– Попала?

– Да… – Спокойная улыбка скользнула по моим губам, немного грустная и почти даже «виноватая»; но и зато – искренняя и живая. – Я угодила точно «в цель» – прямо между его глаз! И он упал – замертво… на пол. А мама… Мама – осела рядом и, закашлявшись, попыталась выровнять дыхание! Ну а дальше… Хм!.. Дальше: всё – как в тумане! Я лишь помню, как… ко мне подошёл тот самый парень-полицейский… И я отдала ему – его телефон. И не «его» же уже – пистолет! И… Что – «странно»… Я не увидела в его серо-голубых глазах – осуждения. Или… «злости». Я увидела – похвалу и… «Гордость»! Он был… «горд» – за меня: ведь и сам бы выстрелил, как сказал потом, поскольку и успел, подоспел – и стоял же уже за моей спиной. Но и я же – стала первой и… Не промахнулась!.. Переместив же затем, вместе с бабушкой, и маму в зал – мы все вместе обнялись и… просто заплакали. Не нужно было – слов! Да и каких-то иных причин!.. Чтобы вцепиться друг в друга – так сильно, будто и боясь… Боясь, что если отпустим – потеряем друг друга… уже навсегда!.. Ну а после, более-менее уже и успокоившись, я рассказала им – всё! И как попала – в этот весь «водоворот». И как – спасла детей… Как стала – «мишенью»! И как после – познакомилась с полицейским!.. Рассказывать пришлось – долго… Но нам – и не мешали! Лишь после – всё же разняли: дабы увезти на скорой! Меня – чтобы зашить рану от пули. Маму – чтобы проверить её и всё-таки на наличие травм. А бабушку… Бабушку – чтобы проконтролировать её общее состояние! Да… И многих же наших и «не» соседей – увезли в тот день! Кого – просто и… как нас же всё. Кого и «не» – в… чёрных пакетах. И всё – на карете же скорой помощи!.. А в больничном крыле – я уже встретила тех детей… вместе с их родителями. Которые… Ха!.. Не переставали и… не «перестают» же и по сей день… благодарить меня!

– Ты заслужила – это… Ты – молодец, Оля!.. Ты – спасла детей и… взрослых. Людей! Родных и… близких! Своих и… других. Чужих!.. Ты – герой!

– Нет… – Покачала я головой; и закусила нижнюю губу – от досады. – Я – не «молодец»! Да и уж тем более – никакой не «герой»! Я… Я всё же – убила человека, который, возможно, был… хорошим и… таким же «сыном». Братом… «Семьянином»! Ему, может, просто… «промыли мозги»: как… во времена войн. Той же всё и… особо памятной… Второй мировой! Да и в случае же всё – с немцами. Фашистами… А я!..

– Что ж!.. Мы этого – уже не узнаем… – Поднял и тут же опустил громкость голоса он, повторив затем и мой же жест головой. – Но и знаешь что, ты убила его – не просто так: ты спасала – родного человека! И уже за это – заслуживаешь похвалы и награды!

– «Награду» – ещё надо реально заверить, если уж и не «заслужить». Как и… «похвалу»! А для меня – номер уже давно вышел и… «издан»: в публикациях и… «тиражах»! – Усмехнулась я и, оправив одежду, уже и встав даже на ноги, направилась к белой деревянной двери с золотой круглой ручкой. – Спасибо, что выслушали!..

– «Тебе» – спасибо!.. Если вдруг что-то случится, вдруг ты ещё что-то вспомнишь, или возникнут какие-то проблемы иного характера – свяжись со мной. Вот… Возьми, пожалуйста, мою визитку! – Нагнал всё же со спины меня врач и протянул небольшую белую карточку со своими данными. Переняв её, из рук в руки, я вновь надсадно улыбнулась, но и ответила же – перед тем, как и покинуть кабинет. – До встречи, доктор!

*

Остановив диктофон и стерев белым тканевым платком из левого же переднего кармана своего пиджака пот со лба, врач тяжело выдохнул, такого – ещё не было в его «врачебной практике», и, мельком осмотрев кабинет, кое-как приведя ещё параллельно и в покой своё же дыхание, попросил секретаря – узнать номер домашнего телефона этой самой пациентки! И, как только заветные шесть цифр были найдены, он, не теряя ни секунды, набрал их – на своём белом же стационарном телефоне, установленном на столе, с тонкими белыми проводами, ведущими в круглую прорезь его и к белой же пластиковой розетке на стене: желая лично поговорить и так же рассказать, как минимум и одной же, главной, из этих двух женщин, какая у неё – замечательная дочь!

Всего пара гудков, и вот, на другом конце провода – слышится приглушённый женский голос:

– Алло?

– Здравствуйте! Могу я поговорить с… Анной?

– Она – отошла… Могу я Вам – чем-то помочь? Или ей что-нибудь передать, чтобы, вернувшись, она перезвонила – сама и лично же Вам? – Недоверчиво проговорила женщина, еле заметно ещё и между – всхлипнув при этом.

