Запивая кофе таблетку от мигрени, отец наблюдал за ней.

— Я иду в клуб. К одиннадцати нужно расставить сто пятьдесят складных стульев для свадьбы Высоцки и Тиллман.

— Вы уже натянули шатры?

— Вчера весь день с ними провозились. Меривезер висела над нами и истерила, что мы портим лужайку. Дики сказал ей: если она знает другой способ вбивать в землю колышки, то пусть нас просветит.

Перл засмеялась.

— Я, слава богу, обслуживаю прием.

Какое счастье, что ее смена начинается после окончания церемонии; когда устроительница свадьбы Меривезер и мать невесты будут носиться между шатрами и пререкаться по поводу цветочных букетов и рассаживания гостей, близко лучше не подходить. Меривезер уже вся на нервах из-за подготовки к предстоящему балу и благотворительному аукциону: члены клуба предоставляли антиквариат и билеты на морские прогулки по заливу Френчмен быстрее, чем их успевали принимать. Теперь Перл постоянно видела в окно ресторана, как отец с другими рабочими тащит на склад массивные резные шкафы или ящики с изделиями из цветного стекла.

Перл рассматривала отца через стакан с соком. Глаза у него покраснели из-за шести бутылок пива, которые он приговорил накануне, но в остальном он выглядел неплохо и жаловался на обычные для их жизни раздражители: спесивых богачей из клуба, менеджеров, вечно дышащих в затылок. Никто из посторонних не знал, что весной Уина Хаскинса приглашали на закрытое совещание совета директоров, где в присутствии главного управляющего Джина Шарбонно обсуждались произошедшее с Гаррисонами и перспективы его дальнейшего трудоустройства в компании. После пятнадцати лет службы в клубе отцу пришлось умолять оставить ему работу. Мало кто осудил бы руководство, если бы его уволили. Даже после того, как начальник полиции заявил, что убийство было частным случаем и что преступник почти наверняка покинул остров, люди жили в страхе: раз никого не арестовали, есть опасность, что подобное повторится.

— Что, если как-нибудь после ужина поехать в Норт-Бич? — вдруг спросил отец, и Перл подняла на него глаза. — В этом году мы там еще не были. Может, найдем интересные стеклышки.

— Да, конечно, когда захочешь.

Каждое лето они отправлялись на север и бродили по берегу, собирая любопытные вещицы. Течение приносило в бухту удивительные стекла, обработанные морем. Перл изучала в интернете редкие цвета стеклянных голышей; она нашла сиреневое и голубое стекло, а белое с фестонами вполне могло быть осколком древнего блюда.

Затренькал рингтон. Перл пошла в свою комнату, взяла телефон и увидела на экране имя Бриджеса Спенсера. Девушка замерла, съеденная яичница лениво перевернулась в ее животе. Еще два звонка. Сейчас включится голосовая почта. Перл ответила.

— Я тебя не разбудил? — Голос звучал обыденно. — Что делаешь?

— Ничего особенного. Завтракаю.

— Слушай, мне надо вернуться на остров. Подумал, может, ты тоже захочешь поехать. — Почувствовав сомнения собеседницы, он продолжил: — Мы будем вдвоем. Акил не вылезет из постели до полудня.

Не Акил заставил ее вчера вечером чувствовать себя раздетой и уязвимой, не о нем она продолжала читать статьи в интернете, пока глаза сами не закрылись от усталости.

Отец крикнул из кухни: «Счастливо!», и входная дверь хлопнула. Перл легла на кровать и раздвинула занавески, чтобы увидеть, как он спускается с крыльца и идет к пикапу. Весь подоконник был уставлен прозрачными банками с ракушками и стеклянными голышами — коллекция, которую они с отцом собирали много лет. Стекла более распространенных цветов — зеленые, коричневые и прозрачные — лежали в банках на столе и переливались в лучах солнца.

— Давай через двадцать минут, — сказала Перл. — Я принесу кофе.

Нажав на «отбой», девушка достала планшет и просмотрела статью, которую оставила вчера открытой. Второй акт трагедии Гаррисонов.

