Стрелец вздрогнул.
— В понедельник, что ли, суд? — спросил бригадир.
— Должно быть, в понедельник, — ответил Гаво. — Позавчера в Эксе об этом был разговор. Хоть ты сеньор, и вообще барон, а вот не грабь, сволочь!
Гаво сказал это с такой ненавистью, что Стрелец невольно изумился.
— А тебе-то что черные грешники сделали? — спросил он.
— Да эти разбойники меня на дороге остановили!
— Остановили, да не тронули.
— Ну да, а все равно…
Форейтор, переставший нахлестывать кнутом и прислушавшийся к разговору, обернулся и сказал:
— А я знаю, с чего Гаво на них в такой обиде.
— Ну и с чего?
— Да они его так напугали, что он потом две недели хворал.
— Правда? — усмехнулся Стрелец.
— С ним чуть не холера приключилась; на каждой станции до ветра бегал. С тех пор так над ним и смеются.
— Ладно, ладно! — злобно ответил ему Гаво. — Смотри за лошадьми лучше, лодырь: на пятнадцать минут опаздываем.
И опять сказал:
— Отрежут, отрежут голову этому разбойнику!
Но Стрелец возразил:
— Некоторые говорят, что господин Анри де Венаск вовсе и не виноват.
— Ну, говорят. Только это он и есть — капитан.
— Не доказано еще.
— Симон его узнал.
— Симон не уверен.
— А я уверен.
— Ты?
— Ну да. Я ж его видел.
— В лицо?
— В лицо. И на суде так скажу, если меня позовут в свидетели.
— Гаво, друг мой, — серьезно сказал Стрелец, — раньше я от тебя таких слов не слышал.
— Это ему опять живот подвело, — усмехнулся форейтор.
Было бы время, Гаво разошелся бы до белого каления.
Но дилижанс подъехал к парому. Видно было, как баржа Симона медленно плывет по реке между двух канатов.
Стрелец слез и первым вошел на паром.
Он подошел к Симону и сказал:
— Видел я его.
— Ну и что?
— Это он.
— Коробейник?
— Ага. Ты не ошибся.
Дилижанс тоже въехал на паром, а через четверть часа съехал на другом берету и поехал дальше.
Тогда Стрелец сказал паромщику:
— Тебе Гаво хоть раз говорил, что видел капитана в лицо?
— Нет, никогда.
— А то сейчас он это утверждает.
— Вот еще!
— Говорит, что это господин Анри, что он его узнал, что и на суде то же скажет.
Симон пожал плечами:
— Моя думка такая, что Гаво и сам, может, при делах.
— Ты что хочешь сказать?
— Ладно, ничего! Уж я знаю…
— Да скажи…
— Должно быть, он больше нашего знает про черных братьев.
— Думаешь?
— Может, он с ними в дружбе.
— Вот как?
— Все! — решительно сказал Симон. — Еще скажу об этом советнику пару слов, а время придет — тогда все объясню.
* * *
Утром Симон опять переехал через Дюрансу и пошел бродить вокруг Ла Пулардьера.
Как бы случайно, он повстречал господина Феро.
— Ну что? — спросил тот.
— Это он.
— Стрелец его узнал?
— И он тоже.
Старик пристально посмотрел на Симона и сказал:
— Теперь слушай меня хорошенько.
— Слушаю, сударь.
— Ты хочешь спасти господина де Венаска?
— Еще бы!
— Тогда молчи и старайся впредь не встречаться с коробейником.
— Да?
— Ты уже сделал все, что было нужно от тебя. Теперь ступай домой, сиди спокойно и жди. Остальное — моя забота. Если ты мне понадобишься, я тебя найду.
Советник ушел, а Симон подумал: "Верно, что-то есть у него на уме!"
XI
Через час господин Феро де Ла Пулардьер направился в Ла Бом.
Как и говорил Симон, между двумя поместьями было не больше получаса ходьбы.
Господин Феро проворно шагал по уютной дорожке, что вилась меж виноградников, покрывающих плодородные земли берегов Дюрансы.
Он был при параде: надел поверх безупречной рубашки редингот, а на голову цилиндр, что делал только по воскресеньям, когда ходил в деревню на церковную службу.
