– Предприятие «Легкий момент» беспокоит. Хочу напомнить о доставке.
Настя покосилась на открытый ежедневник. Восклицательных знаков, символизирующих срочное и важное, нигде не стояло. Значит, она ничего не забыла.
– Это ошибка. Я ничего не заказывала.
– Озерная, семь, квартира сто тридцать шесть? – не теряя жизнерадостности, поинтересовался незнакомец.
– Верно.
– Вот видите. Значит, все правильно. Итак, пройдемся по списку, – бархат в голосе усилился и ей показалось, что еще чуть-чуть – и незнакомый собеседник замурлыкает. – Жираф по кличке Ульрих, самец, рост пять метров пятьдесят семь сантиметров, вес девятьсот восемьдесят три килограмма. Здоров, все необходимые справки в наличии. Доставка оплачена, от вас никаких документов не требуется. Прибытие к вашему дому планируем через три часа.
– Ульрих? – переспросила Настя, опять срываясь на детский голосок.
– Совершенно верно, – нежно проворковал незнакомец.
С ветки на елке отцепился завиток мишуры и свесился до пола, покачиваясь мохнатой качелью. Настя озадаченно следила за ней, а в голове крутилось загадочное: «жираф Ульрих». Живой жираф. Ей привезут. Сюда. В двушку. На седьмой этаж. Она тряхнула головой. Нет, кто-то явно пытается ее разыграть. Ворваться вот так к спящему человеку, огорошить подарком и сгинуть в ночи. А ей потом медленно приходить в себя, пытаясь отделить сон от реальности.
Это хорошо еще, что она не спала и может вполне здравомысляще просчитать шутку. И даже вычислить ее создателя. Хотя кандидатура известного на весь офис шутника и так вспоминалась на раз. Арефьев всех уже достал со своими дурацкими розыгрышами, наивно предполагая, что они только сплачивают коллектив. Да, это сплачивало, но против самого Арефьева, только он об этом предпочитал не догадываться. Что ж, посмотрим, кто кого.
– Рост пять метров, говорите? – уточнила она, прикидывая как бы смотрелся жираф в ее скромной гостиной с обычными потолками в два с половиной метра. Выходило не очень гуманно.
– Точнее, пять пятьдесят семь, – слегка запнувшись, поправил голос. Видимо, собеседник ожидал совершенно иной реакции.
А вот не дождетесь! Она даже язык ему показала, очень довольная собой.
– Замечательно. Доставляйте.
– А вы… – начал было голос и умолк.
Настя усмехнулась. Наверно, Арефьев сейчас бьется головой о стену от горя, что шутка не удалась. Ничего, ему полезно. Она вдруг зевнула и поняла, что стремительно, без всяких предварительных оповещений, засыпает. Мозг, словно по щелчку, отключившись, с таким же энтузиазмом, как и бодрствовал, перешел в режим сна.
– Всего хорошего, – сказала она, постаравшись скопировать приятную бархатинку в голосе. Получилось так убого, что она тут же дала себе слово больше не пытаться приукрашивать свою тональность. – Рада была услышать эту чудесную новость.
– До свидания, Анастасия Сергеевна, – скорбно сказал голос и растворился в шуршании на линии.
Нащупав слабеющей от сна рукой рычажок телефона, она положила трубку. И только мироздание убаюкало ее на своих ладонях, как телефон зазвонил снова.
– Нееет! – простонала она, с надеждой всматриваясь в будильник, но вместо ожидаемого оптимистичного полдня на циферблате, как приговор, отчетливо сияло: семь двенадцать утра. – Кто?
– Анастасия Сергеевна, – знакомый бархат плескался в трубке. – Ульрих прибыл. Встречайте.
– Ага, – согласилась она и бросила на рычаг трубку. – Бегу, роняя тапки. Ну, Арефьев, если это ты, последние патлы повыдергиваю. Урод кудрявый.
Она попыталась вернуться в приятную уютность сна, но тщетно – непотопляемым надувным матрасом ее выталкивало вон.
Телефон зажурчал снова.
– Да! – рявкнула она в трубку.
– Анастасия Сергеевна…
– Уже двадцать пять лет Анастасия Сергеевна! И что с того?!
– Мы ждем вас внизу, – вздохнул бархатный голос и деликатно отключился.
– Ну, Арефьев, ну, погоди! – Настя вскочила и принялась одеваться. – Я тебе устрою праздник распрямления волос!
