— Я потерял сознание? — спросил он.

— Нет, милорд.

— Что тебе нужно?

— Не убивайте меня, милорд, — прошептал Эндрю и стал на колени перед его кроватью. — Это не из-за поместья, — спешил Эндрю, путая слова, — но потому, что кто-нибудь может опередить меня и сделает предложение. Я уже говорил с братом, и он считает, что я роняю свою честь. Он говорит, что я должен оставить службу. Я боюсь, что это произойдет, потому что вы имеете право выгнать меня, но все же я попрошу вас. Не выгоняйте меня, милорд! Вы можете отказать мне, но я люблю вас тоже. Я никогда не сделаю вашей дочери ничего плохого и …

— Мэри! — Рэннальф с облегчением вздохнул.

— Я люблю вашу дочь! — выдохнул Эндрю. — Мой брат говорит, что я не имею на это никакого права, но я не хочу ничего дурного. Она такая хорошая, такая милая…

— Замолчи! — приказал Рэннальф, испугавшись, что засмеется и обидит дрожащего просителя.

Эндрю опустил голову, его шея оголилась, как будто он подставил ее под удар меча. Вот в чем секрет преданности Эндрю. Как все просто! Рэннальф мог найти более знатного мужа для своей незаконнорожденной дочери, но Мэри была подходящей наградой за спасение жизни Джеффри.

— У тебя кровь получше, чем у нее. Ты знаешь, что ее мать была служанкой?

Эндрю кивнул, его сердце билось так сильно, что он почти оглох.

— Иди, — сказал Рэннальф после продолжительного молчания. — Пришли своего брата. Если он не будет возражать, что ты берешь в жены дочь служанки, мы все обсудим.

Рэннальф решил предложить Эндрю стать его вассалом и подарить один из своих замков, так что он ничего не потеряет. Состоять в кровном родстве с Фортескью тоже очень полезно, если вдруг Кэтрин одолеют дикие замыслы, которых он не одобрит.

Он лежал и ждал сэра Джайлса, но открылась дверь, и вошла Кэтрин. Она улыбнулась Рэннальфу и отбросила волосы со лба.

— Ты согласился. Я увидела это по его лицу. Какой ты добрый! Я хотела рассказать тебе, что они уже год любят друг друга, но ты обрывал меня каждый раз, когда я заговаривала об этом.

Рэннальф рассмеялся и приподнялся, чтобы поесть принесенный Кэтрин суп.

— Ты выиграла этот бой, но у тебя не будет времени на другие. Когда люди отдохнут, я отошлю тебя домой, а вассалов Соука — в их владения. Они послушают меня, Кэтрин, так как здесь нет дел ни для них, ни для тебя. У меня достаточно продуктов и достаточно вассалов.

Юстас был в пути через день после приезда Кэтрин. Он не мог взять осажденный замок без людей, которых она увела. Весь его план провалился. Теперь его последней надеждой оставался авторитет отца. Если Стефан прикажет ей и ее людям вернуться, возможно, они послушаются.

Стефан пребывал в глубоком оцепенении, которое периодически находило на него после смерти жены. Он выслушал сына и только покачал головой.

— Пусть они остаются. Возьми моих людей. Гораздо важнее задержать Генриха, чем захватить какой-нибудь замок.

— Но ведь задержать Генриха не будет возможности. Ты думаешь, что Рэннальф будет удерживать Кроусмарш сейчас, когда там его люди? Они покорятся Анжуйцу и станут воевать против нас.

Глаза Стефана сверкнули.

— Нет, они так не поступят. Если Генрих возьмет его в плен, тебе не будет нужды больше беспокоиться о Рэннальфе.

Юстас уставился на отца, как будто на его глазах тот превратился в змею. Затем разразился смехом.

— Чудесно, — выдохнул он, — чудесно! Я никогда прежде не думал о таком способе избавиться от этого предателя, не опорочив нашей чести.

Стефан слегка вздрогнул от стыда. Юстас думал, что Генрих должен уничтожить такого злобного врага. Тогда бы все было так, как он хотел, потому что он бы тогда решил, что сможет завоевать вассалов. Наследник же Рэннальфа был лишь мальчишкой. Юстас думает, что после этого все будет в его руках.

Однако Стефан не верил, что Генрих пойдет таким путем. Он скорее уговорит Рэннальфа перейти на свою сторону или же возьмет с него клятву о том, что Рэннальф не присоединится ни к какой из сторон. Стефан от природы не был наделен бессмысленной жестокостью, и поэтому ему казалось, что все тоже не могут убивать просто из прихоти или каприза.