– Извините!.. А с кем я – имею честь?..

– Ирина… Мама Анны и!..

– И бабушка – Оли. Верно? – Продолжил он за неё и одновременно «ней», но и всё-таки – с вопросом: не решившись пока «жечь» и сразу же всё – «с напалмом».

– Да… А откуда Вы?.. – И голос её резко поднялся с недоверчивого до злого. – Говорите, что передать Ане, и!..

– Видите ли… – покрутив правой рукой белый провод, мужчина начал не спеша накручивать его на свои пальцы, – …я уже давно занимаюсь той историей, связанной ещё и с вашей семьёй, и… хотел бы сказать, что у Вас – замечательная внучка! Очень храбрая и… Вам, определённо, повезло с ней! Спасибо… и Вам же… за неё! – Вот только и по ту сторону – уже никто не разделил этого его энтузиазма; разве что – молчанием. – Ирина?..

– Откуда Вы – всё же знаете её? – Прошептала женщина.

– Она заходила ко мне – и дала почти точную картину произошедшего!.. Извините! Мне очень жаль, что именно и Вам – пришлось всё это перенести и… пережить! – Снова – молчание: только и на этот раз – куда более напряжённо-тяжёлое. – Подождите… Как?..

– Что, как? – Недопонял он и нахмурился, переспросив.

– Как Вы – говорили с ней? – Теперь – она была напугана, но и старалась же ещё пока не показывать этого сполна: сначала – всё узнать, а уже после – реагировать.

– Она пришла ко мне – на сеанс!.. И мы… где-то с полчаса-час… проговорили о…

– Зачем Вы – так?! – Прокричала женщина, прервав его, и тут же заплакала. – Что я Вам такого сделала?! Что мы – Вам?.. Что Вам от меня и нас – нужно?!

– О чём Вы?..

– Зачем Вы издеваетесь – над нами?! Вам кажется это – смешным? Хватит! Это – не шутки, понимаете? С таким – не шутят! Хотите посмеяться?.. Так сходите – на какое шоу или… «комедию»! Зачем Вы рвёте нам – сердце?! Вы не могли – говорить с ней. Не могли! Хотя бы и потому, ч… П-потому, что… – Она даже начала – заикаться и почти задыхаться. – Потому, что – она умерла в тот день: в день – когда произошёл теракт!

– Как?.. – Выдохнул врач и, при своей и так бледности, побледнел – ещё больше.

– А то Вы не знали!.. Тоже мне… Хранитель! Психотерапевт… Тьфу! Она – спасла свою мать, выстрелив в террориста! Но… При падении… Он всё же успел – выстрелить в ответ и… Попал ей – прямо в сердце! Серебряной пулей! Вот так и закончился для нас – ваш нацистско-расистский теракт: демоны – против ангелов и людей. И кто ещё – кто! Она – умерла! Моей внучки – нет! Её «больше» – нет!.. Не звоните сюда! – И из трубки – начали доноситься губки. А врач – так и не убрал её от уха, смотря в одну точку – перед собой: то, что он был в шоке, ничего не сказать – он был в ступоре и просто не верил в и услышанному! Я же – разговаривал с ней и… Видел – её!

Затем, более-менее уже придя в себя и нажав на чёрную кнопку диктофона, воспроизводящую запись, он услышал – лишь одни свои вопросы. А вот ответы… Ответы – были будто за- и стёрты: вместо них же – был просто белый шум, с тихим стуком его карандаша и… хрипами его же дыхания! В голове же – не укладывается. Как?..

– Этого просто – не может… Не могло быть! Она же – была жива и… Была – здесь!

Начав уже даже и разговаривать с самим собой, мужчина подпрыгнул в кресле, и, практически же «пролетев» свой кабинет, выскочил в приёмную – к секретарю, девушке-ангелу, двадцати пяти лет, что и как раз же и сама собиралась к нему, и даже уже «шла», как и была почти сбита им же с ног, столкнувшись – нос к носу! Растрепав же при этом – свои белокурые кудри, чуть ниже лопаток; сведя в непонимании на узко-низком же и бледном своём лбу – узкие же и светлые брови; прищурив свои светло-серые глаза с чёрными длинными ресницами и втянув немного впалые же розовые щёки, образуя тем самым и небольшими же своими, но и пухлыми розовыми губами – букву «о», как и своим же ровным округлым подбородком, вздёрнутым вместе с острым, и пусть коротким, носом. Пока и её же белый костюм, из юбки до колена и пиджака поверх блузки «в тон», всё так же сидел – «по фигуре»; как и её же белые лодочки на тонкой и высокой шпильке – «по ноге». Ну а руки же, уже и в свою очередь, с белым коротким маникюром, всё ещё держали папки и прозрачные файлы с белыми листами: «пробитыми», как и его же ранее всё визитка, чёрным мелким шрифтом; и «заверенными» – размашистой синей подписью.