Лиля распоряжалась, как привыкла, и подчинялись ей так же беспрекословно. Врач, этим все сказано. Когда дело шло о спасении пациента, она не признавала ни условностей, ни маскировки — ничего! Вперед и только вперед!Котелок доставили в две минуты. Лиля проверила его, фыркнула, еще раз промыла как следует, наломала мох и залила водой.
— Довести до кипения и подержать на огне. Потом охладить.
— Долго варить-то?
Лиля прикинула. Варить было минут пять, но как это объяснить?
— До скольких считать умеете?
— До пятидесяти, — усмехнулся мужчина.
Был он невысок, но осанист, и больше всего походил на медведя. Разве что уплющенного сверху немного. А так — мощная грудная клетка, перекатывающиеся глыбы мускулов, твердо стоящие на земле ноги, густой темно-бурый волос усов и бороды...
Как есть — медведь.
— Шесть раз посчитаете до пятидесяти — и снимайте с огня. И чистые тряпицы нужны, примочки будем делать.
Лиля развернулась и направилась к ребенку.
— Ничего, малыш, не переживай. Вылечим, и следа не останется.
* *
Пока заваривали лишайник, пока делали примочки, день начал клониться к вечеру.
Лиля все это время возилась с мальчиком, Лари куда- то отошла...
Малышу было чуть получше, но все равно — первые несколько дней ему очень плохо будет. И ожоги поболят, но главное — воспаления не будет.
Лиля поругалась с бабами, но заставила прокипятить тряпки, которые пойдут для примочек, и настаивала, что надо их каждый раз проваривать, сушить, да не абы как...
Попадет в рану грязь — и пиши пропало.До вечера так и провозились, проговорили, утешало одно — сильно никто не спорил.
А то!
Травница — человек нужный и важный. И полезный.
Хоть и честят их тильдами, хоть и говорят, что все они порождения Мальдонаи, да где ты докторуса-то на всех возьмешь?
Не набегаешься.
И берет он дорого, и еще поможет, или нет... травница тоже может промахнуться, но берет уж точно дешевле. А Лиля и травы знала, и распоряжалась уверенно.
Уже к вечеру, когда ребенок был и накормлен, и напоен, и перевязан как следует, Лиля уселась на берегу ручья и медленно выдохнула.
Вдохнула еще раз и снова выдохнула.
Во-от...
Постепенно, полегоньку приходя в себя.
— Сидишь? Как тебя... Аля, подруга сказала?
Рядом опустился мужчина-медведь.
— Сижу, — согласилась Лиля. — Как вас звать только — не знаю.
— Зови Шимоном, не ошибешься.
— Хорошо.
— На ночь у нас останетесь? За Мишуком приглядите заодно?
Лиля пожала плечами.
— Можно и остаться. Если накормите и напоите.
— А за работу что возьмешь?
— Ничего, — покачала головой Лиля. — Ребенку не помочь — себя не уважать. Дрянью я была бы, пройдя мимо.
Ответ мужчине понравился. «Медведь» кивнул нечесаной головой.
— Правильная ты баба, смотрю. Сколь лет-то тебе, Аля?— Сколь ни есть, все мои, — отрезала Лиля. — Тебе какой интерес?
— Так прямой. Для умелой травницы у нас работа всегда найдется. Ремесло, вишь, такое, без бед не обходится... ты только ожоги можешь... или еще чего?
— У кого что? — обреченным тоном спросила Лиля, понимая, что медицина — это даже не карма. Это ее кровь и плоть. И поднялась с берега.
Шимон расплылся в улыбке:
— Есть несколько человек. У меня и самого, вот, вчера веткой защемил...
И показал перевязанный грязной тряпкой палец.
Ругаться Лиля не стала, сил не было. А молча потянула нож — срезать узел и выпутывать палец. Промывать, примочки делать, перевязывать — еще нагноения не хватало!
Один перелом. По счастью, несложный, не осколочный, просто кость сломалась посередине, словно сухая веточка.
Три раны с нагноениями.
Два чирья.
Куча шишек, синяков и ссадин. На которые обычно и внимания-то не обращают, но раз уж есть травница — надо лечиться.
Кашель и больное горло — две штуки.
А про глаза и вообще молчим. Считай, у половины нездоровые. Хорошо — лес. Тут и семена подорожника, и ромашка аптечная, и душица, и лишайник, и калина...
