Крупнейшее зубастое существо на планете, он способен схватить кальмара длиной с просторную гостиную – эти виды имеют в названии определения вроде «гигантский» или «колоссальный». Затем следует нешуточная схватка. Но все же большинство кальмаров, которые служат добычей кашалотам, – как, например, распространенный здесь, у берегов Доминики, кальмар-ромб – достигают длины примерно в метр[24]. Многие из них и того меньше. У самца кашалота, убитого возле Мадейры в 1959 году, в желудке обнаружили 4000 кальмаровых челюстей. Из них 95 % принадлежали килограммовым кальмарам[25]. Почти непостижимо, как кит длиной в 18 метров способен удовлетворять потребность в калориях, преследуя столь мелкие жертвы по одной. И у многих кальмаров, обнаруженных в желудках кашалотов, не было никаких отметин от зубов.
Чтобы представить себе, как едят кашалоты, давайте взглянем на их удивительно длинные и узкие челюсти. У всех прочих крупных китов, как и вообще у большинства млекопитающих, включая человека, челюсти по ширине примерно соответствуют голове. Встречающиеся исключения, скажем у муравьедов, указывают на чрезвычайно специализированный тип питания. Кашалоты отличаются исключительно тонкой и узкой нижней челюстью. На большей части ее длины обе половины челюсти срастаются в единую кость, усаженную загнутыми зубами длиной с человеческий палец. Зубы эти массивные, круглые в поперечном сечении, с вершинами без режущей кромки, то есть больше похожие на толстые морковки. Если рот кашалота закрыт, они утапливаются в углубления на беззубой верхней челюсти. Необычная узость нижней челюсти подразумевает особую технику охоты. Из всего известного мне в животном мире челюсть кашалота больше всего напоминает похожее на лезвие ножа подклювье морских птиц под названием водорезы, которые выработали поразительный способ охотиться на рыбу: летя над самой поверхностью моря с раскрытым клювом, они словно вспарывают гладкую воду, выхватывая из нее добычу.
Все это навело меня на мысль: а не могут ли челюсти кашалотов действовать как грабли для ловли кальмаров? Коренное американское население северо-западного побережья Тихого океана некогда применяло подобную рыболовную снасть, нагребая в каноэ идущую плотными косяками сельдь. Жители северо-восточной части США использовали похожие грабли для массовой ловли угрей. Чтобы мое предположение обрело под собой основу, мне важно было узнать, могут ли кашалоты открывать пасть достаточно широко – близко к прямому углу. Когда я спросил Шейна, сильно ли опускается нижняя челюсть кашалота, он ответил: «Да, очень сильно. Почти перпендикулярно к голове». Исследования подтверждают, что эхолокационные щелчки позволяют кашалоту обнаруживать 30-сантиметрового кальмара на расстоянии порядка 300 метров[26]. Такие мелкие кальмары часто образуют большие стаи. Я представляю, как кашалоты могучими тушами врезаются в эти скопления, широко распахнув пасти, чтобы захватить или поранить как можно больше добычи для одного огромного глотка.
Как оказалось, в начале XIX века Томас Бил уже представлял себе нечто подобное. И хотя он не мог видеть своими глазами, как кормятся кашалоты, писал он весьма уверенно:
Испытывая желание покормиться, этот кит опускается с поверхности океана на изрядную глубину и пребывает там в спокойном состоянии, открывая свою узкую удлиненную пасть так, что его нижняя челюсть свисает вниз перпендикулярно, сиречь под прямым углом к телу… Зубы кашалота скорее пригодны для хватания, нежели для жевания, и потому рыба и прочее, что он порой извергает из себя рвотой, не имеет на себе никаких признаков подобного воздействия.
Впрочем, как бы кашалоты ни охотились, они способны ловить достаточно кальмаров, чтобы прокормить себя.
