Он упивается ее сладкими стонами.
— Я знаю, что ты тоже это чувствуешь, — низким голосом хрипит Драко, целуя ее шею, посасывая тонкую кожу.
Он нежно касается заветного чувствительного бугорка, отчего она начинает задыхаться. Стонет громче и надрывнее.
— Не отталкивай меня только потому, что я тебе открылся, — его шелестящий шепот растворяется в ее рваных всхлипах.
Рука собственника сжимается на ее груди сильнее, задрав мантию, умело ласкает и массирует. Его губы обхватывают сосок, втягивают и смакуют вкус.
Гермиона извивается в плену его рук, доходя до изнеможения. Захлебывается собственными стонами.
— Скажи мне правду, Грейнджер, — требует он, пытая ее клитор беспощадной лаской.
— Что?
— Признайся мне, — кусая, оттягивает острый сосок и зализывает сладкую боль. — Ну же…
Гермиона скулит, когда его пальцы проникают в нее, совершая бешеные фрикции. Она мелко дрожит и хватается за него, как утопающая, чтобы не упасть на трясущихся ногах.
— Ты любишь меня? — он закидывает ее бедра себе на талию, обхватив руками упругие ягодицы.
— Я…. — вскрикивает она, ощущая, как его член скользит внутрь, — не могу…
— Какая же ты лицемерка, — рычит Драко, активно двигая бедрами, вбиваясь в нее с сочным хлюпающим звуком. Растягивая узкое горячее лоно.
Она принимает его и отдается всем телом и душой. Не в силах противостоять искушению.
— Ты же этого от меня хочешь, да? — он резко толкается в ней, впечатывая ее в ствол гигантского дерева.
— Да!
Толчок. Сильнее.
— Этого?
Толчок. Глубже. До самого дна.
— Да!
Дикий нечеловеческий вой рвется из нее, оглушая его, и все вокруг расплывается из-за пьянящего цветочного аромата. Драко сжимает зубы от напряжения, сдерживая себя, чтобы не кончить.
— Я готов давать тебе это. Сколько хочешь, — он останавливается, заставив ее замычать от нетерпения и открыть глаза, — но ты должна признаться.
— Какого хрена ты меня шантажируешь? — Гермиона еле складывает слова в предложения.
Она слабо дергает его за волосы, принуждая продолжать. Но он твердо стоит на своем и ждет.
— Ты прав, доволен? — выпаливает запыхавшимся голосом.
— Нет, блять. Так легко ты не отмажешься, — Драко впивается в ее открытый рот долгим мучительным поцелуем. Высасывая из нее все соки. Резко отрывается, властно глядя в глаза. — Скажи мне правду, Грейнджер.
— О, Мерлин! — выдыхает она, и по ее лицу проходит легкая судорога. — Ты нужен мне…
— Я люблю тебя, — шипит он сквозь зубы. — Люблю, понимаешь? Охуеть, какая разница! — его глаза пылают гневом. — Или ты скажешь правду, или я сейчас же уйду. Навсегда.
Драко выходит из нее, отшатываясь, как от чумы, отчего она сползает вниз по древесной коре, еле успевая упереться ногами в землю перед падением.
Он уходит, действительно уходит. На ходу застегивая ширинку и разочарованно цокая. Внутри крошится стержень. Его шаткий неокрепший стержень, который вот-вот рассыплется в прах.
— Стой!
Отчаянный крик вынуждает его замереть. Он боится повернуться. Поверить.
Невыносимо больно. Томительное ожидание в течение долгих месяцев вымотало его. Окончательно.
— Я признаюсь, — говорит она надтреснутым голосом и замолкает. За его спиной.
Ну же, смелее, хваленая гриффиндорская львица.
Драко не дышит.
Гермиона обвивает его руками, повисая на шее, кладя голову на плечо. Прижимаясь к нему обнаженным телом. Ее бьет крупная дрожь. Он чувствует тонкие вибрации.
— Пожалуйста, — кажется, она плачет, и слезы мольбы звенят в ее приглушенном всхлипе.
Его руки инстинктивно притягивают ее ближе, обнимая и успокаивая.
— Я люблю… тебя, — шепчет жалобно, комкая пальцами плотную ткань его формы. — Драко, не уходи.
— Я бы и не смог, — улыбается он.
Но игра стоила свеч.