Он потер лицо, сгоняя усталость. Выключил ноутбук и лег в постель. Прикрыл глаза – и снова открыл, уставившись в потолок. Сон не нашел. Виктор нагнулся к рюкзаку и вытянул фотографию Лины. Он внимательно рассматривал снимок дочери, словно пытаясь запомнить каждую деталь лица. Губы его дрогнули, глаза часто заморгали, но Виктор сдержался, не заплакал. Отложил фотографию, глубоко вздохнул и погасил свет.

* * *

Шорох. Шелест. Шипение.

Виктор выпрямился в кровати и схватил фонарь. Опять этот звук откуда-то снизу, у двери. Виктор направил луч, но, как и прошлой ночью, не увидел ничего кроме обшарпанного пола. По дому растеклась густая тишина, нарушаемая лишь частым дыханием самого Виктора.

Он обвел фонарем комнату. Луч скользил по шкафам, ящикам, столу. Свет коснулся окна, и в его проеме мелькнуло бледное пятно. Виктор успел заметить густую бороду, космы волос – и злые угольки глаз. В следующее мгновение костлявое лицо исчезло.

Виктор вскочил с кровати и, схватив карабин, выбежал из домика.

– Эй, а ну стой! – крикнул он во мрак.

Виктор завернул за угол дома, но там никого не оказалось. У стены возле окна притулились бочки и груда старого хлама. Было непонятно, как незваный гость смог настолько близко подойти к окну, ничего не задев и не опрокинув.

Виктор обвел фонарем территорию кордона: ни души. Косматый человек скрылся в лесу. Зоолог выругался сквозь зубы и вернулся в дом.

* * *

На следующее утро Виктор первым делом связался с базой.

– Берлинг, что за ерунда здесь творится? – выпалил он, едва сдерживая раздражение.

– Ты у меня спрашиваешь? – поддел Берлинг. – Что там у тебя?

– В лесу кто-то бродит. Человек. Вторую ночь он подходит к кордону, вчера я засек его на фотоловушке. Ты же говорил, что чужаки сюда не проберутся?

– Верно. Въезд в заповедник мы полностью контролируем с наших кордонов.

– Может, местные? Здесь есть какие-нибудь поселения?

– Твой кордон находится в самой глухой части заповедника, до ближайших обитаемых хуторов – сотни километров по непролазному лесу. Да ты и сам прекрасно знаешь, что местные в заповедник не суются. Слишком строгий охранный режим, проблемы с законом никому не нужны.

– Обитаемых? Значит, есть и заброшенные?

Берлинг на мгновение замолчал, словно что-то вспоминая. Наконец, из рации протрещал его голос:

– Недалеко от твоего кордона раньше находился хутор Хильяйнен. Но он уже лет сорок пустует – с тех пор, как запретили сплав леса по Лунте. Местные покинули Хильяйнен, там никто не живет. Хутор даже на новых картах перестали отмечать.

Вздохнув, Виктор подошел к окну. Моросил дождь. На столе дымилась кружка с кофе.

– Еще вопрос, – сказал Виктор, включая ноутбук. – Вы не замечали ничего странного в поведении гадюк?

– Ребята говорили, что их побольше стало в районе твоего кордона, но такое иногда случается, лето ведь жарким было. А что с ними не так?

– Слишком активные и явно чем-то встревоженные.

– Им же в спячку впадать пора, – удивился инспектор.

– Вот именно. Ладно, Берлинг, мне пора. Лисы ждать не будут, пока я с тобой наговорюсь.

Отключив рацию, Виктор запустил на ноутбуке трансляции с фотоловушек. Но вместо изображений леса, полян и оврагов на него уставились сплошные черные кадры, будто кто-то занавесил объективы… или попросту сломал их.

– Что за черт? – Виктор стукнул по монитору, проверил соединение спутникового телефона с ноутбуком, но ничего не изменилось: камеры транслировали черноту.

* * *

Наспех покидав в рюкзак запасные фотоловушки и прихватив карабин с фальшфейером, Виктор зашагал в лес. Под ногами чавкали мох и жухлая листва, влажная дымка окутывала заросли бузины и крушины. Утром прошел дождь и смыл все то, что некогда было зеленым: лес казался тусклым и безжизненным, и лишь вкрапления киновари и багрянца придавали ему траурную торжественность.