Вот чего они не едят – так это людей. Более ранние авторы самым нелепым образом описывали кашалотов как прожорливых чудовищ, охочих до человеческой плоти. Бил же справедливо писал о них как о «примечательно робких и легко поддающихся испугу»:
Нас стремятся уверить, что во всем сотворенном мире нет животного чудовищнее и кровожаднее, чем кашалот… [Однако] когда сии огромные, но пугливые создания видят либо слышат приближение судна или лодки, их страх всегда проявляется чрезмерным образом… В действительности же кашалот есть самое робкое и безобидное существо… всегда готовое бежать прочь при малейшем намеке на появление чего-либо, что выглядит необычным… [и] едва ли способное быть виновным в том, что ему с такой уверенностью приписывают.
Бил совершил нечто поистине поразительное для своего времени: подверг кашалота суду по обвинению в убийстве, провел справедливое разбирательство и полностью оправдал обвиняемого, объяснив его действия самообороной:
Удар гарпуна… при его нанесении зачастую парализует даже самых крупных и сильных из них таким ужасом, что в этом состоянии они иной раз остаются недолгое время лежать на поверхности моря, словно бы в обмороке… они редко набрасываются на своих жестоких противников, и хотя порой случается, что при столкновении с ними страдают и лодки, и люди, виной тому скорее несчастные случаи из-за сильных конвульсий китов и их попыток спастись, нежели умышленное нападение.
Среди всех других китов именно Левиафан, он же кашалот, наиболее окружен мифами, в которых его огромные размеры сочетаются с эпической доблестью. Он отнюдь не самый крупный, однако в сознании людей представление о его грандиозности получается преувеличенным, поскольку это самый большой из китов, наделенных зубами, и самый большой из глубоководных ныряльщиков; он крепко привязан к своей семье и безобиден, как слон, однако он же, подобно слонам, способен впадать в бешенство, сокрушая и топя корабли, если ему приходится защищать самок и детенышей. Среди всех китов, которые пишут свою историю в морях и океанах Земли, кашалоты – безусловно величайшие творения.
И вот мы с Шейном здесь, в этом море, разыскиваем монстра-убийцу из старых легенд, который на самом деле пуглив, очень привязан к семье и обращается с детьми «с неустанной заботой и любовью». И размышления об этих существах, которые так же колоссальны телом, как и разумом, для которых очень важны семейные узы и которые живут своей жизнью где-то в другом мире на нашей беспокойной планете, приводят меня в смятение.
* * *
Кашалоты обладают одной особенностью, которую можно назвать ключевой. Как подчеркивает Марк Моффетт в книге «Человеческий рой» (The Human Swarm), в мире нет ни единого вида животных, представитель которого способен опознать в одной совершенно незнакомой особи члена своего сообщества, а другую отнести к чужакам, за двумя исключениями: человек и кашалот. Сообщество – это группа; каждая особь воспринимает других либо как членов своей группы, либо как посторонних. Почти у всех видов такое ограничение приводит к возникновению небольших сообществ, ведь это подразумевает, что каждый в сообществе должен знать и всех остальных его членов. Знакомые особи – свои, незнакомцы – чужаки. (Это же относится и к некоторым общественным насекомым, в частности к муравьям, хотя они обычно распознают условных друзей и врагов не на основании когнитивных суждений, а значительно проще и машинальнее – по реакции на химические раздражители.) Способность уловить, что некоторые из незнакомых особей принадлежат к твоему клану, – а значит, с ними вполне можно общаться – совершенно исключительная особенность культуры кашалотов.
Их семьи (самки и их детеныши), рассеянные по всему обширному Тихому океану, образуют пять больших кланов, каждый из которых включает тысячи китов. То, как эти киты идентифицируют себя и определяют свою принадлежность к конкретному клану, отражено в диалектах их щелчковых код. В Тихом океане каждый клан кашалотов, состоящий из многих сотен семейных групп, распространенных от края и до края океана, может насчитывать до 10 000 особей[27].
