Реальность внезапной смерти становилась все более и более обыденной в моем мире, внушая скорее трепет, чем ужас. И не только во время войны.
После ее окончания отдушиной, помогающей людям выпустить пар, стал футбол. Однако в марте 1946 года город Болтон пережил крупную трагедию, когда в «Бернден Парке», на домашнем стадионе клуба «Болтон Уондерерс» произошла давка, в которой тридцать три болельщика погибли и сотни человек были ранены. В то время это было крупнейшее происшествие в Британии, связанное со стадионами. Мои родители тоже были на том матче Кубка Англии, и, по счастливой случайности, оба отделались лишь испугом и остались невредимы.
В моей голове была посеяна мысль о том, что смерть всегда бродит неподалеку, и если ты хочешь что-то сделать, нет смысла тянуть. Нужно пойти и сделать.
И все же, мое детство походило на детство любого другого ребенка в пригороде Болтона, застроенном домами из красного кирпича. Это было время, когда парадные двери держали открытыми, а любой участок асфальта превращался в футбольное поле. Мы свободно играли во что угодно, где угодно и когда угодно… по крайней мере, до тех пор, пока поздним вечером наши имена не зазвучат, призывая нас по домам. В те дни полные фантазии игры не подавлялись строгими запретами родителей, оцепеневших от насущных социальных проблем. Наше воображение не знало границ, и в наших головах все было возможно.
В скаутских организациях нам также предоставляли свободу, позволяя исследовать свои возможности за пределами как физических, так и географических границ.
Когда мы с братом росли, звание скаута служило нам фантастическим источником удовольствия и чувства товарищества. Кроме того, у нас появился младший брат Джон, родившийся в 1948 году, но, будучи на тринадцать лет моложе меня, он был малышом, не участвовал в наших играх и не состоял в нашей компании.
Помню одну морозную неделю в конце декабря, которую мы провели в Озерном крае с отрядом скаутов церкви Святой Маргариты. Нас ждал однодневный поход. Мы должны были пройти от Эмблсайда до Паттердейла через горную гряду Лэнгдейлс[7], которая состоит из пяти вершин, обрамляющих полукруглую долину.
В приятный летний или весенний день это был бы не слишком сложный 16-километровый поход. Но холодным зимним утром, когда ветер наметал падающий снег в полутораметровые сугробы, переход оказался чудовищным испытанием.
После позднего завтрака наш юный вожатый, Скип, вывел меня и еще четырех полусонных малолетних искателей приключений из парадной двери уютного молодежного общежития Эмблсайда в надвигающуюся метель.
Дневной свет не мог пробиться сквозь свинцово-серое небо. Единственный фонарь, установленный высоко на каменном здании, отбрасывал бледно-желтый свет на покрытый белой коркой сад.
Ожидая, пока вожатый, укрывшись на крыльце общежития, закончит изучать карту, наш отряд розовощеких скаутов сбился в кучу на лужайке. Мы наблюдали за снежинками, которые кружились в танце, подгоняемые порывами ветра, прежде чем упасть на землю потоком белых искр. От стихии нас защищали только лишь светло-коричневые скаутские джемперы, вельветовые шорты и длинные гольфы выше колен. Мысленно мы уже были на грани капитуляции, еще даже не выступив в поход.
Внезапно мимо нас как кавалерист пронесся Скип, вытянув руку в сторону далеких холмов, словно держа меч. «Туда!» – прокричал он, перебивая вой ветра. Мы послушно последовали за ним, прокладывая тропинку в глубоком снегу. Через несколько минут наши ноги онемели до такой степени, что нам было все равно куда идти.
Тропинка, ведущая на первый холм, была полностью скрыта свежевыпавшим снегом, но Скип, ничуть не смутившись, зашагал дальше, размахивая картой. Сначала мы держались плотным строем, медленно поднимаясь по покрытым инеем склонам, но по мере того, как ветер хлестал наши голые бедра осколками льда, темп замедлялся, а промежутки становились шире.
