Средневековый город. Воздух переполняет смрад гниющих тел, валяющихся на улицах безо всякого порядка. Лишь одинокий монах в черной рясе бредёт по мостовой из ниоткуда в никуда. Горячий ветер откидывает капюшон, и палящему солнцу открывается череп, едва прикрытый слезающей плотью. Глазницы пусты. Их содержимое вырвал сам человек, дабы не видеть краха своего мира. Он знает, что есть еще один выживший. В башне пустого и холодного собора пробегает уродливая тень.

Пугающий горбун забирается наверх и бьет в колокол. Витражи оскверненного храма взрываются радужным светом. Калека хохочет, пока цветастое, окрашенное в невозможные оттенки зло нисходит на труп вольного города. Смех пробивается через тонкую завесу, отзываясь в Эмпиреях обречённым звоном. Он расползается во все времена и эпохи. Он поёт в горячечном бреду каторжника, умирающего от тифа, в кашле больного корью ребенка, в хрипе узника тюрьмы, сломленного голодом и пытками чудовищ в облике людей. Каждый человек, впервые столкнувшись с любой из множества болезней, слышит его на самом краю восприятия. Хохот раздаётся в космическом вакууме, ломая законы физики. Пространство лопается, как кожа поверх нарыва, и на волнах появляется страшнейший корабль из всех возможных.

Громада из катаной стали пробивает себе дорогу через океан. Внутри бронированного корпуса трепещет атомное сердце, чья сила может сравниться с мощью пленённого солнца. Огромные башни водят орудиями, которые способны разорять континенты. Прожекторы бьют ослепительными лучами, и миллионы варп-хищников гибнут, едва коснувшись белого сияния. Над командной рубкой вращается генераторный блок. Он сгущает реальность вокруг линкора, защищая повелителя морей от невидимых врагов.

Живые создания наполняют «Отто Кросига», возомнив, что он в их руках. Корабль неплохо осознаёт себя и верит в кровавое предназначение. Пусть смертные работают круглые сутки, обслуживая миллионы систем. Он притворится, что слушает их, пока люди ведут его на войну.

Эсфирь очнулась, когда на неё упала тень. Над головой завис блестящий диск, украшенный белыми крестами. Из люка спустилась верёвочная лестница, и девушка с радостью взяла протянутую руку помощи. Внутри её встретили солдаты, одетые в чёрную форму при касках с пиками. Их лица, точно вырезанные из гранита, воплощали самые мрачные идеи, какие только знала человеческая раса. Ведьма оказалась под прицелом двух стабберов с коробчатыми магазинами.

— Надевай, — приказал боец, протягивая корону из нуль-железа.

Спорить не имело смысла. Следующим ограничением стали кандалы.

— Кто вы такие? — спросила она.

— Достаточно того, что мы знаем, кто ты, — с отвращением бросил пленитель. — Горбоносая шпионка Менсиса!

Услышав оскорбление, Эсфирь обомлела. Она долго ходила по лезвию ножа, но даже вадистанцы едва могли сравниться с извергами Трорхейма. Сомнений быть не могло: рок занёс её в лапы самых жестоких и беспринципных злодеев мира. К слугам Йозефа Геллера.

Эпоха рыцарей заканчивалась. На смену грязным, тёмным и глупым кронштайнцам приходили они: воспитанные мучители с превосходным образованием и любовью к искусству. Когда феодалы падали в разврат, декаданс и упоение властью, трорхеймцы объявили своим кредо рациональность. Враги короля Танкреда гибли на простой войне, кострах и виселицах. Геллер же предпочитал гноить пленных в концлагерях по всем правилам медицинской науки. Когда баронишка прыгает в кабину шагохода и топчет крестьян, это можно понять. Но как быть с герцогом-учёным, который пишет людоедские указы, наслаждаясь музыкой Древней Жермани, и чья настольная книга — «Моя Судьба» Гитлара?

Перелёт закончился в ангаре. Повсюду, куда хватало глаз, работала бесчисленная обслуга. Возле гермодвери ждал крупный мужчина в силовой кирасе, покрытой защитными узорами. С наплечников свисали пергаментные ленты со строчками литаний, закреплённые восковыми печатями. В тени широкой шляпы выделялись резко очерченные скулы и волевой подбородок. Пижонские усы придавали его внешности немного старомодные черты.

