Несколько минут наблюдаю, как зомби самоубиваются, сражаясь с клинком… Во все стороны летят ошметки любителей остренького.

Присвистываю:

– Ребятки, что ж вы себя так не бережете-то…

Через десяток секунд зомби резко замирают, скрежеща конечностями, встают и разбредаются во все стороны.

Та-а-а-ак. Только что я увидел что-то интересное и странное одновременно. Зомбяки реагируют на кровь – это понятно. Вот только неподалеку валяется еще свеженький Стилет. Его еще рвать и рвать. Но при этом они отстали от его тела, но сагрились на измазанное в крови оружие. И только в момент, когда я убил одного.

Что за хрень с этими зомбями? Они реагируют на смерть сородичей. На кровь тоже, но намного агрессивнее, если эта «кровь» на них нападет. У меня такое ощущение, что зомбяки больше защищаются, чем нападают. Они как дикие звери со стадным инстинктом. Если молодняк не обидишь и близко не подойдешь – не тронут.

Замечаю какое-то шевеление. Торн стоит в отдалении, машет рукой. Похоже, он спешил на помощь, но произошло что-то мутное и он решил просто посмотреть, чем всё закончится на безопасном расстоянии.

Показываю ему знак немного подождать. Нахожу нож в груде тел, вырываю из тухлой башки. Иду в противоположную от Торна сторону. Нужно отогнать отсюда зомби – а то подираются к нему все ближе и ближе. Того и гляди мне придется смотреть бой с ними уже с мастером четвертой ступени. И есть у меня уверенность, что мой гвардеец победителем не выйдет.

Неспешно отхожу метров на двести. Посматриваю на то, что осталось от лагеря. Мешанина из бревен, зомби и всякого хлама. Беспощадное болото скоро все тут поглотит. Лезть туда в поисках добра – чистое безумие. Будем надеяться, что Стилет утащил с собой все ценное. Эх…

Мимо ковыляет зомби. Ставлю ему подножку, и он падает.

Да уж… а я ведь знал, что в кино что-то недоговаривают. Зомби хотят тихой и спокойной смерти. Нет же, надо придумать парочку оправдывающих их убиение факторов: тупые и любят мозги. Как можно убивать таких милых созданий? Не понимаю…

Всаживаю следующему зомби в висок кинжал. Он последний раз щелкает челюстью.

Очередной вой и ближайшие тухлые родственники собираются в одном месте, я же возвращаюсь к Торну.

– Хм…

Как эмоционально он выражает эмоции. Ну, ладно.

Вздыхаю, развожу руками:

– Даже не спрашивай, хорошо? Я без понятия, почему они меня не трогают.

– Из-за черного эфира?

– Я тоже так подумал. Ты о таком слышал? Ну, чтобы утропии на кого-то не нападали.

Отрицательно качает головой:

– Нет. Не думал, что такое бывает. Даже некроманты не умеют контролировать естественных утропиев.

– Естественных?

Кивок:

– Кто умер или кого убили, а не создали.

Смотрю за спину Торну, не вижу одну очень важную тушу:

– С геомантом не получилось?

– Получилось. Оставил его позади и поспешил к вам.

Внимательнее осматриваю Торна. Он немного потрепан, а латный наплечник погнут:

– Это он тебя так?

– Да.

– Ты же четвертой ступени, а он второй.

– Верно. Но я с разряженными артефактами.

– Неужели они так влияют?

– Для мастеров воинских искусств – да. Ступени магов можно сравнивать со ступенями воинов, только если они в полной экипировке. С геомантом третьей ступени я мог бы уже не справиться.

От светских бесед посреди трупов нас прерывает очередной вой. Забираю мешок с добром и меч. Торн молча кивает, разворачивается. Следую за ним, но не догоняю. Жадность больше не может терпеть, ничто ей не помешает проверить добро: ни зомби, ни мировой потоп, ни моросящий дождь, ни бульканье под ногами.

– Та-а-а-ак… о! 0! О! Торн, ты погляди!

Торн озирается по сторонам, убеждается в относительной безопасности, сравнивается со мной.

– Награбленное золото?

– Не только! Ты глянь-ка… он взял все самое ценное!

– Само собой.

На дне мешка монеты разной потертости. В основном золото и немного серебра. На первый взгляд тут где-то триста-пятьсот золотых монет и пятьдесят-сто серебряных. Десятка два камней, явно не первозданных, но эти я тоже не узнаю.

