Да если тут нас и попытаются найти, то явно это случится совсем не скоро. Да и что патрульные предъявят фермерам? То, что те постреляли «авдошек», как те называли йети? Так это их право – чудища нападают на людей и скотину. И вряд ли фермеры слышали говорящего йети. А доказать, что они прихватили с собой двух беглецов, будет весьма непросто. Да и раздувать конфликт с местными вряд ли в интересах Оливии, купить всю полицию Купола – банально не хватит денег, еще и светиться лишний раз…

По ходу нашего пути некоторые машины сворачивали куда-то: вероятно, к своим домам, так что в долину мы въехали в составе уже трех пикапов из шести.

Собаки надрывались, но как только пикапы остановились во дворе хутора, почти сразу замолкли. Два пегих кобеля, гремя цепями и повизгивая, вышли на середину двора, отчаянно виляя хвостами, приветствуя хозяев.

У дверей домов стояло несколько женщин в сарафанах и мужчины в плащах. В центре двора зажглась под абажуром одна-единственная электрическая лампа, наверняка признак высокого достатка жителей хутора.

– Ох, Артемий! Извелась я вся! – Одна из женщин бросилась к вылезшему из кабины Пухову и порывисто обняла его.

– Я же сказал, Наталья, – грубовато-ласково ответил тот, – все будет хорошо! Постреляли «авдошек»… Ну, все… все… Перед людьми неудобно… Мы тут пару гостей привезли с собой, в лесу нашли, накормить бы их стоит…

Я, конечно, родился в маленьком городке, да и деревень у нас в округе видал немало: жил в детстве у бабушки в фермерском доме. Но это все же не совсем одно и то же.

Здесь, в горах, было ощущение полной изолированности от любой цивилизации. Люди здесь сами по себе, и все у них свое. Разве что за бензином и патронами ездят в город, да за разными промышленными товарами типа лампочек, запчастей, лопат, граблей.

По характерным силуэтам и тихому шуму я заметил на ближайшей горе несколько ветровых генераторов, которые давали ближайшим хуторам энергию: в горах с ветром все хорошо. Когда мы подъезжали, между лесом и местной речушкой, которая и прогрызла за тысячи лет эту долину, я заметил распаханные поля. Не удивлюсь, если на склонах гор есть виноградники, которых в темноте просто не видно. Вокруг хутора стояли аккуратные фруктовые деревья с редкой пожухлой листвой, невысокие и посаженные по «клеткам».

Пахло сыростью, но не противной плесенью, а какой-то травяной, душистой, которую дает сено. Даже запах животных, несмотря на сырую ночь, витающий по двору, не казался противной вонью. Где-то слышалось тихое кудахтанье кур, а под навесом во дворе стоял старенький, видавший виды колесный трактор, плуг и прицеп, укрытый брезентом. В одном из сараев раздалось приглушенное мычание коровы.

У меня было такое состояние, что если бы меня положили сейчас даже в хлеву с навозным духом, но где сухо и тепло, я был бы просто счастлив, почти как в своей уютной комнатке на набережной Гренадеров.

Людей во дворе прибывало: всем хотелось узнать подробности рейда Артема Пухова и его товарищей, собственно, его же соседей по деревне.

Несмотря на мои ожидания, в хлев нас не повели.

– Том! – Пухов сделал одному из наших конвоиров какой-то жест, и тот кивнул.

– Пошагали-ка, голубчики, туды, – кивнул нам Том в сторону сарая с глухими стенами, абсолютно без окон.

Да, перспектива безрадостная… Надеюсь, деревенскую тюрьму не сравнить с казематами дока Меркера, но сама суть от этого не менялась: запрут. А убегать от местных по этим буеракам, которые они знают как свои пять пальцев… это совсем не вариант.

– Это зачем же нам туда? – вяло спросил я, понимая, что вооруженным людям принято подчиняться.

– Ну а как вы хотели? – ответил напарник Тома. – Кто же за стол такой замызганный садится? Сначала надо баню принять…

О Зодиак! Баня!

У меня едва колени не подкосились от восторга.

– Да и одежу вашу постирать стоит, а то вона как измазались-то, пока с «авдошками» возились да по лесу бегали.

