– Моя племянница вздорна и имеет склонность увлекаться, – согласился герцог. – Однако вряд ли ей хватит глупости нарушить прямой мой приказ. На празднике будут присутствовать как двое сыновей старшего Теренера, так и ненавидящий их кузен, недавно вернувшийся из Приюта Тайного знания. Во время их стычки все трое погибнут, оставив Красные земли без наследников мужского пола. – Он говорил размеренно, не прерывая чтения. – Любвеобильный красный герцог будет вынужден реализовать свою последнюю дочь, ища поддержки в спровоцированном им военном конфликте. К тому же ему придется доказывать, что он не пытался вновь напасть на нашу семью, теперь в лице Юории и Вестера. Так что его выбор падет на брата герцога Синих земель, нашего открытого союзника.

– Почему? – спросил Олеар, стыдясь, что не понимает.

– Потому что я не оставил ему выбора, – ответил герцог просто. – Тебе не нужно там быть.

Когда он поднял лучащиеся тьмой глаза от письма, Олеар с благоговением увидел, что герцог улыбается, и немного расслабился. Рядом с Даором Карионом он всегда чувствовал себя мальчишкой на экзамене. И чем дольше наблюдал за его выверенными действиями, тем больше смирялся со своей ролью.

Уже почти сорок лет Олеар с почтением звал черного герцога учителем, впитывая каждую каплю знания, которое ему давалось не всегда легко. Даор не называл Олеара учеником, однако не раз подчеркивал, что ценит его лояльность и рассчитывает на нее в будущем. Он оттачивал разум и навыки Олеара – так кузнец превращает металлическую заготовку в лезвие – и как бы обманчиво мягок с Олеаром он ни был, тот всегда помнил, что оружие затачивают, чтобы оно послужило в битве. Но пока сражаться не приходилось. Олеар с готовностью выполнял крупные и мелкие поручения, принимал участие в его политических играх, передавал волю черного герцога слугам и в глазах окружавших семью Карион подхалимов занимал то единственное лакомое место, которое они все хотели получить: место его правой руки. На самом деле никакой правой рукой герцога Даора Олеар, конечно, не был. Олеар не знал, чего именно потребует от него Даор однажды, и лишь надеялся, что его жизнь и сила шепчущего не понадобятся господину. А душа… Душа его и так давно принадлежала Даору. С тех самых пор, как черный герцог спас его во время сложного и смертельного ритуала, выкупив у демонов вечного хлада. Олеар тогда только отслужил положенные пятьдесят лет в Приюте Тайного знания и, опьяненный своим новым положением и мечтая о небывалой силе, углубился в одну из запретных областей магического знания. И погиб бы, мня себя великим ритуалистом, если бы не появившийся рядом Даор Карион. Олеар не знал, как именно черному герцогу удалось справиться с призванными им иномирными чудовищами, но о долге не забывал ни на секунду. Благоговейно вспоминая, как тьма окутала Даора вместе со всеми демонами, и как она рассеялась, оставив у алтаря лишь герцога, Олеар уверялся, что не избежит уготованной ему Даором Карионом участи.

Впрочем, не виси над ним меч долга и имей он возможность уйти… Ничего бы не поменялось. Ему нравилось жить в Обсидиановом замке, нравилось становиться сильнее, нравилось быть в курсе происходящего во всех девяти землях. Но больше всего Олеару нравилось, что иногда Даор объяснял ему – ему единственному, возможно, на свете! – мотивы своих решений, таким образом приближая ученика к себе.

За все годы, проведенные в Обсидиановом замке, Олеару так и не удалось увидеть привязанности своего хозяина к любому другому живому существу. Герцог говорил о своей семье, только лишь когда они становились пешками в его играх, и ни разу Олеар не находил в его планах заботы ни о уже покойной троюродной сестре герцога Лите, ни о ее дочери Юории. Возлюбленных у герцога не было, даже само предположение о таком казалось смешным. Любовницы тоже никогда не появлялись в Обсидиановом замке. Однажды Олеар спросил Даора, почему тот не приводит никого в свои покои, и ответный взгляд был таким красноречивым, что Олеар мигом ощутил себя нашкодившей и безмозглой собакой и заткнулся, пока не опозорился еще какой-нибудь глупостью.

И все же он решился спросить о женщине, судьба которой была ему самому не безразлична.

– А леди Юория не пострадает?

– Недавно я подарил ей довольно дорогого сторожевого пса, – отозвался герцог. И чуть помедлив, объяснил: – Она вышла замуж за сильного шепчущего, последнего Вертерхарда. Тебе не стоит переживать об этом.