Орденов же он и вовсе никогда не носил, но на сей раз вдел в петлицу розетку офицера Почетного легиона.
Утро было ясное, солнце сверкало, и последние капли росы трепетали на кончиках листьев, как влажные жемчужины, только что извлеченные из моря.
Никогда прежде господин Феро и не думал навещать новых соседей.
Как мы уже сказали, старый прокурор жил один и ни к кому в гости не ходил.
Поэтому слуги, увидев, как он вышел из Ла Пулардье-ра, несколько удивились этому воскресному гардеробу в восемь часов утра буднего дня.
Он ничего не объяснил, так что слугам пришлось только гадать между собой, а господину Феро до этого и дела не было.
По дороге он думал так:
"Теперь для меня установлен факт: сын капитана Фосийона и новый хозяин Ла Бом Николя Бютен — одно лицо. Итак, я нашел того, кого искал. Но одно меня очень смущает: что человек, который не признается, что был коробейником, живет в доме молодых супругов. Откуда же он там взялся?"
После встречи с Симоном в уме господина Феро зародилось подозрение.
Неужели Николя Бютен, сын несчастного, честного капитана Фосийона, сам — человек бесчестный? Уж не находится ли он в какой-то связи с бандой черных братьев?
Если бы не сообщение Симона — сообщение, подтвержденное свидетельством Стрельца, — господин Феро на другой день по возвращении из Экса все равно пошел бы в Ла Бом.
Но тогда он взял бы бумажник с сотней тысяч франков в банковских билетах, передал бы этот бумажник Николя Бютену и сказал бы:
— Вот то, что вам причитается.
А теперь господин Феро оставил бумажник в Ла Пулар-дьере, хотя деньги и были готовы.
По дороге он думал, какой бы найти предлог для своего визита.
Думал он недолго.
Земли Ла Пулардьера и Ла Бома лежали рядом. Их разделял ручей.
Со старыми хозяевами Ла Бома у господина Феро был уговор, что каждый из них по очереди весной и осенью будет углублять русло ручья, чтобы талая вода с гор не заливала поля.
Новый хозяин, Николя Бютен, видимо, не знал об этом уговоре, и советник шел теперь возобновить его.
Войдя в небольшую платановую аллею, которая вела к дому, господин Феро увидел на скамье перед домом несколько человек.
Во-первых, две сестры: мадам Бютен и мизе Борель. Они сидели за вышиваньем.
Перед ними играл в траве маленький мальчик.
Немного в стороне мужчина лет тридцати, одетый в белую куртку и соломенную шляпу, подстригал садовыми ножницами деревья.
Лица женщин были ясны и спокойны; казалось, что и у мужчины нет никаких забот.
Увидев эту картину, господин Феро, никем из них не замеченный, вздрогнул и на секунду остановился.
"Может быть, — подумал он, — в этом доме и укрывается преступник, но никто из этих славных людей об этом, конечно, не знает".
Вдруг обе женщины встали, а мужчина обернулся.
Они услышали скрип шагов старика по песчаной дорожке. Тот спокойно направлялся к ним.
Николя Бютен пошел к нему навстречу и снял шляпу.
— Здравствуйте, сосед, — любезно сказал советник. — Вы меня, должно быть, не знаете?
— Право, не знаю, — сказал Николя Бютен таким простодушным голосом и с такой искренностью во взгляде, что обманулся даже его собеседник, привыкший читать в глубинах самых злобных сердец.
— Я хозяин Ла Пулардьера.
— Господин советник Феро?
Никем из них не замеченный, он вздрогнул и на секунду остановился
И Николя Бютен снова поклонился.
— Он самый, — ответил советник и сам поклонился женщинам.
— Господин советник, — сказал Николя Бютен, — мы с супругой в самом деле очень виноваты: недавно приехали в эти края, а у вас с визитом не были. Но вы нас, верно, простите, ведь мы еще только-только устраиваемся.
— Охотно вас прощаю, дорогие соседи, — с улыбкой ответил старик. — Я ведь и сам по округе слыву мизантропом и говорят, что я живу, как медведь.