– Хм… Накопители. Очень дорогие, не удивлен, что он их с собой взял.

– Тебе подойдут?

– Вполне.

– Отлично.

Так, что еще. Гребень для волос такой работы, что любой ювелир от зависти сдохнет. Достаю, рассматриваю со всех сторон. Камушки-брюлики, металлический. Блин, что за фигня?

Торн будто мысли мои читает:

– Мифрил. Из него делаются легендарное артефактное оружие. Кто додумался сделать из мифрила расческу?

– Да уж. А мне очень интересно посмотреть на шевелюру этого человека. Сколько такой стоит?

– Не знаю. Дорого.

– Примерно?

– Никогда не интересовался.

Видимо Торн замечает мой осуждающий взгляд любителя всего «примерного».

– Тысячу золотых.

Довольно посвистываю.

– Или триста.

Перестаю свистеть:

– Триста и тысяча – это разные вещи.

– Ну вы же хотели примерно, Римус.

– Ты что там, улыбаешься?

– Нет, что вы.

– Ты от меня за шлемом не спрячешься, друг.

Торн издает глухой смешок, не отвечает.

Мифрил. Тут грамм сто, не больше. Двуручный меч весом шесть кило выйдет на шестьдесят тысяч золотых.

Хм…

Мозг в считанные секунды начинает конвертировать валюту этого мира в рубли. Ничего не могу поделать с этой привычкой. Я прожил в Нью-Йорке пять лет, но всегда высчитывал сколько чашка кофе стоит в рублях, а не в долларах.

Итак, местная валюта. Я давно забил на вес монет, стоимость и чистоту металла, из которых они вылиты. Хрен так быстро разберешься во всем. Понятно, что тут драгметалл не соответствует стоимости в моем средневековье. Об этом говорит и огромное количество всяких шахт.

Берем все цены, что я видел в лавке и Стреломете.

Получаем очень грубо, приблизительно и со средневековыми поправками, но… золотая монета – это 10 000 рублей. Серебряная – 1 000. Медная – 100. Иногда медь пилят на четвертинки равные 25-ти рублям.

Итого получаем:

Десяток гнилой картошки – 100 рублей или 1 медяк.

Десяток хорошей картошки – 200 рублей или 2 медяка.

Считать деньги Клоуша за еду и номер я не буду. Очевидно, что он брал намного меньше, чем надо, поэтому это только собьёт меня с мыслей.

Одна нарисованная фурия – 3 000 рублей или 3 серебряка.

Серебряное кольцо по весу серебра – тоже 3 000 рублей. Сколько весило кольцо я не помню, но оно было крупнее и толще привычных мне. Ладно, пофиг.

Браслет физзащиты от медведя – 47000 рублей. На что Гримз вообще рассчитывал? Что его нищебродные крестьяне купят?

Фиал Дождя – 300 000 рублей или 30 золотых. Теперь понятно почему целая деревня на него жабилась. Ну сколько там работоспособного населения, половина которых денег вообще не видела и занимается бартером с соседями, а другая половина прислуживает в замке за копейки? Человек пятьдесят-сто? Каждому нужно скинуть по 3000–6000 рублей. Считай месячный заработок деревенщины. А ведь еще каждый день на что-то бухнуть надо.

Кстати, рядовые воины получают жалование в 3 золотых или 30 000 рублей. Торн получает 150 000 рублей или 15 золотых. Интересно… Расходы на его содержание – это еще чуть больше трех миллионов рублей. Ну чем не наш офицер в танке? Купи танк, обслужи, соляры жрет немерено. Вроде все логично.

О, кстати! Если двадцать золотых это три четвертых месячной прибыли Стреломета, которую у них отжимал Стилет, то всего Клоуш с Лией делают в месяц 25–30 золотых монет. К слову, это 250 000–300 000 рублей чистой прибыли на сотню пьянчуг в Гнезде. Каждая пропитая морда пробухивает тысячи три рублей в месяц. Норма-а-а-ально…

А теперь самое интересное. Мифрил. Если по весу стограммовый гребень из этого металла стоит тысячу золотых, то двуручный меч весом в шесть кило выйдет в шестьсот миллионов рублей. Тупо по весу материала. А ведь еще стоимость работы мегакрутого кузнеца и артефактора, которому нужно несколько лет непрерывно его запитывать, как ту Булаву Верности, о которой я читал в книге Абы. Охренеть…