Откуда-то сверху донесся крик. Скип внезапно провалился в снег и по плечи утонул в сугробе. Мы помогли ему выбраться, а затем, как мне показалось, с некоторым запозданием, он показал нам, как пользоваться скаутскими палками высотой до подбородка, которые мы несли с собой, – стандартное снаряжение любого бесстрашного новичка-скаута. Мы продолжали идти, ковыряя землю перед собой и проверяя глубину снега, чтобы избежать той же участи и не оказаться целиком во власти снежного бурана.
Достигнув вершины, намного медленнее, чем ожидалось, мы обнаружили, что спуск с другой стороны еще более коварен. Скудный дневной свет, который с трудом пробивался сквозь тучи, начал рассеиваться уже к двум часам дня, когда мы спускались по ледяным пластам. Скип приказал прибавить шагу. Он предупредил, что нам не стоит задерживаться в таких условиях до темноты.
Я сосредоточил все свои усилия на каждом шаге вниз, по-разному поворачивая ногу, чтобы найти наиболее надежную опору. Через двадцать минут мои бедра и икры горели от усталости. Я остановился и оглянулся, чтобы проверить, как там Брайан, самый младший член нашей группы. В тусклом свете я разглядел заснеженные силуэты кустов и черные выступы каменистых скал, торчавшие из снега. Но Брайана нигде не было видно.
Я окрикнул впереди идущих, и мы полезли обратно на холм. Через несколько минут в полутьме раздался тихий голос снизу. Брайан наступил на замерзший ручей и соскользнул с тропы прямо на скалы. Он весь был в синяках и порезах, но, к счастью, ничего не сломал.
Вместо того чтобы отправиться в общежитие, мы помогли Брайану доковылять до фермерского дома в предгорьях, в окнах которого виднелся свет. Внутри, сидя у дровяного камина и потягивая из кружки горячий шоколад, я смотрел на огонь и слушал, как позади меня жена фермера ругала Скипа за то, что он рисковал нашими жизнями, пустившись в поход при таких опасных условиях. Он покорно стоял, пока его отчитывали перед всем отрядом, и мне было его жаль. Скип и сам едва вышел из детского возраста. Но я также знал, что женщина была права. Если бы я в тот момент не оглянулся, мы, ничего не подозревая, спускались бы и дальше, а Брайан, возможно, оказался бы в намного худшем положении.
Безжалостные слова жены фермера всю дорогу звучали у меня в ушах, пока мы тащились по морозу последние три километра до своего общежития. Нашего возвращения ждали еще четыре часа назад, и горноспасательные службы готовы были выдвинуться по первому сигналу. И снова Скип получил по шее, на этот раз и от управляющего общежитием, и от члена спасательной команды, который заскочил «дать небольшой совет».
До этого момента я полностью доверял нашему вожатому и не ставил под вопрос его возраст и «опыт». Скип не пытался оправдываться. Я жалел его, но засомневался в своей слепой вере в чужие способности. Скип решил отправиться в поход и тем самым создал опасную ситуацию, хотя разумнее было бы остаться дома. А мы, отряд, беспрекословно выполняли приказ, как и предписано в скаутском движении, в армии и других организациях, где необходимо подчиняться уставу, даже если есть риск для нашей жизни. В то время я не осознавал, что переживаю переломный момент, но что-то в моем сознании перевернулось. Я понял: мое будущее, моя жизнь принадлежат только мне. Я отвечаю за свою судьбу и только себе могу доверять принятие правильных для меня решений.
В последующие годы, когда мои железы начали вырабатывать головокружительную дозу тестостерона, а тело стало меняться в сторону обретения мужественности, решениями руководили гормоны, а не логика. Я разрывался между первобытным желанием гоняться за девушками и любовью к спорту. Нет, не к бегу. Я уже давно решил, что в выжимании последних сил из ног, пока тебя непроизвольно не стошнит, нет ничего привлекательного.
В то время я не осознавал, что переживаю переломный момент, но что-то в моем сознании перевернулось. Я понял: мое будущее, моя жизнь принадлежат только мне. Я отвечаю за свою судьбу и только себе могу доверять принятие правильных для меня решений.