Мелькнувший было луч надежды испарился. За Черными землями, не меньше десяти дней пути! Что бы ни происходило с мамой, Алане было не успеть.
«Она любила меня, заботилась обо мне и хотела меня спрятать, таково было ее решение!» – напомнила себе Алана, но легче не стало.
ЮОРИЯ
Леди Юория нетерпеливо мерила комнату шагами. От высокого узкого окна – и до столбиков, держащих бархатный балдахин, двадцать семь шагов, и обратно. Дядя должен был прибыть уже вечером, а сказать ему было нечего – отчет о неудаче она бы предоставить не рискнула. Его короткое письмо было пропитано недовольством ее действиями, и женщина понимала: как только он узнает, что единственный возможный свидетель для императора как сквозь землю провалился, причем сделал это через портал, он отправит ее обратно в Скальный замок доживать оставшиеся годы среди неплодородных земель, угрюмых людей и крика чаек. Юорию передернуло: то удаленное место было настоящей тюрьмой, и она скорее дала бы изрезать свое красивое лицо, чем снова оказалась бы запертой среди грубых стен.
Но герцог Даор Карион был беспощаден. Он не станет торговаться. Его голос, острый как клинок и мягкий как бархат, скажет ей убираться прочь – и тогда останется лишь последовать его приказу. Она представила, как сидит в корявых стенах и ждет вестей от дяди, и как он, более не заинтересованный в ней, не пишет. Умозрительное отчаяние было таким осязаемым, что Юория остановилась и присела на кровать в растерянности. Должен же быть какой-то другой выход!
Леди Юория повидала достаточно на своем недолгом веку. Еще когда она была совсем девчонкой и прибыла в замок дяди второй раз, уже без матери, он предложил ей следить за черноторговцами, занимавшимися незаконной торговлей, продажей рабов и контрабандой, на правах его глаз, и Юория, всегда стремившаяся представлять из себя больше, чем глупо оступившаяся Лита, с радостью согласилась. Деловая хватка Юории, возможно, не была слишком крепкой, и в политике она разбиралась не слишком хорошо, но благодаря родовому имени и страху глав банд перед черным герцогом, даже самые отчаянные и безумные бандиты относились к ней как к королеве. Довольно быстро Юория обзавелась целой сетью информаторов, не боясь вести дела и с худшими разбойниками, не признающими даже власти императора: и они, дрожа перед именем Карионов и охваченные жаждой золота, тоже легко соглашались на любые ее задания. Даже среди привыкших к убийствам и пыткам бывалых бандитов Юория со временем снискала славу страшного человека: неуязвимая благодаря протекции дяди, она творила все, что хотела, отличаясь при этом неумеренностью в своей жестокости. Стоило кому-то проявить к ней хоть каплю неуважения, зачастую случайно, и она с легкостью мановения руки расправлялась с целыми семьями. Слава об этой легкости неслась впереди Юории Карион, черной розы девяти земель, красивейшей и опаснейшей женщины Империи. Ей легко и охотно платили долю от вырученных грязных денег – и Юория с улыбкой приносила их дяде. Денег у Даора всегда было столько, что принесенное ей золото он не считал. Чаще всего, он оставлял в ее ведении половину, и так Юория всего за три года не только построила себе собственный помпезный замок, но и обзавелась личной армией наемников. Людям наказанных ею кланов Юория предлагала принести присягу на крови, суля горы золота и безопасность, и, конечно, стоя рядом с освежеванными телами своих недавних товарищей, они соглашались. Воины Юории не носили одежд с гербом Карионов и по сути были абсолютно свободны в действиях: все знали, кому они подчинялись, но никто не заикался о связи с черными герцогами.
В атмосфере бесчестья и продажности, жестокости, преступных махинаций Юория чувствовала себя как рыба в воде.
Еще в самом начале пути дядя сказал ей, что ему все равно, как она будет добиваться поставленных целей. Когда она заигралась, уязвленная грубостью шутки выжившего из ума торговца опасным наркотиком фатиумом, герцог Даор спокойно объяснил ей, что вырезать крупные кланы целиком нельзя, что глав торговых семей можно убирать только в том случае, если им на смену уже подрос кто-то достойный, иначе она теряет ценный ресурс, который он мог бы использовать в будущем. А затем поинтересовался, удалось ли ей найти нужных людей. Юории тогда удалось – и Даор был доволен.