— Меня зовут Виктор фон Крац. Добро пожаловать на «Отто Кросига», маленькая колдунья.

— Твой род занятий мне известен, — обронила Кхалид. — Судя по форме, ты охотник на ведьм.

Крац фыркнул.

— Почти угадала, но я королевский инквизитор, а не фанатик Церкви. Можно сказать, ты вытянула счастливый билет.

Телекинетик подняла бровь.

— Например, «Железную Деву» вместо кола?

— Здесь в почёте более цивилизованные методы общения. Будешь нормально идти на контакт — и мы ограничимся простой беседой по душам. Но если тебя интересуют пыточные камеры, то не волнуйся — их здесь хватает.

— Многообещающе.

Конвой проводил её в тесную комнату для допросов. Обстановка состояла из железного стола и пары стульев, освещённых дуговой лампой. Штурмовики молча вышли, закрыв переборку снаружи.

Инквизитор снял наручники, наполнил стаканы из подозрительной бутылки и немедленно выпил.

— Ты куришь? — внезапно спросил он.

— Нет.

— Правильно. Курить — здоровью вредить.

Щёлкнула зажигалка.

— Так вот, — продолжил он, стряхивая папиросу. — Что ты забыла в нейтральных водах?

— Могу задать вам тот же вопрос.

— У тебя нет шляпы, а без неё спрашивать нельзя — парировал Крац.

— Согласна, — улыбнулась Кхалид. — Но я бы её примерила.

— В другой раз, я на службе.

Давящая атмосфера вызвала тоску. Эсфирь потянулась к выпивке.

— Земноморский херес? Я думала, у вас любят пиво.

— Урожай тысяча четыреста тридцатого. Год кометы, — подтвердил шпик. — Что с тобой случилось? Выглядишь не очень.

— Меня бросили.

Аколитка подлила себе ещё, и через минуту её прорвало. Она рассказала всё: про Менсиса и его план разжечь войну, Опалённого Человека и Тревиша, бандитов и чернокнижников Султаната. Но больше всего девушка говорила о Копирниге. За короткое время бедный Виктор оказался посвящён во все тайны разбитого сердца и узнал о неумелых домогательствах с одной стороны и холодном безразличии — с другой.

— Значит, Джафар интересуется небоскрёбом в Тон-Треме? — мягко подтолкнул он.

— Это не простой дом, а башня Циолковского, — торжествующе отметила пленница. — Когда Механикум запустят АЭС, начнёт работать орбитальный лифт.

— И Менсиса не волнует, что хаоситы начнут бесконтрольно шататься по космосу?

— Не могу сказать, — легкомысленно признала она. — У моего бывшего повелителя очень странные и, порой, взаимоисключающие планы.

— Понятно. А почему ты сдала всю вашу клику? Неужто у меня такая страшная репутация?

Ведьма хихикнула и наклонилась через стол.

— Я сделаю всё, что ты скажешь, дорогой инквизитор. Взамен прошу одного.

— Да? — удивился он.

— Вздёрни Миколаша. Нет, лучше сожги. Нет, задуши газом. Я не знаю… ты разбираешься в этом лучше меня. Я хочу, чтобы он помучился. Чтобы он умирал часами, нет, днями! Неделями! Пожалуйста!

Просьба закончилась истерикой. Крац флегматично дождался, пока Эсфирь успокоится, и серьёзно кивнул.

— Сложим для него костёр на мокрых дровах, обещаю. А пока ты будешь здесь. Поняла меня?

— Спасибо.

Инквизитор узнал много интересных вещей, но его душу скребли кошки. Девчонка вела себя искренне и не похоже, чтобы в её словах было враньё. Нет, она верила во всё, что говорит. Проблема заключалась в том, что агентам Лиги сообщали не более того, что им положено знать. Значительная доля информации состояла из полуправд, намёков и домыслов. Что связывало Джафара и Менсиса? Какую цену заплатил олигарх, чтобы ему дали Опалённого Человека? Одни вопросы.

Из Кхалид вышла бы неплохая слуга Инквизиции, но её мотивация вызывала опасения. Решения, принятые на эмоциях, не могут похвастаться твёрдостью. Допустим, сейчас она хочет мстить обидчику. Но что будет завтра? Где гарантия, что Эсфирь не простит Миколаша и не станет защищать его с той же яростью, с какой недавно кидала хлёсткие обвинения?