Лишь временами будто слышала шаги босых ног по паркету и нотки запаха. Его запаха. Владельца. Их не спутать. Они есть везде, где обживается человек. Они дремлют в самых потаенных местах, сбиваются в стайки, сворачиваются в комочки и в катушки. Особенно там, где в архивах покоится прошлое. Особенно то, что без будущего. Эти места были и здесь.

Большая их часть была собрана в зоне питания. Хорошая плита, большой холодильник, все кухонные удобства. Плюсуй сюда ещё хорошее чувство юмора и… перед тобой идеальный мужчина. Идеальный извращенец. Двести процентов.

Я усмехнулась, изучая набор посуды из темного стекла, разложенного в сушилке по возрастанию диаметра тарелок. Ради любопытства выдвинула ящик стола под навесной сушилкой, уже предполагая, что увижу. Приборы разложены так же по возрастанию слева направо и строго по ячейкам. Толчком бедра вернула ящик в исходное место. Вынула из холодильника початую бутылку вина и, не утруждаясь бокалом, залезла пятой точкой на кухонный стол.

Кто он ? Владелец этого пространства?

Какое пространство для домыслов, – любимое женское средство от скуки. И источник всех сложностей. Ее личных и тех, кто в них замешан, даже без своего ведома. Что ж… какой прекрасный случай оторваться с размахом. Я улыбнулась и отхлебнула из горла. Горизонт пронизанный бетоном расстилался пурпурной полоской.

Сколь много мы додумываем – сколь малым искренне интересуемся.

***

Я смотрела из окна вниз на окутанный в темноту город. Городскую темноту. Жидкую и безвкусную. С огнями и подсветками. Мелкой россыпью за небесной дымкой проглядывались тусклые звёзды, внизу шныряли машины, шумела шайка подростков в соседнем дворе. Город он и есть город. Любой город живет на основе принципа подчинения, пунктуальности и внимания к мелочам.

Чуть больше, чуть меньше – суть одна. Что мегаполис, что посёлок городского типа – разница лишь в глубине контрастов и значимости, а точнее стоимости всех этих мелочей. И система «естественного приспособления» совсем не гарантирует здесь успешной адаптации.

Статус города Подольск получил в 1781 году. В 2004 году наделён статусом городского округа. Помимо бессистемно натыканных бетонных пирамид и освоенных бюджетов на деле, наверное, мало, что изменилось. Индекс стоимости жизни, как и уровень дохода горожан, смею предположить, остался прежним с того самого 2004. Отметить можно разве что жалкие потуги транспортной логистики. Как стратегия запечатать тех, кто здесь был, жил и оставался, вместе с теми, кто имел неосторожность освоить «сладкие» предложения рынка недвижимости на здешних землях. По проекту расширения столичных территорий, разумеется. Наверно поэтому сюда гораздо проще добраться, чем наоборот. Вне зависимости от часов пик, сезона и погодных условий. А также условностей. В которых наивысшим и единственно верным проявлением разума остается существование в предложенных условиях без разрушения. Не разрушая их.

Я стояла у окна и смотрела на полуразрушенный облупленный фасад деревянного строения в конце улицы. Потерянным бродягой он торчал среди мутантов бетонного леса с выбитыми стёклами, поехавшей крышей и ухмылкой перекошенных ставен. Знакомьтесь, историческая ценность и элемент архитектуры. Дом – музей. Какой-то там…

Сверху особо не разобрать. Да, и снизу, собственно, тоже. Была бы необходимость, – разобрали бы уже под корень. И воздвигли памятник времён нерукотворный: очередной ТЦ, БЦ или ЖК. Но пока – не до него. Руки не дошли, видимо, или возможности иссякли. Оттого и стоит заброшенный. Без шанса на реконструкцию.

Задворки так и остаются задворками, как ни подкрашивай фасад.

Его фасад был весьма неплох, надо отметить. Крепкий. Фактурный. Успешный. Дерзкий. Возможно, потому что в нем таилось уникальное сочетание способностей и знаний, а возможно, потому он – просто красивый мужчина с выразительными глазами и крепким задом, перед которым все дороги раскрываются сами собой.