Чего только не наберешь, когда понадобится. Конечно, в свою пору всякая трава сильнее, но пока Лиля была в лесу, она ничего не собирала. Не на себе ж тащить? Упустила сезон, теперь хоть ругайся, хоть плачь, ничего не поделаешь. Но остатки трав и ягод пока еще можно найти.
Конечно, их накормили-напоили.
Конечно, пустили переночевать.И с утра стали уговаривать остаться, но Лиля покачала головой.
— Нам в Турон надо.
Шимон не стал платить злом за добро и удерживать травницу. Вместо этого он предложил сделку.
— Может, подождешь немного? Дней десять поживите с нами, а там мы и сами соберемся? Уголь продать надо, сговориться с человеком надо, и до города вас проводим, не обидим.
Лиля задумалась.
— Если хочешь, я за эти дни поучу кого из женщин, какие настойки да отвары составлять. И наберем по лесу с детьми, чего надо. Много не обещаю, но хоть самое необходимое.
— А взамен что хочешь?
— Вы в Турон пойдете не просто так, верно?
Шимон тут же ощетинился, словно еж. Только грибочка сверху не хватало.
— А что?
— Да ничего. Хотелось бы пару дней в Туроне у кого знакомого или надежного переночевать, а уж потом дальше решать, что делать.
— Так не решила еще? Может...
— Не может, — покачала головой Лиля. — У меня обязательства есть. Но что могу — отдам, таиться не буду. Многому не обучу, но хоть чем глаза промывать, чем горло полоскать, что от жара, что от угара — вобью науку. А остаться с вами точно не смогу. Прости — не моя дорога.
Шимон вздохнул — и принял ответ.
— Ладно... мы к Терку-трактирщику идем. У него останавливаемся, у него живем по нескольку дней... и за тебя словечко замолвим. С подругой. И приглядит, и в обиду не даст. Но за постой заплатить придется.
Взгляд мужчины прошелся этак... оценивающе.Лиля не дрогнула. За свой камуфляж она была полностью спокойна. Давно не мытые золотые волосы стали серыми и тусклыми, пропыленное лицо было на совесть закамуфлировано и сажей, и потом, и грязью...
Тут не отмывать, а отковыривать скоро понадобится. Как бы еще какое зверье не подхватить! А то поди, выведи тех же вшей!
С ума сойдешь раньше! Или керосин откроешь! Да понадобится — не то, что нефть перегонять будешь, новый континент откроешь!
Лиля мотнула головой.
— Сговоримся. Не верю я, что у него никто не болеет. Отработаю.
— И то верно. Дней через десять, как очередной сбор сделаем, так и можно будет отправляться.
Лиля кивнула.
— Ты завтра ко мне пришли кого посмышленнее. А с подругой я поговорю, она по хозяйству поможет.
Шимон усмехнулся, плюнул на ладонь и протянул руку Лиле.
Та не подвела. Лихо плюнула на свою ладошку (получилось чисто символически, но выразительно) — и припечатала длани углежога.
— По рукам!
Ативерна, Лавери
Убийца смотрел на труп девушки, и его переполняло... отчаяние.
Да, именно так.
Не то!
Не та!!!
Раньше хотя бы эти тела могли облегчить его боль. Грызущую, давящую, сводящую с ума...
Сейчас же...
289
289
Минутное облегчение, даже не катарсис — его замена, и снова безумная тяжесть на душе.
Не отвлечься, не сбросить это, как намозоливший плечи груз, но...
Больно!
БОЛЬНО!!!
Тихий голос сзади.
— Все в порядке?
И ты качаешь головой, с отчаянием понимая, что — нет! Не в порядке! И в порядке, наверное, никогда не будет!
Тебе плохо, плохо!!!
Но что ты можешь поделать?
И в отчаянии ищешь чужие глаза, понимая, что ответа в них не найдешь.
Или...
— Потерпи немного. Мы это исправим...
— Как? — и столько боли в этом слове. Кажется, ей пронизан воздух... или это боль умершей девушки?
Впрочем, кого интересует это быдло? Пусть радуются, что хоть на что-то сгодились!
— Я обещаю...
И тебе остается только верить.
Может, потом и правда станет легче? Кто знает?
