– Ненормально?! – снова взбесился Долгожитель. – И ты еще будешь учить меня, что нормально, а что ненормально?!

– Я по крайней мере не бросил ни одну из своих женщин! Я люблю их одинаково, несмотря ни на что! – тоже повысил голос Валера. – Да, это аморально, но это ошибки, мои поступки, и мне за них отвечать, а не моим детям!

– Знаешь что… – озлобленный чиновник аж покраснел от переполняющей его ненависти, – я не намерен больше терпеть тебя и твои мерзопакостные выходки! Убирайся вон из моей лаборатории и больше не приходи сюда, никогда! Никогда, слышишь?!

– Раз вы меня отпускаете, – ученый сделал паузу, – позвольте забрать Алину. Она вам все равно не нужна.

– А вот черта с два! – парировал Долгожитель. – Свою милую дочурку ты никогда больше не увидишь. Я передам ее другим специалистам. Ты все равно со своей задачей не справляешься!

– А вы не боитесь, что, если я выйду отсюда, то немедленно обращусь в милицию?

На лице начальника появилась кривая усмешка.

– Ты не сделаешь этого. Причины две – умрешь сам и помрет твоя дочурка.

– Значит, у вас только один компромисс. Оставить меня здесь, чтобы я продолжал свою работу.

– Ты можешь продолжать работу, но с дочерью ты больше не увидишься. Считай, что ее у тебя больше нет!

Валерий покраснел от злости и чудом смолчал, чтоб не выдать свой план.

“Меня это все равно не удержит. Рано или поздно я заберу свою дочь!”

29

А тем временем прошло уже больше полугода. Валерий считал дни и часы, искал подходящего случая, чтоб выкрасть свою дочь. Его чудом оставили продолжать эксперимент, но отношение к нему резко изменилось – с равнодушного на негативного: другие ученые устраивали настоящие подставы, подкидывая лишнюю и даже ненужную работу, совершали глупые ошибки и, порой, не давали просто отдохнуть. Могли поднять посреди ночи, ничего не объясняя, а после высказывать претензии на пустом месте. Валера забыл, когда в последний раз виделся с Алиной, ибо ему всячески мешали повидаться с девочкой: Лиза, приставленная к ней медсестра, не подпускала его даже на сантиметр.

30

Алина постоянно хрипела, пытаясь дышать через рот. В груди все жгло, а кожа нестерпимо чесалась. Длинные, цвета воронова крыла, волосы полностью слезли, и вместо роскошной гривы зияла лысина. Кожа на голове начала покрываться язвочками, а те, в свою очередь, невыносимо зудились и разрастались еще больше.

В палату, где лежала девочка, вошла Лиза. Она везла впереди себя каталку, на которой лежали заранее приготовленные шприц и баночка спирта. В комнате стояла невыносимая вонь – кожа на теле Алины гнила живьем, истончая гной и сукровицу. Лизавета, подавляя рвотные позывы и отвращение к подобному зрелищу, старалась смазывать ожоги спиртом и зеленкой, но это не спасало. Алина начала часто болеть, ибо в открытые раны попадали инфекции и вирусы.

– Нужно что-то делать, – как-то раз Лиза навестила своего сожителя у него в кабинете. Все свое свободное от работы время Долгожитель проводил наедине со своими мыслями и терпеть не мог, когда кто-то или что-то его отвлекало. – Девочка гниет прямо на глазах. Знаешь, хоть я и медсестра, и должна быть привыкшей ко всему, но даже для меня это слишком.

– Лизонька, душа моя, – мужчина улыбнулся и поманил девушку к себе. Та, виляя бедрами, подошла к нему и обхватила левой рукой за шею, позволяя гладить себя по слегка выпирающему животу, – ради тебя все что угодно! Я прикажу нашим перебинтовать девчонку. И после можешь дальше ставить ей уколы.

– Да я и сама могу! – Лиза развела руками. – Даже лучше твоих работников. – Она присела на край стола и выпрямила затекшие ноги.

