— И это говорит новоиспеченный отец о дочери! — засмеялся Рэннальф, вспомнив, как гордился своими малютками.
— Положим, я не новоиспеченный отец. Жена радовала меня трижды. Мне достаются одни женщины, но я об этом не жалею. Я хотел девочку, потому что уже нашел ей мужа, но следующим, надеюсь, будет сын. Брат Вальтер — мой наследник, но сейчас не время говорить о политике.
— Почему бы и нет? — ответил Рэннальф. Он не хотел встречаться с Херефордом наедине. Это дало бы Юстасу повод говорить об измене. Гораздо лучше, если мятежник Херефорд разговорится на людях.
— Ну ладно, мой брат — яркий пример. Когда ему нужны деньги, или его одолевает скука, или просто плохо переваривается еда, он идет грабить других.
Рэннальф рассмеялся:
— Ты спрашиваешь совета или хочешь, чтобы я наставил твоего брата на путь истинный?
— Я могу сам справиться с братом, — нетерпеливо ответил Херефорд. — Я говорил о нем лишь для примера. Половина королевства состоит из подобных Вальтеров. Если такой человек вторгнется в мои владения, что мне тогда делать?
— Прогнать его! — рассмеялся Рэннальф. — Ба-а, да ты уже пьян. Ну что за дурацкий вопрос? Твои земли прекрасно защищены, любезный Херефорд.
— Конечно, но для чего это нужно? Почему мы не можем спокойно находиться в своих владениях и отдыхать, а постоянно прислушиваемся и то и дело хватаемся за оружие? — Потому что так устроена жизнь!
— Нет, сэр Рэннальф, потому что так устроена Англия. — Мужчины почти враждебно смотрели друг на друга. — Что ты будешь делать, — продолжал Херефорд, понимая, что к этому вопросу Рэннальф не останется равнодушным, — если, скажем, вассалы Соука не захотят тебя признать?
Рэннальф покосился на жену, его лицо потемнело. Кэтрин затаила дыхание.
— Неужели ты думаешь, что я не смогу заставить их повиноваться? Своих противников я уничтожу. Среди моих собственных вассалов достаточно младших сыновей, чтобы они служили мне верой и правдой.
— Допустим, ты сделаешь, как говоришь, и добьешься своего, но подумай, какой ценой! Хотя тебе об этом думать не нужно. Раз уж Соук станет твоим по приказу короля, сопротивления не будет. Закону следует подчиняться.
Рэннальф грустно улыбнулся:
— Ну, чем ты недоволен? Это так неразумно.
— О, да, с таким королем это неразумно.
— Не желаю слушать речи об измене, Херефорд!
— Я не говорю об измене. Ответь мне! Если бы все графы в королевстве были согласны, что Соук принадлежит тебе по праву, и поддержали бы тебя, осмелился бы хоть один вассал выступить против?
Помолчав, Рэннальф тяжело вздохнул:
— Нет, конечно, но это опять-таки вопрос, как достать солнце. Люди всегда в первую очередь защищают свои интересы. — Вот что, оказывается, привлекло Лестера. Мысль заманчивая, но не новая. Глаза Рэннальфа погрустнели.
Кэтрин слушала как зачарованная. Мужчины, которые окружали ее раньше, заставляли воевать своих вассалов, а сами занимались политикой при помощи учетных книг. В любом случае, при ней таких разговоров никто не заводил. Кэтрин испугало отношение Рэннальфа к вассалам ее отца, но она была слишком заинтригована услышанным, чтобы возмутиться. Чье-то легкое прикосновение отвлекло ее. Леди Уорвик была очень довольна своим вмешательством. Гундреда поняла, что мужчины увлечены интересным разговором. Она видела, как внимательно слушает их Кэтрин, но все же решила отвлечь ее.
— Вы уже поговорили с сэром Рэннальфом?
Что вы о нем думаете?
Кэтрин беспокойно оглянулась на Рэннальфа.
Гундреда рассмеялась:
— Он ничего не слышит. Когда мужчины разговаривают, они становятся глухи. Беседовать с женщинами не так интересно. В конце концов, о чем могут говорить женщины, как не о детях и стряпне?
— Я не могу ничего сказать, сударыня, — осторожно ответила Кэтрин, — мы едва обменялись несколькими фразами. Но король и королева не дали мне причин сомневаться в том, что у сэра Рэннальфа прекрасная репутация.
