– Ричард, не будь дураком, – усмехнулся Егор. – Он говорит, что ты слишком много даешь.

– Переведи ему, что это хорошая цена за белую женщину, – сказал тот и добавил старику еще десятку.

Старик только пуще взбеленился.

– Он говорит, – давясь хохотом, переводил Жигарев, – она не белая, а цветная. У нее мать была белая, а отец негр из этой деревни.

– Не может быть, – замотал головой Ричард. – Да, в жару перебирать нельзя. Я ж тебе говорил, нужно брать в полет только пиво.

Жигарев объяснил старосте-вождю, что белый пилот хочет заплатить авансом за будущие прилеты к этой женщине. Старик ничего не понял и потащил за руку Егора в темную хижину, уверяя, что всем известно, что эта женщина – африканка. Жигарев не стал упираться.

В хижине он остолбенел – на циновке сидела голая по пояс девочка лет пятнадцати с чистыми голубыми глазами, смуглая, но не черная.

– Смотри, солдат, она – черная, – крикнул старик и принялся задирать ей подол.

Жигарев отвернулся и выбрался из хижины:

– Ричард, иди сам разбирайся, черная она или не черная.

– Ну, черная, так черная, но денег назад не возьму, – сплюнул Ричард и полез в самолет.

Закрутился пропеллер, но путь к самолету перегородил старик, державший за руку темно-русую девушку.

– Чего ему еще?

– Упрямый, как ты. Говорит, за эти деньги ты ее выкупил и поэтому должен забрать с собой.

– Скажи ему, я их сейчас пропеллером порублю.

– Зачем так? Забери в Сидаду, найми там бунгало и развлекайся с ней по выходным.

– Я в жизни ни разу даже собаки не заводил, чтобы меня никто к себе не привязывал.

– Тогда вот, держи свои сто долларов, я у тебя ее перекупаю, – отдав деньги, Жигарев втащил девушку в самолет.

В маленьком местечке, где проживали кроме черных еще и три белых семьи – лавочника, врача и телефониста, Егор снял для своей Зинки маленькое бунгало без водопровода. Девушку звали Н’Зинга, но имя Зинка больше шло к ней.

Капитан Жакобе к его затее отнесся равнодушно. Жигарев был не первый, кто обзаводился походной женой, и никакой экзотики он тут не видел. Разве что мулатка была с необычным цветом кожи, волос и глаз.

Две недели Жигарев обставлял свое «семейное» гнездышко, но как-то его новая жена сбежала пешком по джунглям в родную деревню.

Староста избил ее бамбуковой палкой и, связанную, снова затащил в самолета, а затем вернул Егору. В деревне только он сносно говорил по-португальски. Зинка с трудом подбирала слова:

– Не хочу город! Боюсь белый человек!

– Ты сама белая, глянь в зеркало.

Зинка с явным сожалением трогала русые волнистые пряди и только вздыхала – ей с самого детства приходилось в деревне терпеть насмешки за цвет своей кожи.

– Не хочу учиться писать… не хочу читать… Не могу носить белье, как белая… Не буду ходить в туфлях… Женщины из деревни смеяться будут… Хочу жить в деревне и рожать тебе детей. Ты – мой хозяин.

Жигарев заставил старосту-вождя вычистить заброшенный домик португальского чиновника, привести в порядок сад и дорожки в парке. Все слуги прежних хозяев остались в этой деревне и работу свою еще не забыли.

Получилось неплохое бунгало европейского фермера в Африке, да еще с добровольными слугами, которые целый день крутились возле Жигарева в надежде заработать пару рандов. Но Зинка со временем натащила в домик соломенных циновок, кувшинов из тыквы и каких-то тряпок. Принесла даже деревянную ступу, в которой женщины толкут зерно.

Целыми днями она просиживала с кумушками во дворе на корточках, причем ни разу не садилась в тени, а всегда на солнцепеке. Зинка просто не могла жить иначе. Несмотря на полудетский возраст, ее уже невозможно было переучить, а учиться чему-то новому она отказывалась наотрез.

Каждый год в семье Жигарева рождались дети. Зинка набирала дородства и раздавалась вширь. Егору все-таки удалось добиться, чтобы она не ходила с голыми сиськами, как голодранка, а заматывалась в пестрые французские ткани, которые там изготавливали специально для Африки. Со временем ей это понравилось.

