Я знала, что это случится – не знаю откуда, и знала, что я ничего не изменю.
Голубь ударился о рекламный щит. Остальные улетели, а он упал на проезжую часть. На вторую крайнюю полосу. И я понимала, что его сейчас размажут… и всё… Но я стояла и дрожала. Это в дежавю самое невыносимое – непоправимость. Неотвратимость.
Я стояла, поводок дёргался – Мелочи хотелось бежать дальше. Голубь лежал там. Ещё живой. И тут на проезжую часть выскочил человек. Я его со спины видела, с оранжевого рюкзака… Большой, высокий мужчина. Он размахивал руками. Визжали тормоза.
Я не должна была смотреть. Но глаза не закрывались, голова не поворачивалась – до боли. Я смотрела на асфальт, а он дрожал, будто в жару… И я слышала гудки, и тормоза, и ещё сигналы машин. Но никто не орал, не матерился, не бил моего папу о бампер…
Тут как-то наоборот было.
– Держи его, мужик!
– Молодца!
Автомобили его объезжали. Он стоял с голубем в руках. Лицом ко мне.
Мне показалось вдруг, что это Юра, только сильно выросший. Я чуяла, что сейчас что-то произойдёт… То, что я видела во сне. Или ещё увижу.
Но человек с оранжевым рюкзаком просто перешёл с проезжей части на тротуар. Он держал голубя у груди и гладил. А голубь был белый, крупный. Наверное, из той голубятни за гаражами. Остальные голуби над ней сейчас кружили, становились от солнца то синеватыми, то серебристыми. А этот сидел у человека на руках. И человек его понёс туда, к голубятне. Мне кажется, он был просто прохожий, не владелец. Я хотела об этом спросить. И ещё спасибо сказать. Но, оказывается, я не знала, какие для этого нужны слова. У меня в голове были совсем другие… Непонятные.
Смысл жизни в том, чтобы понимать, кто ты и что с тобой происходит. Говорить с другими. Понимать, что они тебе говорят. Я сейчас боялась проверять, что я могу, а что нет. Я стояла, смотрела на голубя… У меня что-то болело, но я не понимала, что именно… Голова? Глаза изнутри. Приду домой, лягу и буду смотреть темноту.
Человек с рюкзаком подкинул голубя в небо. И тот сразу влетел в стаю, начал кружить среди других серебристо-белых в синем небе… Глазам больно! Закрываю лицо ладонями. Плывут горизонтальные тёмно-оранжевые полосы…
– Дым, ну как ты?
Дым – это я. Но… не здесь. Меня окликает… Юра!
2
Пионы, астры, георгины, гладиолусы. А ещё подсолнухи – огромные, выше нас. Город Захолустье был сейчас похож на осенний букет. Яркий, как для натюрморта. Тут росли непривычные клёны – тощие, с мелкими листьями. Листья были сплошь красными, но такими же пятиконечными. Они ложились на тротуарные плитки и прижимались к ним. Похоже было на отпечатки ладоней. И на звёзды.
Осень. Звёзды падают.
Воздух жаркий и горький, как от дачного костра. Совсем не московский, уже знакомый по предыдущему сну про Захолустье. Я снова чувствовала запахи. В других моих снах этого не было, даже в самых необычных. А ещё у меня сейчас совсем не болела голова: я шла, потом мы бежали, Юра смеялся, я громко говорила, маяк гудел, флюгер в чужом саду трещал, цветы были яркие и пахучие – и это всё было нормальным, не раздражало. Не хотелось закрыть ладонями уши и заорать «нет!». Я могла этому просто радоваться. И я радовалась.
Я сейчас не гадала, что это вообще – сон, другая реальность или мультик, в который я почему-то попала. Надо было не удивляться, что время тут по-другому идёт и что Юра сейчас старше, чем раньше. Не сильно. Всё-таки четыре месяца прошло. Тогда у меня был июнь, а сейчас сентябрь.
По розовым плиткам тротуара бежит Мелочь, гоняет листья, рыжим хвостом вертит, сразу во все стороны… И раз Мелочь здесь – всё в порядке. Безопасно.
Я только не помню, как мы сюда попали.
– Пойдём скорее домой, Дым. Тебя дома ждут.
– Кто?
– Ну мама, вообще-то…
Ой. Так. У меня здесь что? Другая жизнь? Другая семья? Это какой-то сверхсложный сон. Столько деталей, и вообще. Ну сейчас не важно. Я слишком рада, что Юра меня нашёл. Забрал меня и Мелочь. Он совсем не удивлялся собаке.
