Пускай кровная связь влияет на мой разум и тело, из-за чего мне слишком легко делать то, что в здравом уме я бы не сделала никогда. Но она не может вытеснить мою любовь к Трейсу. Он всё ещё занимает главное место в моём сердце.
Он элегантно склонил голову, принимая мой ответ. Когда он снова поднял на меня глаза, в них было что-то хрупкое и уязвимое. Что-то, задевшее тайную часть меня.
— А что насчёт меня, ангел? — спросил он и оттолкнулся от двери, подходя ко мне. Он снова опустил голову, проникновеннейшим образом глядя мне в глаза. — Могла бы ты полюбить меня так же, как его?
У меня перехватило дыхание, словно из комнаты выкачали весь воздух.
Могла бы я полюбить Доминика?
Я медленно прокрутила этот вопрос в голове, задумчиво скользя взглядом по Доминику.
Нельзя отрицать, что Доминик Хантингтон горяч вплоть до того, что «мысли путаются», «коленки подкашиваются при виде него», «готова продать душу за один поцелуй». И меня влекло к нему с первой нашей встречи в баре «Всех Святых». Здесь всё просто и понятно. Но у него есть и другая сторона. Очень важная. Та, которую я ненавижу и желаю одновременно. Начиная с его наглых фразочек и заканчивая взглядов, полных обожания, которые я несколько раз ловила на себе.
Для меня он загадка, о которой дано ровно столько подсказок, что хочется узнать больше и больше. Он бросал мне вызов, бесил, доводил до истерики и ни разу не пытался исправить, потому что не считает нужным.
Для него я идеальна такой, какая я есть.
— Да, я могла бы полюбить тебя, — мой голос прозвучал едва ли громче шёпота.
Сложнее всего было заставлять себя ничего к нему не испытывать, подавлять чувства. Эта внутренняя борьба, одерживать победу в которой, с каждым днём становилось всё тяжелее. Сколько бы я ни отталкивала его, он каким-то образом только укреплял позиции в моём сердце.
— Полюбить тебя было бы очень легко, — призналась я и сразу же опустила глаза, осознав, что только что сказала.
Он приподнял мой подбородок, заставляя посмотреть на него. На его лице застыли тени и лунный свет — безупречное отражение его сущности тёмного ангела.
— Скажи это снова, — произнёс он.
Но мои губы не слушались. Признаться вслух один раз было уже чересчур для меня.
Сжав руки на моей талии, он мягко развернул меня и подтолкнул к двери. Мы уже не просто наедине в гостевой спальне. Мы одни в целой вселенной, и друг от друга нас отделяет лишь тонкая ткань одежды.
— Скажи это ещё раз. Прошу.
Мне бы не хватило никакой силы воли, чтобы отказать ему в этот момент. Не тогда, когда он смотрит таким взглядом, так жадно и уязвимо, стоя в опасной близости от меня.
— Я сказала, что это совсем несложно… полюбить тебя.
Глаза Доминика сверкали чем-то прекрасным и неземным, и моё сердцебиение участилось. Я боролась с желанием прижаться к нему сильнее.
Проводя костяшками по моей щеке, он смотрел на мою грудь, будто видел, как изменился ритм биения сердца, а затем снова поднял глаза на меня. Я накрыла сердце рукой, боясь, что оно проделает дыру в груди.
— Нет, не надо, — он отвёл мою руку в сторону. — Я живу ради этого звука, ангел.
Комната внезапно перевернулась вверх дном, и меня дико тянуло к нему: стать ещё ближе, упасть к нему в объятья и никогда больше не бороться с собой.
Всё зашло слишком далеко, и я не знаю, как из этого выбраться.
— Я же просила не говорить со мной так.
— Это выше моих сил, ангел.
— Ты опять это делаешь.
Уголок его губ приподнялся в кривой ухмылке, одной из самых притягательных, и моё сердце снова забилось как бешеное.
Это неправильно. Как же это неправильно…
— Пожалуйста, Доминик… Прекрати. Всё это нужно прекратить, — мой голос стал тоненьким и отчаянным, совсем не похожим на мой.
— Почему? — спросил он и затем нахмурился. — Мы ничего такого не сделали, ангел.
Формально нет, но мы явно балансируем на краю пропасти, из которой нет возврата.
