Если поначалу Ричард думал, что это был сон, сейчас у него не оставалось никаких сомнений — это было не так. Во сне мышление теряло свою ясность, и некоторые действия, даже такие как чтение, становились совершенно невозможными. Ричард же мыслил предельно ясно, и смысл иероглифов открылся для него довольно скоро. Стоило приложить лишь малейшее усилие, и Рал понял, что написаны они были на древнед’харианском языке, который был ему хорошо знаком.
Вторые ворота была поменьше, и выполнены они были из того же белого камня, что и стены. Они, в отличие от черных ворот, была слегка приоткрыты. Ричард пересек зал ровно в тридцать шагов и оказался перед этими вратами, отодвигая одну их створу так, чтобы он смог протиснуться в проем. Несмотря на то, что створа эта была выполнена из мрамора, то есть должна была весить довольно внушительно, она поддалась удивительно легко.
Ричард опешил, когда перед ним оказалось лишь светящееся белое нечто, по цвету похожее на светлые участки неба над его головой, и начало ступеней, шириной доходивших до роста взрослого человека, спускавшихся в никуда.
Вдруг Ричард услышал, как его окликнул чей-то мужской голос. Он незамедлительно обернулся, чтобы узнать, кто являлся его обладателем. Этот голос показался ему настолько знакомым и близким, что понадобилось усилие воли, чтобы поверить в его подлинность.
В противоположном конце этого странного, непостоянного помещения, ровно в тридцати шагах от Ричарда, стоял Даркен Рал.
Он вышел немного вперед, покидая тень от колонны, и теперь стоял под стеклянным куполом, освещенный лишь светом невиданно близких звезд. Его одежда переливалась, будто поблескивая серебром, а на лице были отражены умиротворение и неторопливость, которые были свойственны лишь духам, мир которых уже был связан с одним только безвременьем.
Ричард вдруг почувствовал, как вся легкость испарилась из его тела. Он едва смог сделать несколько шагов, как вдруг застыл, не смея оторвать взгляд от лица мужчины напротив.
— Отец, — только и сумел промолвить он слабым полушепотом. Он никак не ожидал увидеть его, поэтому не знал, что мог сказать. Казалось, не было ничего, что они могли обсудить после всего произошедшего.
— Забудь о том, что было раньше, — ласково обратился к нему Даркен, и его лицо будто посветлело, — мы оба прощены, сын мой.
Ричард до сих пор помнил в мельчайших подробностях, как лезвие Меча Истины светилось белым, пронзая сердце отца. И он никогда не забудет, как искра жизни уходила из его потускневших, охваченных подлинным безумием глаз.
Ричард в неверии смотрел на лицо призрака, будто видел его в первый раз. В последние годы жизни он давно уже не был таким — спокойным, расслабленным и одухотворенным. В Искателе вдруг проснулся ребенок, маленький мальчик, который когда-то с радостью бежал к своему отцу, чтобы обнять его и оказаться в его руках.
Блондин терпеливо ждал, когда другой мужчина будет готов продолжить разговор, и Ричард, хоть и не был до конца готов к этому, все же знал, что его визит не был случайным.
— Где мы находимся? — спросил он, вновь осматриваясь вокруг. Небо над ними почернело, поэтому в помещении стало немного темнее, нежели раньше. Взгляд Ричарда вновь обратился на черные ворота, что находились за спиной Даркена Рала.
— Это — вход в Храм Ветров, — он указал на него белоснежной рукой, слегка развернувшись, — а место, в котором находимся мы, называется Мост. Он связывает Мир Живых и Мир Мертвых, то есть тот, в котором находится храм. Я пришел, чтобы помочь тебе попасть в него, когда придет время.
— «Когда придет время»? — удивился Ричард, почувствовав, как отец выделил эти три слова. — О каком времени ты говоришь?
— Время исполнения пророчества, которое откроет двери в Храм Ветров, — терпеливо пояснил старший Рал. — Верно, ты уже слышал его.
Ричард кивнул.
— «Только наследница магии любви и ярости, порождение белого и черного, та, что соединит вместе две величайшие державы, сможет остановить огненный вал человеческих смертей», — Ричарду было не так сложно выудить пророчество из своей памяти. Оно врезалось в нее настолько прочно, что вряд ли он сможет забыть его когда-либо.