— О да, — со странной улыбкой ответила леди Уорвик. — Я говорила вам, что знаю Рэннальфа Слиффордского много лет. Это человек, который ставит честь и гордость превыше всего.
— Разве это плохо?
— Плохо? Мой муж из такой же породы. Гордыня до добра не доводит, а честь иногда приводит к бесчестью. Вы молоды. Не дайте ему погубить вас!
При этих словах душу Кэтрин снова охватил страх.
— Только не говорите, что он хочет присвоить мои земли, — прошептала Кэтрин.
Самое подходящее время, решила Гундреда, чтобы воскресить ее страхи. Ужас не должен подавить ясности мышления молодой женщины.
— Боже милостивый, конечно, нет! — воскликнула она. — Рэннальф? Да он скорее вырвет свое сердце и съест его. Вам не нужно этого опасаться. Он не допустит, чтобы это сделал и кто-нибудь другой, но он может обескровить земли бессмысленной войной за право наследования. У вас будут дети, у него уже есть сыновья. В погоне за славой он может лишить детей средств к существованию. Ваши земли должны принести пользу вашим детям, Кэтрин. — Леди Уорвик давала понять, что хочет Кэтрин добра. — Гром разрази всех королей! — добавила она. — Вы знаете, что у Рэннальфа не самый легкий характер. Как бы он не навредил вам. Конечно, без злого умысла. Но он может превратить вашу жизнь в бесконечное страдание. Женщине необходимо прибежище. Когда вассалы вашего отца прибудут в Лондон, поговорите с ними с глазу на глаз. Возможно, вы придете к согласию. — Она сжала руку Кэтрин. — Приходите ко мне, когда муж будет в отъезде. Я покажу вам великолепную вышивку.
Кэтрин не удивилась такому резкому переходу. Она тоже уловила, что разговор мужчин перешел в другое русло. Херефорд смеялся, а Рэннальф ворчал, казалось, они говорили о чем-то приятном. Леди Уорвик отошла, но подошли другие дамы. Кэтрин до смерти устала от любезностей. Но говорила, рада была говорить банальности, которые не мешали думать. Вассалы ее отца! Они ни разу не вспомнили о ней, когда ее постигло горе. Но они любили ее отца и, возможно, не останутся в стороне, если ей будет угрожать опасность. Рискнут ли они своей жизнью и благополучием ради нее? Леди Уорвик была уверена, что хозяина Слиффорда можно не опасаться.
Кэтрин украдкой взглянула на стоявшего рядом с ней мужчину. У него было суровое лицо, жесткий рот, но он не казался жестоким.
Поток поздравлений был прерван приглашением к обеду. Новобрачные восприняли это с большим облегчением, правда, по разным причинам. Кэтрин хотела предаться своим мыслям. Рэннальф же до смерти устал от пустых разговоров, которые ненавидел, и с удовольствием думал о том, что через несколько часов они с Кэтрин останутся вдвоем.
Он попросил Кэтрин передать Стефану блюдо с угрями — самым любимым кушаньем короля. Взгляд его задержался на ее белоснежной шее, скользнул на округлую грудь, и на секунду он вновь смешался — тело Кэтрин манило его к себе, и он поймал себя на мысли, что хочет прикоснуться к ней. Однако это было бы верхом неприличия даже для него. Он отвечал на ее вежливые вопросы односложным мычанием и, как показалось всем гостям, был явно недоволен, но Кэтрин, очень чуткая к его настроению, не расстроилась.
Обед, по мнению гостей, не совсем удался. Был Великий пост, и все ухищрения королевы все же не смогли сделать трапезу по-настоящему приятной. Никакое количество соли, приправ, перца не поможет превратить яйца и рыбу в телятину и оленину. Жареная, запеченная, тушеная, фаршированная и отварная — все равно это рыба. Хуже того, не хватало свежих овощей, от этого страдали все, независимо от занимаемого положения. Конечно, употреблять овощи не запрещалось, просто в марте их запас иссяк. Даже свежеиспеченный хлеб казался кислым из-за долгого хранения муки в сырых амбарах.
Единственным преимуществом короткого обеда было то, что гости были почти трезвыми, когда столы освободили от блюд и отодвинули к стенам и Стефан дал знак менестрелям играть, чтобы благородные гости могли без помех потанцевать. Он знал, что главной опасностью таких дворцовых праздников было то, что политические противники, разгоряченные вином, могли буквально дойти до рукопашной. Теперь же танцы займут и успокоят их.