— Ты не понимаешь, какой эффект это оказывает на меня, — в словах признания слышались нотки надлома, сокрушения. — Меня будто тянут в две разные стороны, и я вот-вот разорвусь.
Он насупил брови, вероятно, понимая, к чему я клоню. Или, может быть, ему причиняют боль мои страдания.
— Это не может так продолжаться. Я не могу так. Чувство вины пожирает меня заживо. Я не могу спать, не могу трезво мыслить, не могу принимать правильные решения. И если я всё на хер испорчу… Если Трейс умрёт из-за того, что я поддалась действию кровной связи и потеряла голову, то я никогда себя не прощу. И тебя.
Он молчит, обдумывая мои слова, после чего плотно закрывает глаза.
— Отпусти меня, Доминик. Пожалуйста.
— Я не знаю, как это сделать, ангел.
Да поможет нам Бог, потому что я тоже не знаю.
Честным признанием будет: да, у меня есть чувства к Доминику. Чувства, которые уже невозможно отрицать. Я не могу с уверенностью сказать, что всё это для меня значит, но и не хочу разбираться. Так или иначе, я не могу поддаваться Доминику всякий раз, когда он переходит в наступление.
Это нечестно по отношению к Трейсу. Равно как и к самому Доминику.
Вооружившись неоспоримыми правдами, я высвободила руки из его хватки и оттолкнула его от себя. И хотя для этого мне понадобилась вся моя выдержка, сердце знало, что так будет правильно.
Я ожидала от него какого-нибудь едкого ответа, или новых попыток соблазнения, или хотя бы того взгляда, которым он одаривает меня, когда первые два варианта не подходят. Но вместо этого он снова берёт мою ладонь и держит в своей, выводя большим пальцем маленькие кружочки на тыльной стороне.
— Думаю, ты уже знаешь о моих чувствах к тебе, ангел, и мне кажется, я знаю о твоих ко мне… Признаёшь ты их или нет. У тебя есть все основания оттолкнуть меня сейчас. Я постараюсь, насколько это возможно, принять твои доводы, как бы больно и тяжело это ни было.
Я опустила голову, чувствуя вину за то, что мучаю его, но он тут же поднял мой подбородок, чтобы я смотрела ему в глаза.
— Вот только однажды у тебя закончатся причины. И когда этот день придёт, я буду рядом.
Я моргнула, ошарашенная его словами. Он только что пообещал… дождаться меня?
— Доминик, я не могу просить тебя о таком…
— Знаю, ангел. Тебе и не нужно, — просто ответил он. — Но я всё равно буду ждать.
Тяжесть в груди снова вернулась.
— А если это день никогда не настанет? Что тогда?
Он улыбнулся.
— Тогда, видимо, мне придётся ждать вечно.
Моё сердце ухнуло вниз. Доминик не сводил с меня глаз несколько долгих, томительных мгновений. Я не знала, что хуже: его беспрестанные попытки соблазнить меня и выбить из колеи или намерение тихо ждать в стороне.
Ни один вариант не казался правильным.
— Не грусти, ангел, — когда я уже затерялась в своих мыслях, он снова привлёк моё внимание. Как всегда. — Я же бессмертен, помнишь? Уж чего у меня не отнять, так это времени, — он подмигнул и поцеловал тыльную сторону моей ладони. — К тому же, ангел, ты стоишь того, чтобы ждать.
С этими словами он вышел из комнаты.
…но навсегда остался в моём сердце.
17. СКАЖИ, ЧТО ЭТО НЕ ТАК
Школьный звонок завывал со всех сторон, пока я шла по пустому коридору Академии Уэстон. Вокруг ни единого признака жизни, кроме звуков моих шагов — подошвы кроссовок по ламинату. Прижимая учебники к груди, я свернула за угол, проходя мимо ровного ряда тёмных классных комнат с наглухо закрытыми дверьми, и остановилась только, когда в конце коридора показался кабинет искусств — единственное помещение, где горел свет.
Интуитивно я знала, что должна туда пойти… Что должна быть там. Расправив плечи, я возобновила шаг. Походка и пульс ускорялись по мере моего приближения к цели.
Дойдя до двери, я резко дёрнула ручку на себя и шагнула в пустой кабинет. Ещё не высохшие краски и незаконченные картины на мольбертах, расставленных по всей комнате, выглядели так, будто их владельцы просто взяли и исчезли в процессе рисования.
