас допустить не могу, но я все скажу джетаху. Потребуется разрешение Пура Сонаана.
- Вот и получите его!