Долгожитель, воспользовавшись моментом, провел рукой по ее ногам. Лизавета томно вздохнула и закатила глаза от приятного прикосновения. Она села к сожителю на колени и принялась его целовать, стараясь не замечать, как пальцы мужчины развязывали пояс на ее платье. Их поглотила взаимная поглощающая страсть – Долгожитель, смахнув все свои бумажки на пол, усадил любовницу на столешницу и принялся ее раздевать.

Валерий с озадаченным видом отошел от двери. Заглянув еще раз в узкую щель, он понял, что времени у него навалом. ученый собрался с мыслями и духом и рванул в палату к дочери.

31

Валерий тихонько отворил дверь и незаметно вошел в палату. Путь к девочке преграждала ширма. Аккуратно обойдя ее, безутешный отец едва не упал в обморок от увиденного. На постели в распахнутом виде лежала его дочь, все тело которой покрывали жуткие ожоги. Малышка тяжело дышала, из ее груди вырывались хрипы. В помещении стоял жуткий и невыносимый запах.

“Она долго не проживет…” – промелькнула мысль в голове ученого. Он лишь раздраженно от нее отмахнулся. “Я унесу ее отсюда, увезу в больницу, и ее спасут, обязательно спасут!” – это было больше похоже на самоутешение. Валерий отказывался верить в увиденное. Ему хотелось надеяться на лучший исход. И, чтобы больше не терять ни секунды драгоценного времени, подхватил дочь на руки и вышел из палаты, оглядываясь по сторонам и направляясь по темному коридору до выхода.

Он не знал, куда ему следует идти, а лишь следовал по наитию. Валерий с дочерью на руках блуждал по темным помещениям, надеясь выйти к свету. Потеряв уже всякую надежду покинуть злополучную лабораторию, Валера внезапно вышел в главный зал, заставленный столами и стульями. Над ними возвышался еще один кабинет Долгожителя, с огромным окном, за стеклом которого никого не было. Царил полумрак, работающих людей не оказалось и, воспользовавшись отсутствием возможных препятствий, побежал дальше.

Когда спасительная дверь показалась, Валерий изо всех сил приблизился к ней и толкнул свободной рукой от себя.

Резкий свет больно ударил по глазам, и ученый прикрыл веки ладонью.

– Ты надеялся удрать от нас и унести нашу добычу, Валерий Легасов?

Он не мог поверить в происходящее.

Он проиграл битву за жизнь девочки!

– Мы никому не позволим разрушить наши планы. Ребята, хватайте его, а девчонку отнесите обратно!

Валерия обступили со всех сторон. Заломили руки за спину, выхватив у него заранее девочку, еле живую.

Что было дальше, Валерий помнил плохо. Его схватили, потом долго куда-то тащили, а все остальное погрузилось в полное беспамятство. Возможно, появившийся резкий провал в памяти результат отчаяния. Или это просто шок?

32

Алина очнулась на следующий день. Она разлепила слипшиеся от гноя глаза и увидела вошедшую в палату медсестру. Лиза катила перед собой тележку с медикаментами и бинтами. Остановившись, надела перчатки и, подойдя к девочке, принялась мазать ее ожоги и открытые язвы спиртом.

Алина поморщилась. Ей хотелось плакать и позвать маму, но она сдержалась, отведя взгляд пронзительных синих глаз в сторону.

Лиза тем временем закончила смазывать девочку спиртом и, взяв бинты с каталки, принялась перебинтовывать ей руки и ноги. Лицо девушки скрывала марлевая повязка – в палате окна отсутствовали, вентиляторы стояли выключенными (экономия!), и от невыносимой вони можно было спастись, не заходя в комнату.

– А где мой папа?

Лиза бросила взгляд на девочку и промолчала.

– Я хочу к маме и папе!

Медсестра, закончив перебинтовывать малышку, сняла перчатки и бросила их на каталку:

– Отдыхай. Позже тебе поставят новый укол.

И Лиза поспешила выйти из палаты, прикрыв за собой дверь.

33

Прошел еще месяц.

Алина просыпалась через каждые два часа. Нестерпимая боль пронзала ее хрупкое тело, мешая спокойно спать. Ожоги полыхали адским огнем, язвы зудились – их хотелось расчесать до самых костей, только чтобы прервать эти мучения. Иногда девочку выворачивало. Она не могла больше нормально воспринимать еду и ходила под себя, не в силах встать с постели.