АЛАНА

– Мама, я сегодня проходила с Уланом родовые книги, – начала Алана разговор за ужином. – И увидела кое-что странное. Помнишь, ты говорила, что род белых господ прервался двадцать восемь лет назад? Что красные вырезали всю их семью, что не осталось наследников. И потом белые земли сделали нейтральными и разделили.

Вила, крупная темноволосая женщина средних лет, кивнула. Они с Аланой совсем не были похожи: девушка, невысокая, русоволосая, смотрелась рядом со своей приемной матерью бледно и мелко.

– Да, так и было, – ответила Вила.

– Сегодня появилась запись о браке Вестера Вертерхарда и Юории Карион.

Вила застыла.

– Что? Не было никакого Вестера. Я бы знала. Сколько ему лет?

– Не знаю, в родовых книгах не пишут дат. Его линия не соединена с другими именами.

–Значит, он бастард? Только чей…

– А мы не должны… Связаться как-то с ним? Не знаю, рассказать ему что-нибудь из того, что тогда случилось? Не должны ли мы теперь ему служить?

Алана опасалась, что мать скажет, что им пора писать письма и собираться в дорогу, но Вила покачала головой:

– Нет. Не верю. Я сама, своими глазами видела их всех. Каждого. Всех мертвыми. Не осталось никого. Герцог Даор Карион – величайший артефактолог Империи. Может быть он нашел способ обмануть книги. Не будем высовываться.

.

Уже глубокой ночью Алана вертелась, не в силах заснуть. Ей казалось, что произошло что-то значительное, и что это как-то касается ее. Она проваливалась в сон, снова проживая рассказ Вилы об ужасных событиях почти тридцатилетней давности, и снова просыпалась, будто выдернутая призрачной сетью на поверхность. Сердце колотилось в горле и на кончиках пальцев, дыхание никак не успокаивалось.

«Тебе был всего годик, а мне только исполнилось шестнадцать, – шептала Вила дочке, пока Лас, приемный отец Аланы, спал. В глазах Вилы стояли слезы. – Я прислуживала на кухне, помогала матери, как ты помогаешь мне. Но там была совсем другая кухня. У герцогов Вертерхардов был громадный замок, высокие белые стены, острые башни, сотни комнат… Такой красивый! Таких больше нет. Он был как будто из мира Света. Стены переливались перламутром, камень дышал, я любила прислоняться щекой к кладке – и ощущать ответное тепло. Теплые камни, даже ночью, представляешь? О них можно было греться в морозы. Я знаю, они специально так сделали, чтобы никто не мерз. Их очень любили. Никто и никогда не предал бы их.

Все произошло так быстро. Я до сих пор не понимаю. Я была в подвале, когда все началось. Камни содрогнулись, будто кто-то из-под земли ударил в фундамент, а потом еще и еще. Но стены устояли, только вибрировали, как колокол, и это гул был таким невыносимым, что мы все попадали на землю, закрыли уши руками. А когда звук прекратился, многие остались лежать без сознания. А я выбежала посмотреть, что происходит. И во внутреннем дворе увидела… их. Они лежали на снегу, кровь была у них на лицах, тянулась сразу из глаз, носа, ушей и рта… Такие жуткие красные ручейки. И их дети были мертвы, все до одного, все пятеро. Там же, рядом, прямо посреди клумбы, будто кто-то выложил их аккуратно, по росту. Вокруг никого не было. Они не дышали, и к ним было очень страшно подходить. Я побежала в галерею, где должна была убирать лавки моя мама… Она тоже… – Вила рыдала. – И другие слуги, которые убирались там, тоже… И никого. А потом я услышала крик ребенка. Я нашла тебя в снегу, кто-то закопал тебя вместе с люлькой. Твоя мама… она была очень доброй и хорошей женщиной. Она много раз помогала мне. Я боялась, что меня найдут, но не могла тебя там оставить. Никто за нами не гнался: после исчезновения белой семьи, до безымянных слуг никому не было дела, но я все равно бежала, не останавливаясь. Черные искали виноватых, они покарали красных. Я думала, черные решат, что и я к чему-то причастна, раз смогла выжить, и заберут меня, а ты погибнешь от голода. Было очень холодно, я останавливалась на ночлег в хлевах, пока не добралась до Желтых земель. Ты представляешь, какие морозы стоят зимой на севере? Я думала, мы замерзнем до смерти. Но этот амулет, – Вила показывала Алане на спрятанный у сердца приемной дочки серебряный змеевидный крест, – он сохранил тебе жизнь».