— Многие фамильяры обретают лишь один облик. Для них счастье получить второй. Но фамильяры, рожденные из дейнов в миг печали, которые жертвовали собой ради любимых, могут вернуться от смерти и найти третий облик, — Розамонд посмотрела мне в глаза, а потом на Брэлинн. — Облик человека.

Сердце колотилось в моих ушах, и я сглотнула, посмотрела на кошку на моих коленях.

— Брэлинн… может снова получить облик человека?

— Я это видела, — прошептала Розамонд. — Но фамильяры — не люди или мейсоны. Они живут третями. Треть времени как кошка, треть — в облике воина, треть — в новом облике.

— Так Брэлинн сможет однажды стать девушкой, которую мы потеряли? Она сможет говорить, обниматься и быть с Люкеном? — я охнула. — Ох, Люкен знает?

Розамонд покачала головой, и мое сердце сжалось.

— Когда она изменит облик, она будет треть жизни такой, какой была, хотя не полностью. Мы все не такие, какими были. Люкен не знает. Я не могла дать ему надежду, ведь за годы или века мои видения могли измениться. Но… вряд ли придется ждать долго.

Я восхищенно посмотрела на Брэлинн. Она спрыгнула с моих колен и подбежала к Алуре. Алура склонилась и погладила ладонью спину Брэлинн.

— Пора, — прошептала женщина. — Вернись.

Я встала с другими, Алура отошла. Розамонд шагнула вперед, вытянула руки. Магия скользнула по нам, и мое тело задрожало. Магия Духа во мне просилась наружу.

— Выпусти ее, Лирика, — прошептала Пророчица.

Я посмотрела на нее, не понимая, что она имела в виду. Дух во мне толкался.

Я соединила ладони, а потом направила их на Брэлинн. Тепло во мне бросилось, словно я удерживала его на месте до этого мига, и вырвалось из моего тела, понеслось к Брэлинн в облике кошки.

Другие говорили, но я могла сосредоточиться только на кошке передо мной.

Ослепительный свет вспыхнул в комнате, и я отшатнулась, опустила руки. Я вдруг вдохнула и ощутила знакомый аромат.

Истон сжал мои бедра, чтобы я не упала. Мужчины прошли в комнату, все смотрели на женщину перед нами.

Женщина была в одеяле, которое Лания достала будто из воздуха. Ее длинные темные волосы скрывали ее лицо, бледная кожа сияла в свете свеч.

Ее тело дрожало, но она посмотрела на меня знакомыми глазами, которые я так любила. Я сморгнула слезы и чуть не упала на колени.

— Брэлинн! — закричала я и почти сбила ее на пол. Я прижала ее к себе, понимая, что другие говорили, объясняли произошедшее. Но я не могла говорить. Я могла лишь обнимать подругу, Эмори подошла и обняла нас.

А потом я отодвинулась, прижала ладони к лицу Брэлинн, зная, что у нас еще будет время поговорить. Я найду время.

Но не сейчас. Потому что Люкен подбежал, оторвал Брэлинн от пола и прижал к себе. Слезы текли по лицу воина, и я отошла, Истон поцеловал меня в висок, обняв меня.

Это был личный момент, половинки обнимались, словно никогда такого не делали… словно это был ценный дар.

Это было нечто больше.

Это был подарок. Судьбы. Правды. Жертвы.

Мы стояли там и знали, что это был знак.

Брэлинн вернулась.

Она была живой.

Она была целой.

Она была символом того, что мы могли иметь.

Мы отошли, чтобы дать паре уединиться, другие говорили о пророчестве и будущем, но я думала только об одном.

Я вернула свою лучшую подругу.

А теперь покину ее.

Снова.

Глава двадцать вторая

Истон

Разведка не привела нас ближе к миру теней. Лирика чуть не убила себя, чтобы дотянуться до магов Духа, но это дало ей только убежденный взгляд, что тревожило меня. Мы не говорили об этом. С чего бы? Если бы мы говорили об этом, пришлось бы обсудить возможность, что никто из нас не выживет в бою.

Если Лирика умрет, умру и я. Я не буду жить без нее, даже если переживу потерю нашей связи.

Я уже жил сотни лет с проклятием, о котором не знал, обвившим мое сердце. Я больше так не буду.

