– Где твои родители, Полли? Я не спрашивала раньше, потому как, собственно, это не мое дело. Думала, возможно, со временем, когда мы узнаем друг друга получше, ты все сама о себе расскажешь, но Джордж…он может быть опасен. И я должна понимать, что мне делать дальше, как я могу защитить тебя. Поэтому для начала мне нужно знать, где твой отец, Полли? Где Николас?
Я настолько не ожидала такого поворота событий, что несколько секунд просто озадаченно смотрела на нее и не могла произнести ни слова.
– Не знаю, – в конце концов, произнесла я.
Трисс удивленно посмотрела на меня.
–Что, значит, не знаю?
–Откуда ты знаешь моих родителей? – вопросом на вопрос ответила я.
–Мало кто не знает Николаса и Лару Бомовски, – хмыкнула Трисс. – Мы, к сожалению, не лучшие друзья, но знакомы.
– Погоди! – произнесла Трисс таким тоном, словно ее только что посетило озарение. – Ты ведь знаешь, кто ты такая? Кто мы такие?
Я удивленно подняла брови.
– И кто я? С утра вроде была человеком.
– Я так и знала…. –Трисс озадачено потерла лоб. – Что же ты натворил, Николас? Хотя, если подумать, может, оно и к лучшему, – задумчиво произнесла она.
–Трисс, я уже совсем ничего не понимаю, прекрати говорить загадками!
–Ты маг, Полли. Ведьма, если хочешь. Сильная, могущественная, потомственная ведьма.
Сейчас я не могу ни работать с потоками, ни видеть магию, но зато могу очень хорошо ее чувствовать, и я знаю, что на твою магию наложен блок, достаточно сильный, но другим распознать его вот так сразу, увидеть силу, запертую в тебе, практически невозможно.
–Не можешь видеть магию? – пребывая в шоке и не до конца понимая, о чем она вообще говорит, переспросила я.
–Не могу, – подтвердила она. – Много лет назад меня лишили моей силы, я совершила преступление, и с тех пор я не могу ни видеть, ни колдовать, но чувствовать… Чувствовать магию я еще могу. Когда лишаешься одних способностей, то обостряются другие, – грустно произнесла она и чуть улыбнулась.
– Расскажи мне, что с вами произошло? – попросила она. – Я должна знать, чтобы понимать, что делать дальше, если угрозы Джорджа окажутся не пустыми.
Я смотрела на Трисс удивленными глазами и не хотела верить, что она сумасшедшая. Мы почти полгода работаем вместе, я могла смело назвать её своим другом и никогда она не проявляла признаков безумия. Ни намека на сумасшествие.
–Ты ведь шутишь, правда? – осторожно спросила я.
Она укоризненно посмотрела в ответ.
–Я знаю, знаю, принять это будет тяжело, но просто поверь мне. Я – не выжившая из ума старуха.
Я на мгновение прикрыла глаза и потерла лоб, пытаясь «переварить» информацию, а перед глазами встал дневник отца и его записи. Тот точно не был безумцем, хотя, он был ученым, а они все немного не в себе.
Но, кто бы говорил! Я сама была немного со странностями. О себе я знала три необычные вещи, то, что я ни разу не встречала у других людей: моя интуиция – мой внутренний голос, который ведет меня по жизни, мои необычные медитации и моя способность прятаться на видном месте. Первый раз это случилось в детстве, мне, наверное, было лет семь – восемь. Мы играли с ребятами в какую-то игру, и я спряталась. Помню, мне было очень важно победить, чтобы меня не нашли, и когда один мальчик практически нашёл меня, я сосредоточилась, зажмурилась и представила, что меня нет. Тогда он прошел мимо и не заметил меня, я же была практически как на ладони! Тогда это так поразило меня! Потом такое повторялось еще несколько раз, и каждый раз я мысленно сливалась с каким-нибудь предметом и представляла, что меня не существует.
Я сама хотела когда-нибудь рассказать всё Трисс о себе, о своих родителях, о том, как оказалась в Сиэтле. Но как-то не было подходящего случая, и я молчала, а Трисс и не спрашивала. И вот, кажется, лучшего момента нельзя и представить, Трисс сама просит все рассказать, так почему бы и нет? К тому же, мне как-то нужно успокоить мысли и бесконечные вопросы в моей голове. Я все должна узнать постепенно, никакого хаоса!
–А лучше расскажи все о себе с самого начала, – попросила Трисс. – Откуда себя помнишь.
–Ну, хорошо.