Гнев рвался наружу, грозя испепелить все, что окажется в зоне поражения. Одежда почти не пострадала, если не считать пары вырванных с корнем пуговиц. Мебель стойко выдержала натиск, попискивая выдвижными полками и всхлипывая створками. И только елка, вздрагивая серебряным дождем от стремительных передвижений Насти по комнате, назойливо тянула к ней украшенные ветви, c немым укором в каждом шарике отражая скачущую полуодетую фигуру.
Она выскочила из квартиры нечесаная, без макияжа. Тратить время на красоту означало растерять боевой пыл, который намеревалась обрушить на компанию шутников. Несла в себе это клокочущее, жаркое, чтобы выплеснуть все, без остатка, освобождаясь от злости на бессонницу, от наглого выдергивания из сна и на этот идиотский полуночный розыгрыш.
Во дворе, подсвеченный фарами с двух сторон, стоял огромный, ей даже показалось метров под десять высотой, темно-синий прицеп. Колеса у него были небольшие и парные, по четыре с каждой стороны. В рифленой стене, под самой крышей, виднелось небольшое узкое окошко.
– Анастасия Сергеевна, здравствуйте, – бросился ей навстречу проворный низенький мужчина в безукоризненно отглаженном костюме.
Она, почему-то надеясь увидеть обладателя бархатного голоса, страшно разочаровалась. Незнакомец ей сразу не понравился. Было в нем что-то неприятное: то ли кривящийся в улыбке тонкогубый рот, то ли вся эта подчеркнутая безукоризненность. И голос у него был дребезжащий, с шепелявинкой.
Он сунул ей в руки толстенькую папочку с документами, сверху которой лежал плотный лист бумаги, украшенный затейливыми вензелями.
– Распишитесь вот тут, – он ткнул в строчку кончиком ручки.
– Арефьев здесь? – спросила она, раздражаясь от бессмысленной вычурности завитков, заполнявших полстраницы, и черкнула в указанном месте.
– А кто это? Не знаю такого. Все документы на Ульриха в папке. – Он ловко вытянул из ее пальцев ручку и забрал подписанный лист, взамен протянув большой ключ и визитку: – Это от прицепа. А это мои контакты, если понадобятся услуги по перевозке.
– Не понадобятся, – отмахнулась она, пряча ключ с визиткой в карман пуховика и тщательно рассматривая двор. Скорее всего, шутники прячутся где-нибудь, хихикая над ней. Ничего, расправа будет короткой, но справедливой.
– Сено лежит за фургоном, – сказал человек в костюме, благожелательно глядя на нее маленькими подвижными черными глазками. – Немного, но на первое время хватит, пока не обустроитесь.
– Сено? Какое еще сено?
– Для Ульриха, – пояснил он.
И бочком, в едва заметном полупоклоне, ловко скользнул в черную иномарку, начищенную так, словно она была покрыта жиром. Фары погасли, и в скудном свете уличных фонарей темной громадой айсберга ясно обрисовался высокий прямоугольник фургона. Иномарка выехала первой, за ней уехал грузовик. Стало тихо.
Вопреки ожиданиям, шутники не выскочили с серпантином и хлопушками, не заорали что-нибудь дурацкое, как полагалось в таких случаях. Ничего. Тишина неприятно сгустилась со всех сторон.
И тут ее осенило. Ну конечно же, они прячутся в фургоне. Вот же креативщики хреновы. Настя на цыпочках подкралась к нему, прислушалась. Арефьев имел обыкновение мерзко хихикать, пока застигнутая врасплох жертва его шутки металась в панике. Но там тоже было тихо. Тогда она обошла фургон, чутко вслушиваясь и делая очень незаинтересованное лицо, чтобы со стороны это выглядело прогулкой, а не подготовкой к возмездию. Свернув за угол, чуть не споткнулась о горку прессованного в небольшие прямоугольники сена.
– Ну ты посмотри, – удивленно прошептала она. – Даже реквизит подготовили. Арефьев, ты превзошел самого себя.
Ключ, вопреки ожиданиям, подошел к замку на дверях прицепа. И даже легко, без шума провернулся. Настя потянула за дверцу. В лицо пахнуло запахом навоза, горячим телом животного и еще чем-то специфически пахучим. Россыпь светодиодов струилась по потолку, сбегая ровными строчками по углам вниз, до самого пола.