К Рождеству Тристана нашли. Все это время полиция пыталась установить местонахождение его мобильного телефона — номер дал кто-то из обслуги дома в Гринвиче. Его арестовали на курорте Шугарлоуф-Маунтин в трех с половиной часах езды от острова Маунт-Дезерт. Вечером двадцать третьего декабря, когда его родные ужинали в клубе, он ехал на своем БМВ сквозь заснеженную темноту к другу из Йеля, чья семья владела кондоминиумом около Бернт-Маунтин-роуд в Шугарлоуф. По словам Тристана, у него с родными возникли разногласия — он хотел провести отпуск на лыжном курорте, а родители настаивали, чтобы старший сын остался дома. Поэтому при первой же возможности он уехал.

Перл перевела дыхание. Там была фотография Тристана из старшей школы Брансуик — неулыбчивого и все же не без некоторой саркастичной насмешки. Пиджак с золотой эмблемой, желто-коричнево-белый галстук. «Для поджога использовано горючее вещество. Вскрытие показало, что, прежде чем начался пожар, Гаррисон, его жена и двое их детей были расстреляны в кроватях из самозарядного пистолета». Руки Тристана, сложенные одна поверх другой на полированных перилах красного дерева. «Старший сын под арестом в качестве подозреваемого».

День выдался ослепительно солнечный, свежий ветер поднимал барашки на гребнях волн. Над террасой яхт-клуба трепетала растяжка с рекламой предстоящей регаты.

На сей раз Перл первая заметила Бриджеса, голого по пояс и склонившегося над спутанным канатом на маленькой моторной лодке с двумя сиденьями. Она подумала о вчерашнем вечере, о кормовых огнях катера Тристана, оставившего ее на берегу. «Куда вы поплыли потом? Куда, черт возьми, вы втроем направились?»

Перл встала за спиной у Бриджеса и кашлянула. Он резко обернулся.

— Хорошо, что я не медведь. — Девушка протянула большой термос. — Как обещала.

— Ух ты, классика. — Бриджес взял термос и сунул нос под крышку. — Что-то мне подсказывает, что кофе крепкий.

— Взбодрит только так.

— Наконец-то. — Они оба с облегчением улыбнулись; поцелуй она оставила без внимания. — Прыгай.

— А где твой катер? — Когда она ступила на кокпит, его руки быстро скользнули по ее бедрам, усаживая ее, — еще одно ненужное движение, которое она проигнорировала.

— До сих пор возле острова.

— Тристан не отвез тебя вчера назад? — Перл с удивлением воззрилась на него. — Его ведь могли украсть. Летом подобное часто случается.

— Тристан о таком не думает. — Бриджес с неловким видом завел мотор. — Пристегнись.

Этим утром Литтл-Никату снова выглядел почти первозданным. На берегу валялись кое-где пивные бутылки, но холодильники, шезлонги и чаши для костра исчезли стараниями явно не Бриджеса. Перл подумала о прислуге в коттедже и попыталась вспомнить, куда дела вчера свою бутылку, но не смогла.

«Тэйлон» был пришвартован у причала, где они оставили его накануне, и покачивался на волнах. Бриджес вскочил на ноги еще до того, как заглох мотор, и стал присматриваться.

— Вроде все в порядке.

— Не считая тонн птичьего помета.

Когда они приблизились, Перл взялась за штурвал, о котором Бриджес словно забыл, подвела лодку к правому борту катера и присвистнула.

— Похоже, твоя подруга Куинн оставила тебе любовное послание.

Через весь борт губной помадой было написано: «Кобель». Бриджес выругался, отстегнул ремень и забрался на катер.

Перл оставила его одного в попытках стереть надпись и направилась по берегу к лодочному сараю. При свете дня он выглядел более впечатляюще, на крыше с зубчатым парапетом стояли стулья, туда вела лестница. Над дверью в цементе было вырезано: «1922». Девушка ступила в затененную нишу, разглядывая находившиеся там предметы, которые оказались рваными веревками, сухими водорослями. Что искал Тристан здесь в пыли?

Перл вышла из сарая на песчаный берег, моргая, пока ее глаза привыкали к свету. Взгляд ее упал на скомканный пакетик из фольги под ногами.

Как только девушка поняла, что это упаковка от презерватива, то почувствовала, что Бриджес стоит позади нее, и резко обернулась.

Он тоже посмотрел на пакетик, переступил с ноги на ногу и поднял на нее глаза.