Я посмотрела на огонь в камине и погрузилась в воспоминания…
Глава 2
–Я родилась в Америке и до шести лет жила тут, в Штатах. Мы немного помотались с родителями по разным городам, но последний год жили в Сиэтле. Отсюда, по неизвестным мне причинам, мы уехали в Россию, и в свой первый класс я уже пошла в Москве. Родители с раннего детства учили меня нескольким языкам, и я в совершенстве владею английским, русским и немецким языками. Рано научилась читать и писать и вообще была одаренным ребенком, пока в семь лет не перенесла какое-то сильное простудное заболевание. Помню, я три дня лежала с высокой температурой, а мама с папой «колдовали» вокруг меня. Отец что-то шептал надо мной, то меняя примочки на лбу, то давая какой-то горький травяной отвар. На четвертый день я встала как новенькая, но внутри было какое-то странное чувство, что-то было не так, как будто во мне было что-то такое, необычное, а потом меня этого лишили. Но со временем всё это быстро забылось и, кажется, сейчас я начинаю понимать, что это было.
–Да, скорей всего, твой отец именно тогда поставил на твою магию блок, раньше было опасно, ты была совсем маленькая. Видимо он не желал, чтобы ты навсегда осталась без своей магии, поэтому он дал ей сформироваться в тебе, а потом, чтобы она к семи годам не начала явно проявляться, заблокировал ее в тебе. А поскольку силы в тебе много и начало формированию было положено, то твой организм тяжело перенес такую блокировку. Все-таки бабка твоя была не просто маг, она была сама Фирузе!
–Мою бабушку звали Фирузе? Какая она была?
–Позже я все расскажу тебе. Ты продолжай.
– Сначала все было хорошо, я ходила в одну из лучших школ Москвы, у меня были подружки и в целом веселая беззаботная жизнь. Мама была настоящей красавицей, – стройной, с изумительными карими глазами, копной каштановых волос, шикарной фигурой и высшим медицинским образованием в довесок. Отец был тоже хорош собой, – высокий подтянутый брюнет с серо-зелеными глазами. Глядя на него, и не скажешь, что это ученый червь, который сидит за книжками. Они были видной парочкой. Ну, ты, наверное, помнишь? – спросила я.
– Да, точно, – подтвердила Трисс. – Именно такими я их и помню.
– Отец вел свою частную психиатрическую практику. Он удивительно быстро адаптировался в новом городе, завел новых знакомых из своей сферы деятельности и иногда его даже приглашали в МГУ читать лекции. Мама занималась домом, мной. Помимо того, что она была грамотным медиком, не знаю, кстати, почему она не стала работать по профессии в новом городе, она была еще и талантливой травницей. Мы почти каждые выходные ездили в лес. Отец говорил, что это нужно, чтобы очиститься и набраться энергии, а мама собирала травы, из которых потом делала настойки и отвары. Я помню, как многочисленные соседки приходили к нам и покупали мамины эликсиры. Отец, несмотря на свою занятость, никогда не давал мне расслабляться. Он муштровал меня в знании языков, заставлял бегать с ним по три-четыре километра почти каждое утро. Еще у меня в расписании были тренажерный зал, боевые искусства, приемы самообороны. Папа учил, как уходить от преследования, и много чего еще. Иногда у меня было чувство, что он хотел из меня сделать Лару Крофт. Кстати, так же звали и мою маму – Лара, ну ты знаешь.
Трисс улыбнулась и, подтверждая, кивнула.
– Так все продолжалось вплоть до моего пятнадцатилетия. Накануне своего дня рождения моих спокойных и любящих родителей словно подменили. Отец стал очень нервным, а мама украдкой постоянно плакала. Я не понимала, что происходит и приставала к ним с расспросами, пока в один день отец не посадил меня напротив себя и не сказал, что нам нужно срочно уезжать. Я попыталась было возразить, что, мол, имейте совесть, у меня тут подруги, день рождения через несколько дней, учеба, экзамены, но зашла мама и сказала, что основные сумки собраны, чтобы я положила себе в рюкзак только самое необходимое, и завтра с утра мы уезжаем. В этот момент я поняла, что случилось что-то серьезное, и мне стало страшно. Поздно вечером, когда родители думали, что я сплю, отец долго говорил с другом нашей семьи – Майклом. Они что-то полушепотом обсуждали, а мама стояла рядом, обхватив себя руками, и иногда вытирала бегущие по щекам слезы. Я видела, как отец обнял ее, и она разрыдалась, а он гладил ее по спине и приговаривал, что он обо всем позаботится, что никто не посмеет причинить вред его семье. Меня разбудили в шесть утра. Был конец октября, на улице еще не рассвело, и моросил мелкий противный дождь.
