Литмир - Электронная Библиотека

Каждый раз, когда выходит моя новая книга, я первым делом дарю ему экземпляр.

— О! — каждый раз восклицает он. — Так это и есть твоя история?

Слово «история» он всегда выговаривает очень старательно. И принимает подарок обеими руками, как угощение в храме.

— Благодарю! Благодарю! — повторяет он дрожащим голосом и чуть не со слезами на глазах. Меня это очень смущает.

Впрочем, ни странички из моих книг он так и не прочитал.

— Но я бы так хотела узнать ваши впечатления! — говорю я.

— Ни в коем случае! Если книгу прочесть, она тут же закончится! А это — ужасное расточительство! Нет уж, пускай она будет всегда со мной, непрочитанная…

С этими словами он относит мою очередную историю в капитанскую рубку, помещает у небольшого алтаря в честь морских богов и складывает морщинистые руки в молитве.

Наслаждаясь персиками, мы говорим обо всем на свете. Чаще всего вспоминаем прошлое. Моих маму, папу и няньку, птичью обсерваторию, скульптуры и дальние берега, до которых когда-то можно было доплыть на пароме… Вот только воспоминаний этих день ото дня все меньше. После того, как что-то исчезает, исчезают и мысли об этом, оно уходит из нашей памяти. Мы делим последнюю дольку персика и неторопливо смакуем его, повторяя одни и те же истории снова и снова.

Когда солнце начинает садиться в море, я спускаюсь с парома на землю. Хотя трап совсем не крутой, старик обязательно держит меня за руку — так, будто я совсем маленькая.

— Осторожнее там, по дороге-то.

— Хорошо… Ну, до завтра!

Как и всегда, он провожает меня взглядом, пока я совсем не исчезну из виду.

Покинув гавань, я поднимаюсь на вершину холма, к обсерватории, но надолго там не задерживаюсь. Смотрю на море, вздыхаю поглубже и сразу спускаюсь.

Обсерваторию, как и папин кабинет, когда-то перевернула вверх дном полиция, и теперь там полное запустение. С чем когда-то было связано это место, уже и не догадаться. А ученые, что работали здесь, давно разбрелись кто куда.

Я стою у окна, откуда смотрела когда-то в отцовский бинокль, и даже различаю каких-то крылатых созданий, но знаю о них теперь лишь то, что они для меня ничего не значат.

Пока я спускаюсь с холма, солнце постепенно садится. К вечеру остров затихает. Взрослые, устало сутулясь, бредут с работы, нагулявшиеся дети разбегаются по домам, и только рыночные фургоны, распродавшие за день весь свой товар, еще преследуют меня еле слышным рокотом своих моторов.

И наконец все погружается в такую тишину, словно готовится к очередному исчезновению.

Так на острове наступает ночь.

4

В среду после обеда я решила отнести в издательство рукопись и по дороге наткнулась на очередную зачистку. В этом месяце уже третью по счету.

С каждым разом их методы становились все жестче — вплоть до физического насилия. Первые зачистки памяти начались пятнадцать лет назад, именно тогда полиция забрала маму. То, что некоторые люди — такие, как она, — не забывают об исчезнувшем, становилось все очевиднее, и Тайная полиция начала хватать и вывозить таких людей прочь из города. Куда именно, до сих пор не знает никто.

Я вышла из автобуса и собралась перейти улицу на светофоре, как вдруг на перекресток выкатилась колонна из трех фургонов с темно-зеленым брезентовыми кузовами. Остальные автомобили притормозили и прижались к обочинам, уступая дорогу. Фургоны остановились у здания со страховой фирмой, стоматологией и студией танцев, и целая дюжина офицеров, выскочив из машин, тут же скрылась за дверями главного входа.

Прохожие напряженно следили за происходящим. Некоторые пытались скрыться в подворотнях. Люди явно надеялись, что вся эта сцена завершится как можно скорей и больше в нее никого не втянут. Но воздух вокруг фургонов стал так неподвижен, будто остановилось время.

Прижимая к груди пакет с рукописью, я скукожилась за фонарем. Светофор уже несколько раз поменялся с зеленого на красный и обратно. Переход пустовал. Из проезжающего трамвая таращились пассажиры. И тут, как назло, пакет в моих объятиях начал расползаться по швам.

