– Пресная вода холоднее морской, – объяснил Гилас Пирре. – Если повезет, я ее почувствую. Так и отыщем поток.

А еще Гилас надеялся, что Дух вернется, хоть и понимал, что шансов на это немного. Вот они отплыли от берега. Пирра старалась потише шевелить веслами, а Гилас греб одной рукой, пытаясь подвести лодку как можно ближе к каменистому берегу. Но блестящей серой спины нигде не видно, а гладкий дельфиний нос не задевает под водой бок. Вокруг Гиласа крутится только стая серебристых рыбешек. Мальчик чувствовал: Дух больше не приплывет.

Гиласа охватило уныние. «Зачем нас сюда занесло? – с горечью думал он. – Кинжал у Воронов. Мы понятия не имеем, где он. И как знать – вдруг Исси давно нет в живых?»

Сестра пропала два года назад, и все это время Гилас гнал от себя мысли о ней. Воспоминания об Исси причиняли слишком много боли. Но здесь, на родной земле, отгородиться от них сложнее. Исси то и дело встает перед мысленным взором – его шумная, строптивая, несносная младшая сестренка…

Вдруг сидевшую в лодке Пирру передернуло.

– Что-то здесь неладно, – прошептала она.

Тут у Гиласа тоже возникло странное чувство. Никаких предвестников видения: ни пронзающей головной боли, ни тошноты, ни огней, мелькающих перед глазами. И все же его сердце сжалось от ужаса.

К Пирре на плечо села Эхо. Девочка дотронулась до ноги соколихи. Птица съежилась, нахохлилась. Пирра с тревогой поглядела на нее.

– Что с ней? – тихо спросил Гилас.

– Не знаю, – шепотом ответила Пирра. – Кажется, Эхо страшно.

– Страшно? Ей? Эхо же ничего не боится! Ну, кроме муравьев.

– Да, но мне тоже не по себе.

Вдруг рыбешки вокруг Гиласа бесшумно устремились прочь серебристыми потоками, и на секунду что-то загородило Луну. Гилас не успел разглядеть, что это было. Птица? Облако? Явно что-то большое. Свет померк совсем ненадолго, и все же в этот момент на мальчика черной волной нахлынул непередаваемый страх.

Темное нечто исчезло так же быстро, как и возникло, и в Небе снова ярко засияла Луна. Гилас и Пирра молчали. Никому из них не хотелось делиться подозрениями вслух, но оба сразу подумали о Злобных – грозных духах воздуха и тьмы, которым поклоняются Вороны.

Гилас и Пирра поплыли дальше, и вдруг мальчик ощутил, что вода резко стала холоднее.

– Кажется, мы нашли путь, – прошептал он.

– Не может быть! – удивилась Пирра. – Здесь же одни болота!

Сквозь колеблющуюся туманную завесу тускло сияет серебряная полоска воды. По обоим берегам растут камыши в человеческий рост с засохшими коричневыми верхушками, от которых веет затхлым духом разложения. Тут и там в тумане виднеются то низкая сгорбленная ива, то высокий тополь, прямой, как часовой. Один из мертвых тополей упал, перегородив устье потока. На голых белых ветвях дерева спят три черных баклана, спрятав голову под крыло.

– Здесь плыть нельзя, – объявила Пирра.

Даже переливчатые трели ночных сверчков и низкое кваканье лягушек звучат, будто предостережение.

Камыши впереди зашевелились, и из них вышла Разбойница. В зубах у львицы извивалась крупная рыбина. Мельком взглянув на Гиласа и Пирру, Разбойница запрыгнула на ствол засохшего дерева и разбудила бакланов. Птицы тут же скрылись в тумане. Львица растянулась на дереве во всю длину и свесила задние ноги по обе стороны ствола. Крепко зажав рыбу между передними лапами, Разбойница принялась шумно жевать.

Гилас облегченно вздохнул:

– Непохоже, чтобы Разбойница тревожилась.

– Еще бы! Ей-то чего бояться? Она же львица!

Гилас подтянулся, влез в лодку и стал выжимать длинные светлые волосы.

– Придется рискнуть. Капитан ведь говорил, что жители болот тоже Чужаки, совсем как я…

– Интересно, как ты им об этом скажешь, если они сразу стреляют из лука во всех без разбора? Об этом капитан тоже рассказывал!

– Пирра, возвращаться нельзя. Да и вдруг эти болота тянутся вдоль всего берега? Или у тебя есть идея получше?

Путники оставили лодку привязанной к голому дереву, но идти по берегу оказалось трудно: камыши никак не хотели их пропускать. Они росли на кочках плотными островками, но время от времени внезапно расступались, коварно заманивая в вязкие, болотистые топи.

