Он просит смерти, догадался Михаил. Он лежит тут и умоляет о ней.

Берсеркер издал глубокий стон, звук томящейся души. Михаил ощутил, как что-то в нем дрогнуло:

Не жестокость, а милосердие.

Он нагнул голову, схватил клыками глотку и сильно сдавил. Берсеркер не шевельнулся. И тогда Михаил уперся лапами в тело берсеркера и рванул пасть кверху. Он не знал собственной силы; горло вспоролось, как рождественский сверток с подарком, и его яркое содержимое исторглось наружу. Берсеркер забился и лапами ударил по воздуху, вероятно, борясь не со смертью, а с жизнью. С остекленелыми от напряжения глазами Михаил отпрянул назад, стискивая в зубах кусок плоть. Он видел, как другие рвали у добычи глотку, но никогда до этого момента не понимал этого ощущения высшей власти.

Рената подняла голову и завыла. Олеся слаженно присоединила свой более высокий и молодой голос, и волчье пение воспарило над снегами. Михаил подумал, что знает, о чем эта песня: о поверженном враге, об одержавшей победу стае и о только что родившемся волке. Он выпустил изо рта плоть берсеркера, но вкус крови воспалил его чувства. Все стало гораздо четче: все краски, все звуки, все запахи усилились до такой степени, что возбуждали и в то же время воспринимались им болезненно. Он осознал, что вся его жизнь, протекавшая до момента этого превращения, была лишь тенью жизни: сейчас он чувствовал себя по-настоящему пышущим жизнью, в расцвете сил, и этот облик, в черной шерсти, должен быть его истинным обликом, а не та слабая бледная оболочка мальчика-человека.

Ослепленный лихорадкой, бушевавшей в крови, Михаил пританцовывал и дурашливо подпрыгивал, пока два волка выли свои арии. Затем он тоже поднял голову и раскрыл пасть, но то, что вышло из нее, было скорее карканьем, чем музыкой, однако у него все было еще впереди, ему еще предстояло научиться петь. Вся жизнь была перед ним. И тут песня стихла, ее последние звуки унесло эхом прочь, и Рената стала меняться, вновь обретая человеческий облик. Ей потребовалось наверно секунд сорок пять, чтобы обернуться из гладкой волчицы обнаженной женщиной с отвислыми грудями, а затем она присела на колени рядом с Франко. Олеся тоже обернулась, и Михаил, зачарованный, смотрел на нее. Ее суставы удлинились, светлая шерсть преобразилась в светлые длинные волосы на голове и золотистый пушок между ногами, на предплечьях и бедрах, а когда она поднялась, обнаженная и великолепная, соски у нее затвердели от холода. Она тоже присела возле Франко, а Михаил стоял на четырех лапах, сознавая, что что-то твердеет у него в паху.

Рената осмотрела изуродованную ногу Франко и нахмурилась.

- Плохо, да? - спросил ее Франко, голос у него охрип, а Рената сказала:

- Успокойся. - Она дрожала, ее голое тело покрылось гусиной кожей, им нужно было быстрее доставить Франко в дом, пока они все не замерзли. Она глянула на Михаила, волчонка. - Превращайся обратно, - сказала она ему. Сейчас нам руки нужны больше, чем зубы.

Превращаться обратно? - подумал он. Теперь, когда он наконец был самим собой, он должен вернуться туда?

- Помоги мне поднять его, - сказала Рената Олесе, и они попытались поставить Франко на ноги. - Давай, помогай! - сказала она Михаилу.

Он не хотел превращаться. Он боялся вернуться назад, в свое слабое безволосое тело. Он знал, что это нужно сделать, и от того, что эта мысль впиталась в него, он почувствовал, что превращение его пошло в обратную сторону, от волка опять в мальчика. Превращение, он понял это, сначала происходило в сознании. Он увидел свою кожу, гладкую и белую, свои руки, оканчивающиеся пальцами, а не лапами, свое тело, стоявшее прямо на длинных стеблях ног. И все это стало исполняться точно так же, как и представлялось ему в сознании, и его черная шерсть, когти и клыки исчезли. Был момент опаляющей боли, от которой он упал на колени, его сломанное ребро перешло в ребро мальчика, но осталось при этом сломанным, и одно мгновение края излома терлись друг о друга. Михаил охватил свой белый бок человеческими пальцами, а когда боль отошла, встал. Ноги у него дрожали, угрожая подогнуться. Его челюсти щелкнули, вставая в гнезда, остатки черной шерсти вызывали неприятную чесотку, пока не вернулись под кожу через поры, и Михаил стоял в пелене пара от тела.

Он услышал, как засмеялась Олеся.

Он глянул вниз и увидел, что ни боль, ни холод не смягчили его пенис. Он прикрылся руками, лицо его покраснело. Рената сказала: - Сейчас не время для этого. Помоги нам! - Они с Олесей пытались тащить Франко на руках, и Михаил, спотыкаясь, стал стараться дополнять их усилия своей убывающей силой.

Они потащили Франко к белому дворцу, и по пути Михаил подобрал свою одежду и поспешно накинул ее на себя. Одежды Ренаты и Олеси лежали на снегу прямо возле стены дворца. Они оставили их лежать там, пока не доставили Франко вниз, что было сложным предприятием, и не уложили его у костра. Потом Рената поднялась за своей одеждой, и пока ее не было, Франко открыл покрасневшие глаза и взялся за подол одежды Михаила. Он подтянул мальчика поближе к своему лицу.

- Спасибо тебе, - сказал Франко. Рука у него упала, и он опять потерял сознание. К счастью, потому что ему нужно было отрезать ногу.

Михаил почувствовал позади себя чье-то присутствие. Он узнал ее по запаху, свежему, как утро. Он оглянулся через плечо и оказался почти прижатым лицом к золотистым волосам между бедрами Олеси.

Она рассматривала его сверху, глаза у нее блестели в красноватом свете. - Тебе нравится то, на что ты смотришь? - тихо спросила она.

- Я... - у него в паху опять напряглось. - Я... не знаю.

Она кивнула, на ее лице появилась тень улыбки. - Узнаешь, очень скоро. Когда поймешь. Я подожду.

- О, не дразни этим мальчика, Олеся! - Рената вошла в помещение. - Он еще ребенок. - Она бросила Олесе ее одежду.

- Нет, - ответила Олеся, по-прежнему глядя на него сверху. - Нет, он не ребенок. - Она чувственным движением влезла в свою одежду, но не застегнулась. Михаил поглядел ей в глаза, лицо у него горело, и перевел взгляд обратно на другое место.

- В то время, когда я была молодой, тебя бы за то, о чем ты думаешь, сожгли бы на костре, - сказала Рената девушке. Потом отпихнула Михаила и опять склонилась над Франко, приложив горсть снега к месту, где были раздробленны кости. Олеся проворно стянула одежду ловкими пальцами, а потом потрогала две кровоточащие царапины на спине Михаила; она внимательно осмотрела красные пятна на своих пальцах, прежде чем слизать их.