Виктор выбрался к поляне, где вчера установил на рассохшемся пне фотоловушку. Объектив камеры оказался расколотым: кто-то его разбил. Виктор вытащил фотоловушку и задумчиво повертел ее в руках.

Справа что-то мелькнуло. Виктор вгляделся: бесконечные ряды сосен уходили вдаль, рябили перед глазами, сливались в монотонный частокол. Виктор вернулся было к осмотру фотоловушки, как вдруг опять засек движение в десятке метров от себя: среди стволов скользнула фигурка в сиреневом платье.

– Лина? – выдохнул Виктор, не веря своим глазам.

Девочка задорно рассмеялась – и бросилась прочь, скрываясь в галерее древесных колонн. Виктор, скинув секундное оцепенение, рванул следом. Он лавировал между сосен, перепрыгивал через коряги и поваленные стволы, стараясь не упустить из вида Лину. Сиреневое платье мелькало впереди промеж деревьев, как вдруг исчезло.

Исчезли и сосны.

Виктор выскочил на прогалину – и замер от шока. Кроваво-рыжими комками на поляне сгрудились трупы лисиц. Взрослая особь валялась со свернутой шеей, в раскрытой пасти чернел распухший язык, лапы и туловище пестрели ранами с разодранными краями. Рядом с лисицей покоились трое детенышей. Пустые глазницы со следами спекшейся крови, оторванные уши, вывихнутые лапки.

Виктор сглотнул и скривился, стараясь подавить тошноту. Обвел взглядом прогалину и лес вокруг: ни следа сиреневого платья.

– Лина! – крикнул Виктор и прислушался.

Тишину разрезал визг. Истошный, протяжный, животный. Звук исходил справа, со стороны сосняка, и Виктор кинулся к источнику шума, на ходу снимая с плеча карабин.

В нескольких метрах от поляны, у опушки леса, на жухлой траве кувыркался клубок из жирных черных змей. Гадюки тугими канатами сжимали тело лиса, который крутился на месте, пытаясь сбросить гадов. Сквозь их сплетенные масленые тела проглядывала голова зверя с оскаленной пастью и оторванным правым ухом. Бандит визжал – змеи его жалили – и кусался в ответ, клацая зубами, но было видно, что силы его на исходе: полчище гадов превосходило количеством и силой.

Виктор на мгновение оторопел. Он никогда не слышал, чтобы гадюки организованным кублом нападали на животных. Виктор нацелил карабин на катающийся по траве ком, но передумал и опустил оружие: выстрелом он мог поранить Бандита. Виктор выхватил из кармана фальшфейер и дернул шнур. Из тонкого цилиндра, разбрызгивая искры, с гулом вырвалось красное пламя. Виктор бросил фальшфейер в клубок змей.

Гадюки, яростно зашипев, схлынули с лиса: не менее дюжины гадов, извиваясь, скрылись в траве и листве. На полянке распластался израненный, растрепанный Бандит. Рядом, догорая, дымился фальшфейер. Лис мутным взглядом посмотрел на Виктора. Левый глаз заплыл и опух.

Виктор шагнул к зверю, но Бандит поднялся, посторонился и, поджав хвост и уши, на шатающихся лапах засеменил к трупам лисицы и щенков. Зверь обнюхивал, тыкал носом, лизал тушки сородичей. Фырчал и тявкал, словно умоляя их подняться.

Виктор покачал головой и отвел взгляд, оставляя Бандита наедине с погибшей семьей.

* * *

Кордон будто замер в ожидании Виктора: ни ветра, ни звука. Сизая мглистая дымка заволокла домик и хозяйственные постройки. Со смурого неба опускался вечер.

Виктор вытащил из рюкзака запасные фотоловушки и закрепил их по территории кордона – на дровнике и бане, на ржавых бочках, раскиданных по периметру, и на крыльце домика. Весь форпост оказался под прицелом объективов.

– Теперь никто не проскочит. – Потер руки Виктор.

Он вернулся в домик, зажег лампу и вывел изображения с камер на ноутбук. За то время, что он потратил на установку фотоловушек, заметно стемнело: тьма прокралась на кордон. Но все было спокойно, и Виктор взялся за рацию. Помедлил. Наконец, нажал на кнопку. Из динамика зашипело, затрещало.