По счастливому стечению обстоятельств, мой начальник решил отправить меня в командировку в самое знакомое и близкое мне место, куда я уже давно хотел поехать сам. В мою деревню.

Воспоминания о тех счастливых и беззаботных годах нахлынули на меня, парализовав процесс работы на весь оставшийся день. Я не мог думать ни о чем другом, кроме предстоящей поездки.

Я давно не был там, поэтому представлял, как там все изменилось. Может быть, деревня уже и не деревня вовсе, а небольшой городок…

Какой же шок ждал меня, когда я прибыл туда! Никак не ожидал увидеть полупустую деревню с заброшенными и разрушенными домами. Особенно больно было видеть всю эту разруху на фоне пышного зеленого леса, яркого апрельского солнца и цветущих яблонь и вишен в садах за заборами.

Как и всех, кто возвращался в родные края, в первую очередь меня интересовал вопрос о том, что произошло с моим домом. Родители продали его перед отъездом в город, и я очень надеялся хотя бы издали посмотреть на него, оживить воспоминания.

Надежды мои не оправдались, все было даже хуже, чем я мог представить. Мой дом, в котором я провел свое детство, и с которым у меня было связано так много воспоминаний, сгорел. Слезы невольно навернулись у меня на глазах, когда я смотрел на выжженную землю, рухнувшую крышу, пустые окна и покрытые черным нагаром некогда белые стены.

Чтобы немого успокоиться я обвел взглядом соседние дома. И тут увидел… Его! Старый Митрич. Он сидел на стуле, на крыльце своего дома и, как всегда, смотрел в лес.

Митрич был фигурой необыкновенной и запоминающейся. Он исполнял обязанности старосты, охранника и старого ворчливого деда, вечно гоняющего нас оттуда, где нас быть не должно было. Но основная негласная задача у него была другая. Он зорко следил за тем, чтобы дети не заходили в лес. Лес этот в народе называли «Угодья Лешего». Даже если эта территория и имела другое официальное название, то вряд ли кто-то из деревенских знал и помнил его.

На самом деле, никому из нас, мальчишек, не пришло бы в голову пойти в этот зловещий лес. Даже несмотря на то, что дети всегда любопытны и ничего не боятся, в этом месте чувствовалось что-то… Необъяснимое, древнее и злое. Люди, вошедшие в этот лес либо возвращались безумными, либо не возвращались вообще. Я бы никогда не рискнул пойти туда. Но вот Митрич… Думаю, он был там не единожды, хотя утверждать не берусь.

Я подошел к фигуре в кресле и несколько минут молча пялился на пожилого мужчину, сидящего напротив. Старик, казалось, ничуть не изменился со времен моего детства. Та же ровная белая борода до груди, тот же строгий взгляд светло-голубых глаз, нахмуренные брови, даже морщин не стало больше!

– Как так, Митрич? – удивленно спросил я.

Он едва заметно вздрогнул и, все еще хмурясь, посмотрел на меня. И я тут же пожалел, что так грубо нарушил течение его мыслей.

– Доброго здравия тебе, хлопчик. Чего тебе надобно от старого человека?

– Здравствуй, Митрич. Ты меня не помнишь уже, я тут жил лет двадцать назад. Увидел тебя и удивился, что ты не изменился совсем, хотя уже столько лет прошло. Это как? Ты что, секрет молодости знаешь?

– Помню я тебя. Вон в том доме жил, – старик показал рукой на мой дом. – Только, кажись, ты тогда умнее был.

– Почему это?

– Потому что глупых вопросов не задавал. Разве ж я молод? Посмотри на меня. Как был стариком, так стариком и помру. Я изменился, ты просто давно меня не видел.

– Да как же… Да у тебя даже одежда та же, что и прежде! – воскликнул я, осматривая его свободную белую рубаху, напоминающую тунику, штаны, похожие на портки у славян, ступни без обуви. – Тебе разве не холодно без обуви?

– А ты с какой целью интересуешься? Ежели из интереса, так ты всегда можешь попробовать сам. Ноги, как я погляжу, у тебя имеются.

Я рассмеялся. Всерьез сердиться на Митрича было невозможно.

– Так ты чего хотел-то? – спросил старик.