Выходить из бани я не хотел от слова совсем! Этот запах сосновых досок! Этот жаркий пар от раскаленных камней! Я словно родился заново после всех этих подземелий и операций! Миллер и я отхлестали друг друга поочередно душистыми липовыми вениками. Потом мы залезали в дубовую бочку с холодной водой, а потом повторяли этот цикл. Даже Генрих повеселел и попытался своим ровным тоном прочитать мне лекцию о различных типах банных процедур и их отличиях в разных областях Иропа.

Я получал столько удовольствия, что даже не перебивал его, хотя и не особо слушал. Это вам не гидромассаж в курортном отеле!

Единственное, что отравляло мне радость, так это багровый круг кожи на грудной клетке, в центре которого виднелся золотой диск с бирюзовым полем, где по-прежнему красовался символ Овна. Это заставляло вспомнить недавние события, и даже в горячей бане меня пробирал озноб.

Потом пришел напарник Тома, которого звали Прохор, и молча положил нам на деревянную лавку чистые холщовые рубахи и безразмерные стеганые штаны.

Немного помолчал и все же сказал:

– Вашу одежу женщины постирают, а вы заканчивайте и в хату идите, ужинать будем.

Мы сперва вошли в сени (это такая большая деревенская прихожая, которая не пускает холодный воздух в помещение и служит небольшой кладовой). Там стоял целый батальон разнокалиберной обуви, и мы также разулись.

В доме тоже горел электрический свет, хоть и одна тусклая лампа. Освещение усиливали стоящие по углам свечи и керосиновые лампы.

В правом восточном углу висела треугольная полка, на которой стоял позеленевший патиной от времени медный круг с символами Богов и сидящей фигурой Зодиака в центре. Нам было велено осенить себя круговым знамением, после чего нас усадили за большой стол с белоснежной скатертью в центре комнаты. За столом уже сидели члены семьи Пухова и давешние фермеры-соседи. Перед ними стаяла куча еды в деревянных мисках, два прокопченных чугунка и высокий самовар.

Половину комнаты слева занимала высокая беленая стена печки с задернутой лоскутной занавеской перед лежанкой, это такое спальное место наверху с подогревом.

При всей кажущейся простоте этого обогревательного агрегата я знал, что деревенская печь довольно-таки сложная инженерная конструкция. Это не наше городское паровое отопление, которое я случайно отключил, бегая по подземным коммуникациям Фауда.

Сперва налили какого-то густого супа с капустой и мясом, который оказался безумно вкусным, в наших ресторанах такого не встретишь. Хотя на вид варево было совсем неэстетичным.

Потом жена хозяина дома положила нам большим деревянным черпаком гречневой каши с тушеным мясом и овощами. И это тоже показалось мне удивительно вкусным блюдом! Правда, оно было и необыкновенно сытным: после первых пяти ложек я почувствовал, что объелся, и вся бодрость после бани куда-то девалась в одночасье.

Я разглядывал хозяев, пытаясь бороться со сном: аккуратно стриженный «под Зодиак» Артемий Иванович был лет сорока – сорока пяти от роду, русоволосым, с такой же бородой и усами на скуластом лице с выступающим подбородком. Прищуренные голубые глаза с озорной хитринкой глубоко прятались под надбровными дугами с кустистыми бровями. Миллер по сравнению с ним напоминал надувной шарик мистера Озерного.

Жена хозяина, щекастая, румяная, с носом картошкой и огромными серыми глазами, несмотря на возраст, выглядела привлекательно. Ее звали Наталья. Дочь с таким же носом, с россыпью веснушек и русыми косами, свернутыми «бубликом» на затылке.

Архип, молодой парень лет двадцати пяти, по контрасту со всеми гладко выбритый, с узким подбородком и нервическими тонкими губами, которые слегка покусывал, внимательно бегая водянистым взглядом по нашим лицам. Том с косматой пегой бородой, выпуклыми глазами и горбатым носом. Прохор такой же бородатый, как йети, только и блестели карие глаза сквозь черную растительность с проседью. Плюс еще четверо фермеров с разной степенью небритости и настороженными взглядами.