– Дым, ну пойдём! Поужинаем!
Я хотела сказать, что рада его встретить. А спросила сразу о важном.
– А ты куда в тот раз пропал, у канатной дороги? А потом появился сразу у Экрана. Ты перемещаться умеешь?
– Нет. Я поехал в другой кабинке. Я работаю в группе сопровождения, помогаю тем, кто не может добраться сам. У кого нет физической возможности. Я видел тебя в стекло. Между нами была разница в три кабинки. Я понятно объясняю или надо лучше?
Я не все слова понимала прямо сразу. Поэтому казалось, что Юра… Юре казалось, что я туплю. Нет, я просто переводила на русский, мысленно. А потом щёлкнуло – как в ушах щёлкает, когда самолет меняет высоту, и всё стало понятно, я всё понимала и отвечала легко.
– Понятно-понятно. Юра, ну пошли, конечно, я такая голодная, ужасно… Мелочь, фу! Не тяни!
Мелочь натягивал поводок, ему хотелось раскопать что-то в листьях и это немедленно сожрать. Я его понимала, мне тоже хотелось есть, голова уже кружилась.
– Тогда давай быстрее. Мама сказала, без нас ужинать не сядет. Дым, может, мне его на руки взять?
Юра показал на Мелочь. Тот копошился в листве, не хотел никуда идти. Даже рычал. Такой суровый боевой пекинесо-спаниель. Но Юра его подхватил на руки, ловко, будто Мелочь – его собака. И грозный рык прекратился.
Мы побежали. Я в реальной жизни так быстро совсем не могу, голова начинает ныть…
– Юра, нам долго ещё?
Он ответил, но я не услышала. На той стороне улицы завопила женщина. Я сразу её узнала – худая, с длинными чёрными волосами. Только сейчас волосы были спутанные, а сама женщина – грязная, в мятом длинном платье… В прошлый раз, на канатной дороге и у Экрана, она была чище, но вопила так же сильно.
– Слушайте! Надо любить землю, по которой идёшь… Мы все должны…
Мне казалось, что я опять забыла язык. Встала, начала женщину разглядывать. Юра тоже остановился. Я спросила, кто это.
– Её зовут Тьма. Она каждый раз после Экрана дурная… Эмоции набежали, а девать их пока некуда… Скоро наорётся и успокоится. Тихо ты!
Это Мелочь в ответ на крики начал рычать и вырываться…
– Пошли уже! Знаешь, что мама на ужин приготовила? То, что ты любишь.
Откуда мама Юры знает, что я люблю на ужин? Может, я вселилась в тело другой девушки? Её зовут Дым, она с Юрой давно знакома и даже ходит к нему в гости… Пока непонятно. Но интересно…
Мы не бежали, просто шли, довольно быстро. И женщина по имени Тьма кричала уже далеко, неразборчиво. Но мне казалось, что я эту Тьму ещё много раз встречу и это всегда будет не очень приятно. Под ногами мелькали алые звёздочки листьев, липли к подошвам… Обувь и одежда были другими, не мои серебряные кроссовки, а белые туфли с ремешками, и не куртка и джинсы, а платье, длинное. И в прошлый раз тоже так было с одеждой – я только сейчас вспомнила.
Мы шли недолго. Мне казалось, что я знаю эту дорогу – улица поведёт вниз, потом надо по каменным серым ступенькам, по деревянному мостику через ручей, потом мимо зелёной лужайки… Там пасётся белая лошадь, сама по себе. Потом опять улица, дома такие же аккуратные, маленькие, но не яркие, а сероватые. Может, потому что солнце стало куда ниже? Скоро загорится Экран, я знаю. Надо успеть домой пораньше.
Светились огоньки, в одном доме на первом этаже была яркая длинная витрина и горела вывеска с распахнутой книгой… Надпись. Не все буквы сразу складываются, не сразу слово вспоминаю… Книгоубежище. Это значит – библиотека.
Мне кажется, что там тихо, прохладно, пахнет книгами и старым деревом… Мне хочется зайти туда прямо сейчас, но Юра тянет меня за руку. Я не могу останавливаться, нас ждут – во сне часто бывает, когда ты куда-то спешишь и всё никак не можешь попасть. Я испугалась, что и сейчас так будет. Я зайду в библиотеку, меня что-то задержит, я не попаду к маме… Я до сих пор не поняла, чья это мама… Юрина?
Хорошо, что Юра взял меня за руку. Я никуда не денусь. Даже если его руки слишком тяжёлые… Нет, другое слово. Твёрдые? Сильные? Крепкие?