– Не знаю.

– Вот молодежь пошла, сами не знаете, что хотите. Ладно, ежели ты сможешь связать два слова и понять, чего тебе надобно, то исполню твое желание.

– Как золотая рыбка?

– Как старик Хоттабыч. Ну, так?

– Любое?

– Почти.

Тут я задумался. Конечно, я прекрасно понимал, что «любое» мое желание он исполнить не в состоянии, но может…

– Слушай, Митрич, а расскажи о своей жизни.

Старик в недоумении посмотрел на меня, будто не веря своим ушам.

– Это что-то новое. Зачем тебе?

– Интересно.

– Жили бы своей жизнью, да в чужие не лезли, больше пользы было бы, а то все норовят узнать, как сосед живет, – тихо проворчал Митрич. – Ладно, раз уж обещал, то расскажу тебе одну сказку, а ты уж сам решай, что там правда, а что – выдумка. Завтра приходи ко мне, часов около пяти вечера, когда прохладно будет.

– Принести тебе что-нибудь, Митрич?

– Да нет, мне ничего из ваших новомодных штуковин не надобно. Да и из еды и питья – тоже. Так что ступай с миром.

– До завтра! – крикнул я и ушел искать место, где мог бы переночевать.

Найдя пристанище, которое служило тут подобием гостиницы, я лег спать, уставший от дороги и от впечатлений сегодняшнего дня.

Когда я пришел, Митрич все так же сидел в своем кресле и смотрел в лес пристальным взглядом, сложив руки на груди. Я хотел обратиться к нему, но передумал, молча сев на ступеньку крыльца и устремив свой взор на лесной массив.

Митрич глубоко вздохнул и сказал:

– Только я тебя сразу предупреждаю что рассказывать буду, ежели ты с уважением относиться к моему сказу будешь. Ежели хоть раз перебьешь меня, то больше ничего не узнаешь, усек?

– А как же вопросы? Вопросы можно задавать?

Старик недовольно пробурчал что-то.

– Можешь задать парочку, но только когда я полностью расскажу тебе свою историю. Теперь, ежели ты закончил, то сиди и слушай.

Митрич прочистил горло и начал.

«Некогда, в одной небольшой деревушке, сдружились четверо детей: двое мальчиков и две девочки. Девочки были во всем противоположны, но любили друг друга как настоящие сестры, хоть и не являлись таковыми. Каждую свободную минуту они проводили вместе, весело перешептываясь, заплетая косы друг другу, собирая ягоды на лугу и играя в игры. Звали их Рада и Мила.

Рада была высокая для своего возраста, черноволосая, черноглазая, любопытная, добрая, но не уступающая характером ни одному мальчишке в округе.

Мила же… Ей больше бы подошло имя Снежана, такая она вся была, будто снегом рожденная: белая кожа, волосы цвета созревшего одуванчика и такие же пушистые, светло-серые глаза. Характер у нее был тихий, скромный. Несмотря на то, что рост у нее был небольшой, особенно на фоне Рады, Мила всегда пыталась казаться еще меньше и незаметнее.

Иногда, ближе к вечеру, когда все работы по дому были окончены или днем, когда взрослые отдыхали, на улице можно было услышать звонкий и радостный голос Рады.

– Ми-и-ила-а-а! Выходи, ясный свет, бежим играть к ручью!

Калитка отворялась и выходила скромная Мила, глядя в землю. Выход ее, как правило, сопровождался громким окриком из избы.

– К лесу не ходите! – кричала вслед мать Милы. – Слышите? Не дальше середины луга! И чтобы к ужину была дома!

– Помним! – прокричала в ответ Рада, схватила подругу за руку и они, улыбаясь, побежали к ручью.

Неизвестно, что именно привлекало детей к ручью, но все они, не сговариваясь, бежали играть именно туда, собираясь на границе деревни и луга. К тому же было даже специальное место, которое хранило множество детских тайн и историй. Место это находилось на середине луга, примерно посередине между деревней и лесом.

По ночам в лесу шелестела тревожно листва, иногда даже в отсутствие ветра, заунывно выли волки, а если приглядываться, то между ветвей можно было заметить странное желтое свечение в глубине.