- Послушайте, нам некогда вспоминать вашу молодость. Прошу вас, поторопитесь.
Бек сказал еще несколько слов, приставил пистолет к голове и выстрелил. Но пуля ушла в потолок, оставив на голове кровоточащую рану. Потом он произнес заплетающимся языком:
- Так был выстрел или нет?
- Помогите старику, - сказал Фромм. - Заберите у него пистолет. Вы же видите, что у него недостает мужества.
После этих слов от группы стоящих слева офицеров отделились двое и направились к расплывшемуся мешком в кресле Беку. Тот вяло сопротивлялся и просил оставить у него "парабеллум". Потом Фромм обратился к сидящим в кабинете офицерам:
- Ну-с, господа, если кто-то имеет что-нибудь сказать или написать - не смею мешать. Только попрошу поторопиться. Хотите оставить записку, Ольбрихт? Прошу вас за тот круглый стол, на ваше старое место. Вы раньше всегда сидели там - напротив меня!..
Наверное, минут через пять Фромм вернулся в комнату и спросил:
- Господа, вы готовы? Время вышло. Подумайте не только о себе, но и о других - каково это переносить всем нам здесь присутствующим...
"От имени фюрера и немецкого народа. Мною, генерал-полковником Фроммом, проведено заседание военно-полевого суда. Военно-полевой суд приговорил к смертной казни полковника Генерального штаба фон Мерца, генерала сухопутных войск Ольбрихта, этого полковника, чье имя я не желаю произносить (он имел в виду Штауффенберга), и того обер-лейтенанта - забыл, как его зовут...".
Потом Фромм обратился к пришедшему с ним обер-лейтенанту:
- Возьмите пару человек и приведите приговор в исполнение внизу, во дворе.
Обер-лейтенант повел осужденных во двор, а Фромм подошел к Беку и спросил:
- Ну, и что мы будем делать?
Бек оцепенело сидел в кресле и едва ли был в состоянии вымолвить хоть одно слово. Слева и справа от него стояли два офицера. Потом он с большим трудом произнес:
- Дайте мне другой пистолет.
Кто-то из офицеров протянул ему, если я не ошибаюсь, "маузер", а Фромм сказал, что это вторая и последняя попытка. Фромм подождал несколько секунд, потом направился к выходу и бросил офицерам, чтобы они отвели Бека во двор.
В этот момент раздался выстрел...
Спасовавший Клюге
Вечером 20 июля, около 20.30 командующий экспедиционными войсками во Франции генерал фон Штюльпнагель позвонил из Ла-Рош-Гюйона своему начальнику штаба, полковнику фон Линстову:
Штюльпнагель:
- Что нового?
Линстов:
- К сожалению, ничего. А у вас, герр генерал? У вас все в порядке?
Штюльпнагель: (нерешительно и растягивая гласные) - Да-а... Да-а-а... Да-а-а-а... Черт бы все это побрал!
Беседа с Клюге показала, что тот не готов к решительным действиям и продолжает колебаться. Поэтому Штюльпнагель, Финк и Хофакер вернулись в Париж несолоно хлебавши - фельдмаршал не оправдал возложенных на него надежд. Трудно сказать, что в той ситуации заставило фон Клюге действовать так, а не иначе. Он мог испытывать банальный страх перед фюрером. Возможно, им двигало чувство благодарности к человеку, недавно вручившему ему чек на крупную сумму. Или это была попытка в последнюю минуту вытащить голову из петли? При этом "мудрый Ганс"{36}, как прозвали его в кругу друзей, был человеком исключительной личной храбрости.
Летом 1943 года в ходе операции "Цитадель" под Орлом - Курском Белгородом его командирский "Физелер-Шторх" трижды подбивали русские зенитчики, так что пилот с трудом дотягивал до линии фронта и садился на вынужденную. Фон Клюге, чьей настольной книгой был "Закат Европы" Шпенглера, не прятался за спины других и на фронте вторжения. Один-единственный человек в вермахте, полковник Хеннер фон Тресков, был для Клюге непререкаемым авторитетом в вопросах политики еще с той поры, когда маршал командовал группой армий "Центр" на Восточном фронте. О том влиянии, которое оказывал на него этот офицер Генерального штаба, написал Шлабрендорф в книге "Офицеры против Гитлера":
- ...Нет никаких сомнений в том, что ход событий принял бы совершенно иной оборот, окажись Тресков рядом с Клюге накануне попытки государственного переворота. Только он один мог помочь генерал-фельдмаршалу выбрать единственно правильную линию поведения и держаться ее до конца...
Клюге принял решение - с этой минуты его пути с заговорщиками разошлись.
Около 23.00 ему позвонил командующий воздушным флотом генерал-фельдмаршал Шперле.
Шперле:
- Послушайте, Клюге, похоже, что Штюльпнагель сошел с ума! Он отдал приказ барону фон Бойнбергу арестовать всю парижскую СД. (Генерал Бойнберг был военным комендантом Большого Парижа.)
Клюге:
- Вот даже как. Хорошо, я приму меры.
Через несколько минут позвонил главнокомандующий экспедиционными войсками в Бельгии - Северной Франции генерал фон Фалькенхаузен и поинтересовался, как проходит "акция". Клюге ответил, что не располагает никакой информацией.
Ближе к полуночи по радио началась трансляция речи Гитлера: "...Провидение хранило меня. Теперь я обрушу гнев нации на гнусных предателей...".
Сразу же после "Обращения к нации" Гитлера генерал-фельдмаршал фон Клюге позвонил своему начальнику штаба генералу Блюментриту. Клюге:
- Что будем делать, Блюментрит? Штюльпнагель отдал приказ арестовать СД! Я вынужден отстранить его от должности. Поезжайте в Париж, примите у него дела. Будущее покажет, что делать дальше...
Ампула с ядом
Сразу же после звонка Блюментриту генерал-фельдмаршал фон Клюге связался с одним из военных госпиталей Парижа и срочно вызвал к телефону своего зятя, гауптмана медицинской службы люфтваффе.
Клюге:
- Ты сделал то, о чем я тебя просил? Можешь сейчас приехать ко мне?
Зять:
- Да.
Клюге:
- Когда тебя ждать?
Зять:
- На машине - через три четверти часа.
Клюге:
- Хорошо. Я распоряжусь, чтобы тебя переправили с того берега на лодке. (Союзнические ВВС разбомбили мост через Сену под Ла-Рош-Гюйоном.)
Зять генерал-фельдмаршала привез ему ампулу с цианистым калием. Опасаясь обвинений Суда чести как минимум в "недоносительстве", Клюге решил избежать участи безжалостно казненных по "делу 20 июля" и несколько позже покончил жизнь самоубийством.