Вскоре послышался топот. Ритмичная, властная поступь полицейских ботинок вперемежку с чьими-то робкими, неуверенными шагами.

Из здания их вывели по одному. Двоих мужчин с седыми висками, крашеную шатенку лет тридцати и худенькую девочку лет четырнадцати. Хотя еще было довольно тепло, каждый из них натянул на себя по нескольку рубашек, курток и шарфов. В руках они держали набитые до отказа сумки. Похоже, эти люди в последний момент похватали все самое нужное из того, что подвернулось им под руку. Впопыхах застегнутые пуговицы, торчащие из багажа края одежды, не завязанные шнурки — все говорило о том, что им велели собраться мгновенно, не объясняя, в чем дело. В их спины упирались оружейные дула. Но на их лицах совсем не читалось растерянности. Глаза — спокойные, как заброшенные болота в лесной глуши — вглядывались куда-то вдаль. Словно тая в себе мириады воспоминаний о том, что мы давно позабыли.

Сверкая значками на лацканах, полицейские деловито, без лишних движений продолжали операцию. Всех четверых задержанных провели прямо у меня перед носом. Чуть пахнуло спиртовым дезинфектором. Возможно, кто-то из них работал в стоматологии.

Одного за другим их загоняли в крытый брезентом кузов фургона. Не отводя от их спин пистолетные дула ни на секунду. Последней была девчонка. Сперва она бросила в кузов свой оранжевый рюкзачок с вышитым на нем медвежонком, потом попыталась забраться. Но единственная ступенька оказалась для нее слишком высокой, и бедняжка, сорвавшись, упала спиной на землю.

Невольно вскрикнув, я выронила пакет. Страницы рукописи разлетелись по асфальту. Все, кто был вокруг, в панике обернулись в мою сторону. «Какого черта дразнить полицию на ровном месте?!» — только что не кричали их взгляды.

Стоявший рядом паренек помог мне все подобрать. Пара страничек намокла в луже, еще несколько угодили под чьи-то подошвы, но в итоге несчастную рукопись мы собрали.

— Всё на месте? — шепотом спросил паренек. Я кивнула и взглядом поблагодарила его.

Слава богу, полиция на нашу возню внимания не обратила. Никто из них даже не обернулся.

Один из офицеров, подсадив девчонку, помог ей забраться в кузов. Ее острые коленки торчали из-под юбки совсем по-детски. Брезент задернули, мотор заревел.

Они исчезли, но время не сразу вернулось в обычное русло. Лишь когда рев моторов затих вдалеке, а трамваи тронулись с места, я смогла наконец убедить себя в том, что очередная зачистка завершена, а сама я по-прежнему цела и невредима. Прохожие вспомнили, куда шагали, и заспешили дальше своей дорогой. Помогавший мне паренек перешел через улицу.

Интересно, помнит ли девочка прикосновение лап того офицера, что ее подсаживал, вдруг подумала я.

* * *

— Когда шла сюда, увидела какой-то кошмар… — сообщила я своему редактору, господину R.

— Зачистку памяти? — догадался он и закурил сигарету.

— Ага. В последнее время они совсем озверели.

— М-да… Все это ужасно.

Он выпустил длинную струйку дыма.

— Но сегодня даже хуже обычного! — добавила я. — Они взяли сразу четверых, прямо в центре города, средь бела дня. Насколько я знаю, раньше забирали поздно вечером и только по одному из домов на окраинах…

— Видно, все четверо скрывались в убежище.

— В убежище? — повторила я и осеклась. Не стоит говорить вслух на такие темы. Где и когда тебя подслушает Тайная полиция в штатском, не знает никто. Только слухи о зачистках так и разлетаются по всему острову.

Вестибюль почти пустовал. Лишь за кадкой с фикусом трое мужчин в костюмах спорили о чем-то над толстыми пачками документов да девица на ресепшене зевала от скуки.

— Думаю, один из офисов здания они использовали как укрытие. Что им еще остается? Говорят, существует очень серьезная подпольная организация, которая помогает им выжить в бегах. Используя высокие связи, находит для них безопасное жилье, собирает деньги и все, что им может понадобиться. Но если эти убежища начала накрывать полиция, значит, больше им прятаться негде…

4
{"b":"795515","o":1}