Но все будет напрасным, если мы не поймем, где прятался Серый.

Мы стояли на тренировочной площадке перед поместьем, маги вокруг нас были как часовые, пока другие учились использовать новые силы или биться как дейны. Или впервые сражаться, как было у магов, которые всю жизнь были с магией, но не были солдатами.

Чтобы быть частью этого мира, не нужно было обязательно сражаться. Были другие способы бороться, кроме крови и возможной смерти. Наши пекари, учителя и ученые… все бились по — своему.

Но теперь многие шли с нами, куда бы мы ни шли. Чтобы биться с Серым.

Они бились за свой народ. И это означало, что мы использовали затишье между стычками, чтобы тренировать их.

Они будут нашим запасом, потому что я не дам им быть пушечным мясом.

Но всем нужно было знать, как использовать магию, чтобы защитить себя и окружающих, которые могли быть слабее.

Это означало долгие ночи тренировок для моего дяди, долгие ночи для тех, кто сторожил.

— Часовой вернулся? — спросил Тиган рядом со мной, разминая плечи.

— Скоро должен быть. Не люблю посылать много разведчиков сразу, но нам нужно определить, как попасть к Серому.

— Ты знаешь, что все может быть зря, если он нападет первым.

— Потому мы укрепляли поместье Огня, пока тренировались, и готовились уйти, если до этого дойдет. Будет непросто, но мы справимся.

— У нас нет выбора, — буркнул Тиган, играя с Огнем на пальцах.

— Женщины и другие в порядке? — спокойно спросил я, искал взглядом часового. Он должен был скоро прийти, но я не надеялся.

Надежда иссякала.

— Они справляются. А что? — спросил Тиган.

— Ты рычал на Вин при любой возможности. Больше, чем обычно, — я повернулся к лучшему другу.

Тиган долго молчал, и я не был уверен, что он ответит.

— После того, как мы потеряли Арвина, я не знаю, как мы справимся.

— Он не хотел бы, чтобы мы сдались, — Тиган пожал плечами, хотя я знал, что потеря нашего ученика что — то с ним сделала. Она сломала что — то во всех нас.

Мы потеряли Арвина, потому что нам не хватило сил спасти его.

Я надеялся, что теперь мы были лучше.

— Вин учится использовать новую силу, так что она чаще рычит на Родеса, чем дает мне работать с ней. Ничего страшного, — быстро добавил он, когда я приподнял бровь.

— Да?

— Она — не моя половинка. Мы давно это знали. И это не важно, да? Если мы не сможем найти Серого и покончить с ним. Если мы не сможем найти способ восстановить наш мир.

Я кивнул, напряжение сдавило плечи.

— Думаю, у Лирики есть способ, — прошептал я.

— О чем ты? — спросил Тиган.

— Когда придет время, и бой найдет нас, думаю, моя половинка пожертвует собой. Она как — то использует все пять стихий, и так она защитит и исцелит мир.

Я не собирался говорить это вслух. Но Тиган отпрянул на шаг и посмотрел на мое лицо, словно не мог поверить, что я так спокойно говорил это, и я знал, что нужно было выпустить это, или будет слишком больно.

— И ты просто позволишь ей? — закричал Тиган.

— Я не позволяю Лирике ничего, — сказал я.

— И она умрет, и мир будет защищен. Тебя это устраивает? — спросил Тиган, голос стал еще выше.

Я пронзил его взглядом, и он стал чуть тише. Я знал, что наши слова никто не слышал, потому что мы были достаточно далеко от группы, искали часового, но я не хотел, чтобы кто — то подслушал.

— Я не дам ей одной умереть за нас.

Мне не нужно было ничего говорить, потому что Тиган покачал головой и кивнул.

— Потому что ты собираешься уйти за ней, чтобы всех защитить.

— Она сделает то, что должна, и я сделаю так, чтобы она не делала это одна.

— Ты звучишь как безумец, — сказал Тиган, и я знал, что он пытался поднять настроение, но этого не будет. Не во время войны.

— Я не знаю, что нам делать, но я знаю, что защищу ее. Я буду защищать наш народ. И я убью Серого.

— Если это не придется сделать Лирике, — возразил Тиган.