Каждые несколько месяцев она представала перед дядей, чтобы рассказать ему о положении дел во вверенной ей области. Обычно он мерил ее тяжелым и холодным взглядом, пригибающим к земле, кивал и без вопросов отпускал. Она пыталась завести с дядей разговор о чем-то еще, как-то показать, что сама она не была лишь полезным ресурсом, но его не интересовали ее мысли, он говорил ей выйти, и Юория подчинялась, прикусив язык: дядю лучше было не злить. Она с трепетом думала, каким бы он мог оказаться в гневе, какой огонь скрывается за непроницаемой маской спокойствия. Ей казалось, что жар этого пламени так силен, что жалкая страстность приносивших ей драгоценности мужчин рядом с ним выглядит бледной искрой на фоне пожара. Какими властными должны были бы быть его движения, как сам он должен был бы измениться глазами, подходя к ней, с какой непреодолимой силой он схватил бы ее за плечи!
Юории хотелось, чтобы Даор хоть чуть-чуть приоткрылся ей, тогда она смогла бы… проявить участие. Стать ему интересной. Если бы он только посмотрел на нее, по-настоящему, увидел горящий в ней отблеск своего жара, то вряд ли остался бы равнодушным. Никто из мужчин, с которыми она играла как кошка с мышами, не оставался!
.
Однажды Юория набралась мужества и спросила, почему Даор не взял ее на воспитание после смерти ее матери, оставив в Скальном замке на попечении глупых слуг. Даор оторвал взгляд от бумаг, которые изучал, и посмотрел на нее. Едва уловимое недовольство промелькнуло в его глазах.
– Ты была мне не нужна и ничего из себя не представляла, – ровно ответил он. – И единственным плюсом твоего существования в тот момент, единственным, что спасло твою жизнь, когда я мог использовать твою смерть, являлась возможность заключить династический брак при необходимости. Какой бы ты ни была – ты женщина-Карион.
Юория почувствовала подступающие предательские слезы, но проглотила их, гордо вскинув голову. Она красиво и возмущенно откинула назад свои шелковые волосы и так гордо, как могла, сказала:
– Я предлагаю вам, дядя, самому жениться, если понадобится подобным образом образовывать выгодный союз.
При упоминании женитьбы черный герцог лишь усмехнулся, и Юории показалось, что он смотрит с интересом. Поэтому она набрала полную грудь воздуха и продолжила с пылом:
– А меня я предлагаю вам отпустить. Сделать свободной.
Повисла тишина. Огонь потрескивал в высоком камине, сложенном из острых друз светлого кварца, и где-то далеко за окном пронеслась стая черных тревожных птиц. Юория смотрела на закат, догоравший за хребтами гор, и его багровое марево расплывалось в ее полных гордых слез глазах. Она знала, что солнце последними лучами золотит ее нежную кожу, делая похожей на прекрасную Пар-оольскую деву.
Даор неспешно отложил перо, закрыл серебряную чернильницу со звонким щелчком и поднялся из-за стола. Он подошел к племяннице, ступая по голым плитам почти неслышно, и она замерла, завороженная его хищными движениями. Герцог остановился всего в нескольких шагах от нее. Юория ждала, что сейчас вспыхнет та искра, что разжигает пожар, но дядя неожиданно согласился с ее наглым предложением:
– Значит, хочешь свободы, – холодно сказал он ей, и услышав тон его голоса, Юория тут же пожалела, что вообще открыла рот. – С удовольствием подарю тебе ее. Цена ее невысока: роди девочку. Мне все равно, от кого она будет. Я назову ее Юорией, и ты будешь мне больше не нужна.
– Ч-что? – не поверила она ушам.
Дядя повел пальцами, и тяжелые шторы цвета пепла с шелестом закрыли алевший вдалеке закат. Юория вздрогнула и обернулась к нему, ища повод решить, что он пошутил. Но Даор был серьезен.