Доев рыбу, Разбойница присоединилась к Гиласу и Пирре. Ей идти было легче: широкие лапы не давали увязнуть в трясине. И все же львица старалась держаться поближе к Гиласу. Время от времени она поднимала на мальчика большие, серебрящиеся в лунном свете глаза, будто спрашивала: «Ты уверен, что нам сюда?»

– Ты это видел? – вдруг прошептала Пирра.

– Что? Где?

– Я заметила огоньки, но они тут же погасли… Вот, опять!

Тусклое голубое мерцание осветило другой берег, но не успел Гилас посмотреть в ту сторону, как оно исчезло.

– Давай вернемся, – произнесла стоявшая рядом Пирра.

– Как будто нам есть куда возвращаться! Будем идти вдоль берега, пока не выберемся из болот…

– А по-моему, мы тут далеко не уйдем. Наткнемся на Болотников, и…

Тут Пирра вскрикнула и отпрянула, врезавшись в Гиласа.

Из кочки торчит острога, на которую насажен шлем Воронов. Пирра чуть на нее не наткнулась. От владельца шлема остались только длинные черные воинские косы, кое-как обмотанные вокруг гребня. С волос свисает большой кусок кожи с неровными краями… Окровавленный скальп!

– Может, теперь передумаешь? – вполголоса спросила Пирра. – Я не Болотница, но этот знак даже я поняла: «Держитесь подальше!»

– Они отпугивают Воронов, а не нас…

– Откуда такая уверенность?

После короткого ожесточенного спора Пирра одержала победу, и они зашагали обратно к голому дереву, но когда его белые ветки проступили сквозь туманную пелену, Гилас остановился.

– Нет, уплыть не получится, – изменившимся голосом проговорил мальчик. – Лодка пропала.

Пирра растерянно уставилась на него:

– Ты же ее привязал! Я сама видела.

Гилас облизнул губы:

– Пирра, Болотники прежде всего Чужаки. Мы их не увидим, пока они сами не захотят показаться.

Теперь остается только один путь: дальше вдоль берега.

Но уйти далеко Гилас и Пирра не успели: проток сузился и превратился в ручей, терявшийся в зарослях ив. Мальчик ощущал на себе чьи-то взгляды.

– Держись поближе ко мне, – тихонько велел Гилас Пирре. – Болотники повсюду, я чувствую.

Повысив голос, мальчик дружелюбно обратился к тем, кто за ними следил:

– Я тоже Чужак. Я вырос на пике Ликас, это в Ликонии, но моя мать была Болотницей из Мессении, как и вы!

Тишина. Только слабый ночной бриз покачивает камыши. Их засохшие коричневые верхушки шуршат на ветру. Даже лягушки и ночные сверчки примолкли.

– Я ищу сестру, – продолжил Гилас. – Она пропала два лета назад, когда Вороны напали на нашу стоянку. Ее зовут Исси. Кажется, на вашем языке ее имя значит «лягушка».

Разбойница вынырнула из тумана так неожиданно, что Гилас и Пирра вздрогнули. Вся ее морда облеплена рыбьей чешуей. Потершись мокрой головой о бедро мальчика, львица замерла и стала вглядываться в туман.

Пирра коснулась руки Гиласа. Темные глаза на бледном худеньком личике выглядели огромными.

– Больше с ними не разговаривай. По-моему, им это не нравится.

Разбойница вскинула голову и принюхалась. Ее хвост напряженно застыл.

Выше по течению что-то происходит.

В этот момент перед глазами у Гиласа вспыхнули огни, а пылающий палец вонзился мальчику в висок. Держась за голову, он согнулся пополам.

– Гилас! – испуганно прошептала Пирра. – У тебя видение?

Мальчик хотел ответить, но не смог выговорить ни слова. Внезапно все вокруг стало четче, ярче. Гилас увидел, как над камышами поднимаются зеленые, отвратительно воняющие болотные пары. Услышал, как лапки лягушки прилипают к стеблю, по которому она взбирается.

А на середине потока, там, где Пирра различает только водоросли, над поверхностью поднимается водный дух.

Сначала перед ним предстало полупрозрачное существо, сотканное из тумана и лунного света, но дух становился все выше, жемчужные огоньки сливались друг с другом, и вот Гилас уже видел женщину так же отчетливо, как и камыши вокруг нее. Зеленые волосы плыли по воздуху, точно водоросли по воде. Взгляд холодных белых глаз скользнул мимо Пирры, ненадолго задержался на Разбойнице и наконец остановился на Гиласе. Она пристально смотрела ему в глаза.