Ее дети, на удивление всей деревне, не умирали в младенчестве от кровавых поносов, и со временем Егор стал отцом трех мальчишек и пяти девочек. Все они родились черными, как начищенный сапог, только у одной Сандры были зеленоватые глаза и волнистые волосы со смешным хохолком на макушке, как у отца.

Почти никто из них не говорил по-португальски, и в свои редкие приезды Жигарев общался с ними больше при помощи жестов. Зинку с каждым годом все больше уважали в деревне, а перед самым отъездом Егора Зинка заняла место умершего вождя. Она все-таки научилась читать и кое-как писать по-португальски и посылала старших ребят в школу, о чем прежде Жигареву можно было только мечтать.

Независимость молодых африканских государств крепчала, а работы у команды Жакобе только прибавлялось. Работы кровавой. Теперь капитан нуждался в мясниках, надобность в толковых командирах отпала.

Егору в те времена было уже далеко за тридцать, и он всерьез подумывал, не жениться ли ему на Зинке и не осесть ли фермером в Загзаге. Купить кофейную плантацию, деньги в то время уже были, к тому же, Зинка оказалась на удивление прижимистой и превращалась с его помощью в состоятельную хозяйку. Дети подросли – готовые помощники.

Ему нравилось в африканских женщинах, что они не играли во влюбленность, которую белая женщина лелеет в своих сокровенных фантазиях даже до закатной поры.

Интимная жизнь африканки проста и естественна. Ей не нужно читать стихи, целовать руку и дарить цветы. Чем-то африканки напоминали ему старых баб из его родной деревни на Брянщине.

Но вот рухнула социалистическая империя в Европе, затем был разгромлен Советский Союз. Армия, которой присягал Жигарев, больше не существовала. Газеты, доходившие до него в джунглях, наперебой писали о грандиозных победах России на пути перехода к капитализму. И Жигарев не выдержал – решил вернуться на родину. Он зашил в специальный пояс тысячу долларов, остальные деньги оставил Зинке на хозяйство. Замаскировал в католическую Библию с твердым переплетом никелированный «браунинг» с двумя обоймами. Запасся сухарями и сгущенкой и стал ждать подходящего случая.

Все складывалось как нельзя лучше. Власти все чаще беспокоили наемников вылазками и бомбардировками. Контингент поредел – наемные вояки из армий разных стран, полууголовный сброд бежали при любом удобном случае. Их не останавливали даже показательные расстрелы дезертиров…

На операции был вынужден прилетать и прыгать с парашютом сам Жакобе. Тут и сработал блестящий карабинчик, который как-то навесили ему на парашют «вьетнамцы».

Жигарев очень жалел, что не довелось проститься с Зинкой и ее детьми. Своими он их считал все же в меньшей степени, хотя никогда не сомневался в супружеской верности Зинки – все дети выдались похожими на отца, только вот оплошали с цветом, что его очень расстраивало.

В день побега из Мозамбика случилась небывалая бомбардировка, лагерь горел, оставшиеся наемники бежали к реке.

– Георг, на полосе еще стоит нетронутый самолет с горючим! – заорал авиационный техник. – Поднимай его и лети в горы.

Это был пассажирский «Дуглас» времен Второй мировой войны, который поднимался не намного выше крон деревьев.

– На нем все приборы слепые и радиосвязи нет, – то ли спросил, то ли констатировал Жигарев.

– Зато моторы – класс! Сам сегодня проверял. Лети по ручному компасу, а лучше по реке. Мы к новому месту на катере выйдем. Как раз ветер встречный и видимость полная.

Жигарев не стал себя долго упрашивать – подхватив свой припас и автомат на всякий случай, стал готовиться к полету. Еще он заставил негров-авиатехников вкатить в салон три бочки с питьевой водой, которую доставляли для белых офицеров из специального источника. С трудом вырулив на старой развалине против ветра, Егор попробовал подняться. Это оказалось не так просто: салон был под завязку забит бочками с горючим. Чуть не зацепившись за верхушки деревьев, самолет медленно, как пеликан над водой, поплыл над лесом.