— Или, — вдруг продолжил его слова Даркен Рал, — если от вашего союза на свет появится наследник мужского пола, он станет ценой, которую вы заплатите Ветрам за избавление вашего народа.
Ричард вдруг посмотрел на отца в немом удивлении, даже не скрывая, что эти слова шокировали его. Он никогда раньше не слышал о последней части, поэтому сначала даже не понял, о чем именно говорит другой мужчина. Осознание чудовищного значения этих слов потребовало от него какого-то времени.
— Что? — он быстро оправился, но сила в голосе еще не вернулась к нему. — Но в пророчестве речь идет лишь о наследнице.
— Изначально, да, — на лице старшего Рала проявилось сочувствие, — но у него появилась вторая ветвь, и если у вас с Кэлен родится сын-исповедник, вам придется пожертвовать его жизнью. Мы отправили вам посланника, который должен был предупредить вас, поэтому ты и твоя жена должны были знать об этом.
— Нет, — он отрицательно покачал головой, — если бы это было так, Кэлен бы обязательно сказала мне. К тому же, это невозможно.
— Мальчик мой, — обратился к нему отец в манере, которая очень напомнила ему Зедда. Старый волшебник по праву заменял ему отца в последние годы, — невозможные вещи происходят слишком часто для того, чтобы носить столь громкое название. И рождение исповедника — далеко не событие подобного рода.
— Допустим. Но почему Ветры хотят забрать его жизнь? — вдруг вопросил Ричард. Он сохранял внешнюю невозмутимость, но все же чувствовал, как в груди разливалась тоска. Он догадывался, что это было связано с древним обычаем, по которому все сыновья Исповедниц предавались смерти, но что-то подсказывало ему, что все было не так просто и однозначно.
— Ничто не дается просто так, Ричард, — только и сказал блондин. Его черты смягчились, показывая, что он испытывал те же чувства, что и его сын. — Любое событие имеет свою цену, как и возвращение Чумы в Храм Ветров. Эту цену установили для вас духи: и злые, и добрые. Они не желают, чтобы в Мире Живых находился кто-либо, обладающий такой мощью: и обеими сторонами дара, и вместе с тем Исповедью, не сбалансированными между собой. Он может стать погибелью для вашего мира, если его жажда власти будет соответствовать силе его дара.
— Но разве можно быть полностью уверенным в этом? — мужчина всплеснул руками в раздражении, говоря слишком непочтительно для живого, находившегося на грани Мира Мертвых. — Возможно, у нас нас не будет детей вовсе, и что же духи скажут на это? Что потребуют тогда?
Старший Рал печально улыбнулся, и Ричард вдруг остановился. Нехорошее предчувствие прорезало его сознание, и по коже, которая еще мгновение назад не чувствовала ничего, пробежали мурашки от острого взгляда, которым его одарила призрачная фигура.
— Она уже носит ребенка, о котором говорит пророчество, хотели вы того или нет. И, хоть ты и считаешь это невозможным, ребенок этот — мальчик.
В этот раз Ричарду не потребовалось и мгновение, чтобы осознать вес слов, сказанных ему отцом. Он развернулся, не в силах смотреть ему в глаза, разрываясь между двумя эмоциями: безграничной радостью и глубочайшей печалью. Он знал, что, если бы это произошло при других обстоятельствах, одна лишь новость о том, что он станет отцом, сделала бы его самым счастливым человеком на свете. Но почему все происходило так? Почему даже самую светлую радость должна была омрачить тень грядущей трагедии?
Его терзало множество вопросов, и каждый из них лишь раздувал бурю эмоций внутри него еще сильнее. Голос отца мягко, но требовательно вновь зазвучал позади него, чтобы скорее вернуть ему осознание реальности.
— Не отчаивайся, сын мой. Возможно, тебя утешит мысль, что ты не будешь первым, кто совершит подобную жертву.
Ричард горько усмехнулся в ответ на его слова. Его ли отцу об этом говорить? Какие жертвы приносил он во имя блага других людей, да и приносил ли когда-либо?