Юстас же нисколько не сомневался, что Генрих без всяких угрызений совести казнит пленника, если это принесет ему хоть малейшую выгоду, но покачал головой.

— Этого не произойдет, — сказал он. — Ты должен остановить его вассалов, или Генрих получит их, и восток никогда не будет для нас безопасным.

— Я вызову их довольно скоро. Пусть они хотя бы доставят для Соука припасы. Он подчинится моим приказаниям. Еще есть время.

— Времени нет! Повторяю, что Генрих на пути к Уоллингфорду. Я писал тебе на прошлой неделе, что у меня есть такие сведения.

Стефан встал и вышел из покоев походкой лунатика.

— У меня остается как раз слишком много времени, — бормотал он. — Боже, избавь меня от этой пытки. Дай мне умереть.

Юстас возвратился в свои покои, где его ожидал гонец из Лондона. На письме была печать его жены. Он почти разорвал свиток, ему нужно было сделать что-нибудь, чтобы разрядиться. Вскрыв письмо, он стал читать. Вскоре он бросил пергамент на пол, ругнувшись сквозь зубы. Как ему не повезло! Иметь идиотку жену, такую же, как его сумасшедший отец. Кто может постичь женскую глупость? Она принимала у себя Глостера, который сказал ей, что Юстас один должен руководить военными действиями. А ведь Глостер — поистине выдающийся шпион мятежников.

Юстас швырнул свиток в потухший очаг и схватился за голову. Его рука нащупала пустой кубок, и он раздраженно отшвырнул его в другой конец комнаты. За ним последовал стул. Юстас уже схватился за конец стола, чтобы перевернуть его, но вдруг опомнился. Какой бы ни была Констанция, но Глостер-то не дурак. Он не любит пустых разговоров. Таким образом, если Глостер пришел к Констанции, у него была какая-то причина. Невозможно, чтобы он хотел совратить Констанцию, она не столь обворожительна. Скорее всего он собирался что-то выудить у нее. Торопясь, Юстас достал письмо из очага и стал его перечитывать. Догадаться, за чем охотился Глостер, сквозь туман домыслов Констанции было нелегко, но после третьего прочтения Юстас решил спрятать пергамент в тайник. Такого не может быть, думал он, но ответ не написал.

Теперь он стал наконец обдумывать план разгрома войск Генриха. Войска Анжуйца находились в постоянных сражениях уже не один месяц, они порядком измотаны. Место около Кроусмарша было лучше знакомо Юстасу, чем Генриху. Вассалов Рэннальфа нужно вывести из Кроусмарша. С Рэннальфом придется разобраться в другой раз, но идея спасения хороша уже тем, что люди будут благодарны ему.

Юстас укрепил земли, отбитые у Бигода, и поспешил на юг, чтобы уговорить отца принять такие же меры предосторожности. Он получил новости, подтверждающие его догадки. Войска Генриха прибыли в Уоллингфорд, но вместо уничтожения Кроусмарша они начали осаду. Генрих не хотел убивать этих людей, он вынуждал их покориться и присоединиться к нему. У осаждавших могли быть и другие цели. Когда припасов достаточно, осада хороша тем, что люди, уставшие от сражений, могут немного отдохнуть. Юстас ускорил свои приготовления. Люди и оружие были подготовлены, маршрут выяснен, план атаки уточнен. Он еще не связывался с Констанцией. Если она предлагает такой бесстыдный план убийства своего свекра, то Юстасу до этого нет дела. Неприкосновенность и великие блага, которые она могла пообещать Глостеру, не имели к Юстасу никакого отношения. Если он встретится с Генрихом и разгромит его, Юстас выгонит Глостера за пределы стен Уайт Тауэра или арестует его.

— Тебе не нужно было приезжать сюда, — вздохнул Рэннальф, устало растянувшись на жесткой койке. — Сколько человек окружило нас?

— Не знаю, милорд, — равнодушно ответила Кэтрин. Она была в замке пять недель, денно и нощно ухаживая за своим мужем, но они были еще дальше друг от друга, чем всегда. Рэннальф позволил людям и лошадям отдохнуть несколько дней, потом снова попытался разгромить войска, окружившие его. Когда Кроусмарш был освобожден, Кэтрин уговорила его оставить ее на неделю, чтобы подлечить приступы лихорадки, которые продолжали мучить его. Затем она уедет. Иначе, сказала она, ему придется избить ее до потери сознания или привязать к лошади. Ее помощь уже принесла пользу, гораздо большую, чем уход любого лекаря. Однако не прошло и недели, как войска Генриха перешли в наступление.