Сложно сказать, я ведь его не знала совсем. Даже не видела прежде. А здесь – такой субъект для домыслов. Непаханое поле…

Я сидела нога на ногу и неспешно вращала трубочку в коктейле, демонстративно помешивая ею свою скуку. Я знала, что он смотрит. Такие знают на что смотреть.

Интересно было взглянуть на него поближе. Я бросила одобряющий взгляд из-под опущенных ресниц.

Он не заставил себя долго ждать.

В свете ресторанного зала он выглядел лощеным недотрогой. Жеманные манеры, нотки пафоса в парфюме. На расстоянии они все смотрятся хоть куда, но подойди поближе… неотесанный зануда. С манией величия и накаченной задницей. По большей части примитивный примат, хотя время от времени в нем проскальзывало что-то такое… умное что ли. Он что-то неуклюже тараторил. Старательно приподнялись себя как главного… специалиста или эксперта. Здесь область не важна. Ключевое понятие – главного! Как антураж собственной значимости. И это умиляло сверх меры. До улыбки, застывшей в оскомине.

Я нацепила маску безразличия с легким макияжем невинности и непонимания. Натурэль и классический нюд не выходит из тренда.

Он испытующе прищурил глаза.

Я не ответила. Лишь выдохнула протяжно, вздымая чуть выше дозволенного томящуюся в узком вырезе грудь, и побрела взглядом по ту сторону окна.

Не дождавшись, он снова продолжил. Вызов сменялся высокомерным тоном, затем снова вызовом. Мысли бешено вращались в его голове, – я почти физически ощущала это вращение. С нарастающей скоростью. И втягивающим эффектом.

«Вот, интересно: а сколь долго человеческий мозг может существовать в спокойствии?» – думала я, блуждая глазами по улицам и тротуарам. «Не домысливать, не прогнозировать, не строит планы… Нет, я не про состояние сна сейчас. Хотя и во сне мыслительный процесс не останавливается. Мозг продолжает перерабатывать полученную за день информацию и выпускает на внутренний экран незамысловатые картинки. Я про другое. Некую нейтраль, в которой есть только наблюдение. Только восприятие. Без оценок и разглагольствований. Где вещи вокруг значат именно то, что значат, а не то, что мы о них думаем…»

В раздумьях я не сразу заметила, что собеседник замолчал и откинулся на спинку стула. Выглядел он весьма самодовольно. Отлично. Наконец, он высказал все, что хотел. И его никто не останавливал в потоке многозначительной речи. Мужчинам это всегда нравится. Даже, если им за это не платят. Даже, если этим искусством они владеют почти совершенно.

Попробуй, вставь такому в речь финальное решающее слово. Или того похуже – аргумент не в пользу его компетентности. И все. Перед тобой бесконтрольное разъяренное чудовище с глубоко ущемленным достоинством. И рваною раной в груди.

Восстанавливай потом. Успокаивай.

Оно тебе надо? Не проще ли просто промолчать в момент его моральной трагедии. Помурлыкать про себя мелодию, отрывком заевшую в голове с самого утра. Или вспомнить цитату из книги. Так, глядишь, и библиотека своя появится. Для этого даже красавицей не обязательно быть.

Я посмотрела ему в глаза. Они были чуть на выкате, как безумные с едва уловимой точкой зрачка посередине. «Нервничает», – улыбнулась я мысленно и небрежно поправила волосы.

Беспокойство – нутро человека. В особенности женского.

От сломанного ногтя до истребления бездомных животных. Уровень и масштаб – в степени собственной ненужности и незащищенности. Чем больше беспокойства – тем сильнее мы нуждаемся в любви. Тем сильнее мы нуждаемся в защите. В надежности, чувстве безопасности и заботе. Но все чаще выбираем трах. Отчего-то…

Природа у нас такая, что поделать… – домыслить, спрогнозировать, построить планы.

Завидела упругие ягодицы, – и вот, он! Мой герой! А подмигнул и улыбнулся, повернувшись передом – так и вовсе свадьбу сыграла. Мысленно.

Подобрала фату оттенка неба в день знакомства, высоту каблука – под его рост, текстуру ткани – в рельеф мускулатуры. А ему – галстук в цвет своего семейного счастья. Ведь счастье теперь непременно будет. И непременно семейное. Ведь – это он! Точно он! Ведь если мускулистый, значит сильный, а если сильный значит ответственный, а ответственный значит семейный… определенно.